Возьми меня с собой

Лера молчала. Что она могла сказать этому нахальному, дотошному мальчишке, думающему, что вся работа врача заключается в штудировании наизусть глав из учебника по терапии? Объяснить ему, что он горько ошибается, что когда он перестанет быть студентом, получит диплом и придет в отделение, то поймет, что одних теоретических знаний слишком мало. Что бывают разные обстоятельства, которые делают врачей беспомощными, как и любых людей, что мало просто любить и выполнять свою работу, а иногда приходится еще и врать, выворачиваться, выкручиваться, принимать на свои плечи чужую вину.

Как она могла сказать все это здесь, сейчас, за несколько минут? Да он бы и не поверил ей, как когда-то она сама не поверила бы таким словам.

Знайка истолковал ее молчание как подтверждение собственной вины.

— Но ведь это вопиющая ошибка, — возмутился он. — Любой терапевт должен знать, что астматикам обзидан запрещен. А еще учите нас, как себя вести!

Лере показалось, что ей дали пощечину. Большего унижения она представить не могла. Что бы она сейчас ни предприняла, начала бы оправдываться или резко отбрила студента — все выглядело бы одинаково жалко и недостойно. Она продолжала молчать, чувствуя, как жар заливает лоб и щеки.

— Володя! — шепотом произнесла девушка за ее спиной. — Это хамство с твоей стороны!

— Брось, Лина, — громко возразил парень. — Она нам читает нотации, строит из себя профессора, а сама творит бог знает что. Ошибка-то азбучная.

— А ты, парень, часом, не пророк ли Магомет будешь? Лера вздрогнула и обернулась. Андрей сидел на кровати в своей излюбленной позе, скрестив руки на груди, и пристально, спокойно разглядывал Знайку.

— При чем здесь Магомет? — удивился парень.

— Да при том, — медленно, с расстановкой произнес Андрей, — что только пророки никогда не ошибаются и имеют право судить обо всем с такой непоколебимостью, как это делаешь ты. Вот я и решил, может, ты — это Магомет, явивший нам свою мудрость?

Лера не узнавала его. Никогда раньше не видела она у Андрея такого лица, даже когда приходила к нему в реанимацию. Тогда оно было замкнутым, отчужденным, но все-таки привычным и родным. Сейчас перед ней сидел просто другой человек. Его глаза утратили теплоту и стали ледяными. От него явственно исходила угроза — Лера могла поклясться, что ощущала ее почти физически. Видимо, и Знайка почувствовал что-то, сразу притих, плечи его слегка ссутулились.

— Чего молчишь? — холодно усмехнулся Андрей, продолжая гипнотизировать парня взглядом. — Нечего сказать?

— Да чего вы? — неуверенно промямлил тот совершенно иным тоном, чем был у него пять минут назад. — Я ж ничего… Только спросил.

— Ну теперь извинись за свои дурацкие вопросы. Давай шевелись, мы все с нетерпением ждем. — Андрей, казалось, не двигался и не менял положения тела, будто окаменел в одной позе.

— Еще чего! — воспротивился Знайка. — Нашел дурака! Сам извиняйся, если тебе так хочется… — Он хотел что-то еще прибавить, но стих, опасливо поглядывая на Андрея.

Тот медленно расцепил руки, оперся ими о кровать и повторил, не повышая голоса:

— Мы ждем.

— Виноват, — пробормотал парень, совсем стушевавшись. — Извините.

— Валерия Павловна, — подсказал Андрей.

— Извините, Валерия Павловна, — точно школьник, послушно повторил Знайка и опустил глаза.

— Свободен. — Андрей удовлетворенно кивнул и вернул руки в прежнюю позицию.

Студент, ни слова не говоря, развернулся и вышел. Секунду все молчали. Затем девушка робко произнесла:

— Он всегда такой. Невыносимый. Сам страдает из-за этого и продолжает лезть на рожон.

— Больше не полезет, — усмехнулся Андрей.

С лица его почти сошла чужая, холодная маска, и глаза весело смотрели на молоденькую студентку.

— Правильно, — она кивнула, — с ним так и надо. Все преподаватели стонут. И ведь он же не злой вовсе. — Она беспомощно развела руками, точно призывая всех, находящихся в палате, поверить, что ее приятель на самом деле хороший парень, просто малость с тараканами в голове. — Можно я пойду за ним? — нерешительно попросила она Леру. — А то он наверняка в трансе. Гордый.

— Придурок он, твой Вовик, а не гордый, — неожиданно встрял молчавший все это время здоровяк. — Дать ему по шее пару раз, чтобы людей не доставал. Гордый! — Он с досадой махнул рукой и, не глядя больше на девушку, покинул палату. Та виновато обернулась на Леру и последовала за ним.

Воцарилось неловкое молчание.

Наконец Лера заставила себя улыбнуться.

— Он так испугался… — Она подошла ближе к кровати, на которой сидел Андрей. — Странно.

— Ничего странного. — спокойно возразил он. — Просто почувствовал, что на его наглость есть сила.

Лера смотрела на него, не скрывая восхищения. Ей не верилось, что этот человек совсем недавно был в реанимации, что его жизнь висела на волоске, что и по сей день он держится лишь благодаря многочисленным таблеткам, уколам и ингаляторам. Сейчас, рядом с ним, она ощущала себя совсем слабой и беспомощной.

— Поживешь в интернате, не такому научишься. — Он снова усмехнулся, поймав Лерин взгляд.

На мгновение ей показалось, что все вернулось. Они одни в палате, разговаривают, улыбаются, смотрят в глаза друг другу. Что, если сказать ему, что она не виновата? Он должен поверить ей!

Если бы только Андрей сделал навстречу ей хотя бы четверть шага, назвал по имени, взял бы за руку, спросил, что с ней происходит, как тогда, во время ее дежурства, поздно вечером! Тогда бы она точно решилась и рассказала ему все. Всего четверть шага!

«Пожалуйста! — мысленно попросила она его. — Сделай это? Помоги мне!»

Он преувеличенно внимательно посмотрел на часы:

— Куда это дед пропал? Провалился, что ли? Пойду гляну, что с ним.

Лера молча смотрела, как Андрей выходит из палаты. Неужели он ничего не понял? Или понял, но не захотел этого разговора? Счел своим долгом заступиться за нее перед хамом, но вовсе не собирался возобновлять отношения?

Она не стала дожидаться, пока Андрей и Скворцов вернутся, она просто не могла большие находиться здесь, в этой палате.

В коридоре худенькая девушка вполголоса утешала Знайку, лицо того было покрыто красными пятнами. Он что-то тихо и яростно доказывал ей, оживленно жестикулируя.

Лера прошла мимо них в ординаторскую. Там на диванчике, откинувшись на спинку, сидела Полина Михайловна. Перед ней на тумбочке стоял стакан с водой и пузырек валокордина. Рядом сидела озабоченная Наталья. Анна на столе у окна заваривала чай.