«Возможна ли женщине мертвой хвала?..»: Воспоминания и стихи

У тети Пати я могла трогать и делать все, что хотела: я заказывала для себя обед, писала на машинке, колотила по роялю, рвала комнатные цветы и таскала за хвосты сибирских красавцев, нещадно оравших, но кротких.

Мой обед в теткином доме, превратился, наконец, в стандарт: суп с «бумбуличками» (вермишель), макаронами с сыром и куриные котлеты. На сладкое клюквенный кисель с сахарной пудрой. С собой мне давали лепешки крем-брюле и шоколад «Гала-Петер».

В теткиной спальне, также доступной для меня, были забавные вещи, система зеркал для прически, паровая ванна для лица, шифоньерка, полная кружевного белья, которое она обожала, стирала сама.

В дни моих посещений приглашался дядя моего отца Платон Львович Ваксель [108] , седой, розовый, прекрасно певший под аккомпанемент моей матери романс «[Commel] a vingt ans» [109] . Когда меня брали в Петербург обновлять мои туалеты, и мы бегали по Гостиному двору, высуня язык, появлялись в качестве советчиц и попутчиц мамины приятельницы: Маруся Воейкова [110] , Соня Лансере, Анна Викторовна Королькова [111] , с которой моя мать познакомилась на полковом празднике, жена штабс-капитана, скромная, нервная, но остроумная и культурнейшая женщина.

108

Ваксель Платон Львович (1844–1918) — музыковед, певец, собиратель музыкальных рукописей и автографов. Почетный член Императорской академии художеств и член Императорского музыкального общества, непременный член совета Министерства иностранных дел. Сын рисовальщика Л.Н. Вакселя (см. примеч. 45), дядя отца О. Ваксель «Платон Львович Ваксель, дядя дедушки… музыкальный критик и сам высококультурный певец, обладавший прекрасно поставленным тенором, после первой же встречи с бабушкой сказал родичам: “Vous elites qu’elle pianote? C’est une excellente artiste” («Вы говорите, что она играет на фортепьяно? Это замечательная артистка» — фр. — Е. Ч.). Они вдвоем — без репетиции — сразу же исполнили для друзей весь шумановский цикл “Любовь поэта”.

Платон Львович, в отличие от своего брата, женщин не любил. У него было слабое здоровье, из-за чего он подолгу жил на о[стро]ве Мадейра, часто ездил в Италию, особенно в Венецию… Кроме музицирования, он еще развлекал Юлию Федоровну (зрелищем сеансов вольной борьбы. — Е. Ч) которую считал искусством, достойным древних греков. Бабушке же вовсе не доставляло удовольствия смотреть на потных борцов, натужно обхвативших друг друга и издающих звериное рычание, которое не удавалось заглушить громко играющему оркестру. Ваксели, конечно, фыркали по поводу вкусов Платона Львовича. Он покровительствовал многим художникам, был прост в обращении» (Восп. А.С.Л. 34).

109

«Как в 20 лет» (фр.).

110

Воейкова Мария Владимировна — знакомая Ю.Ф. Львовой по теософскому обществу (см. примеч. 204), певица-любитель и дальняя родственница Львовых (примеч. А. С.). Возможно, дочь Воейкова Владимира Николаевича — флигель-адъютанта, полковника, командира лейб-гвардии гусарского Его Величества полка; либо — Мария Владимировна Голицына (1865–1933), с 1887 г. жена Александра Николаевича Воейкова (1865–1942) — ротмистра, адъютанта военного министра.

111

Королькова Анна Викторовна (урожд. Лампе, 1880–1946) — жена штабс-капитана 1-й роты 1-го железнодорожного полка в Царском Селе Николая Николаевича Королькова. После развода с мужем давала уроки немецкого языка. Дата рождения установлена по табличке на могиле на Большеохтинском кладбище. Похоронена вместе с дочерью Т.Н. Лащенко (см. примеч. 119) в двух дорожках от могилы Ю.Ф. Львовой и А. А. Смольевского.

Для поддержания энтузиазма мы заходили в «Квисисану» [112] , где были автоматы с бутербродами и чудесные филипповские пирожки [113] . Ради того, чтобы посмотреть лишний раз, как вертится автомат, я съедала огромное количество бутербродов и уговаривала всех делать то же самое.

В Гатчине появились новые лица. Часто стала приезжать Анна Викторовна. Мать ее утешала, как могла, в ее несчастной семейной жизни; часто я слышала взрывы смеха, а еще чаще видела, как прятались под диван бутылки с ликером при появлении новых гостей.

112

«Квисисана» («Quisisana» — «Здесь выздоравливают», лат.) — один из двух ресторанов на Невском пр.: 46, в здании Московского купеческого банка (1909–1910 гг. архитектор

Л.Н. Бенуа); д. 43 (1900). Петербургские старожилы вспоминали: «Особый характер приобрел ресторан “Квисисана” на Невском возле “Пассажа”». Там был механический автомат-буфет. За 10–20 копеек можно было получить салат, за 5 копеек — бутерброд. Его охотно посещали студенты, представители небогатой интеллигенции. Студенты шутили, перефразируя латинскую пословицу: “Мене сана ин Квисисана”» — («Mens sana in compore sano» — «В здоровом теле здоровый дух») (Засосов Д.А., Пызин В.И. Из жизни Петербурга 1890-1910-х годов. Записки очевидцев. Л., 1991. С. 102, 243). Кафе «Квисисана», находившееся недалеко от ресторана «Нева», упоминается в книге Е.Б. Рейна «Арка над водой» (2000) в связи с «тенями Мандельштама и Ахматовой, Зощенко и Тынянова». В 2003 г. на Невском пр., 74 (во дворе) открыт ресторан «Quisisana».

113

Булочные купца Филимонова были известны как в Москве, так и в Петербурге. Горячие филипповские пирожки с мясом, яйцами и рисом, грибами, творогом, изюмом и вареньем по пятачку за штуку были популярны во всех слоях общества.

Елку мне устраивали каждый год. Но одно Рождество никогда не забуду. Появился переведенный из гвардии поручик Тойкандер [114] . Блестя золотым нагрудником и звеня шпорами, прошел представиться своему ротному. И застрял. За обедом, чтобы понравиться Алине, он не отказывался от подливаемых опытным в спаивании отчимом рюмок. После обеда долго пили кофе с ликерами, вернее ликер с кофе, после чего поручик оказался мертвецки пьяным, спящим под елкой. Когда пришли зажигать елку и раздавать подарки, поручик Тойкандер не проснулся. Вызвали по телефону извозчика, и два денщика в стоячем положении увезли его домой.

114

Тойкандер Бруно Августович — подпоручик 1-го железнодорожного полка.

Мне подарили большого толстого мишку с очень длинной шерстью и кротким выражением лица, первую хрестоматию и сказки с иллюстрациями Доре [115] . М-llе Добашинская [116] , учительница Гатчинской гимназии, была приглашена давать мне уроки, чтобы подготовить к поступлению в школу. Из этого, конечно, ничего не вышло: больше получаса сидеть за уроком я не чувствовала себя в состоянии, начинала вертеться на стуле, задавать посторонние вопросы, и в конце концов с независимым видом соскальзывала со стула, делала книксен и убегала. Зато для себя я читала много, книг от меня не прятали, думая, что я ими не интересуюсь. Я, правда, понимала немного, но это не отбивало охоты читать.

115

Доре Гюстав (1832–1883) — французский график, живописец и скульптор. Самоучка, создавший десятки тысяч иллюстраций, в том числе к сказкам Ш. Перро (1862), «Приключения Мюнхаузена» (1863), «Божественной комедии» Данте (1850-1869-е годы), Библии (1866). Известна фраза художника: «Я проиллюстрирую всё».

116

Вернее, Добошинская Ольга Иосифовна — дочь генерал-лейтенанта, преподаватель женской гимназии в Гатчине.

К тому времени я полюбила многочисленное детское общество, принимала у себя, устраивала питье шоколада и прогулки. До двух десятков детей составляли мой кружок. Для этих сборищ у нас в сад поставили настоящую солдатскую палатку. В один из таких приемов попал сын Анны Викторовны, Толя, живший в Царском Селе. Я не обратила на него внимания — он был очень молчалив и застенчив. Когда мы отдавали Корольковым визит, пришлось приехать со станции «Александровская», а идти через Баболовский парк [117] . Недалеко от решетки Александровского парка в пруду купался слон [118] . Он набирал в хобот воды, лил себе на спину.

117

Александровская — станция железной дороги по Варшавской ветке близ деревни Александровка на северной окраине Царского Села. Недалеко находится Баболовский парк — один из живописных парков Царского Села. Расположенный в непосредственной близости к Екатерининскому и Александровскому паркам, он вместе с ними образует единый зеленый массив.

118

В Царском Селе с начала XVIII в. существовали Зверинец для охоты царских особ на оленей, кабанов и зайцев (в конце столетия переведен в Гатчину), а также Ферма (с начала 1820-х годов) для улучшения породы скота в России. Возможно, слон купался в одном из Ламских прудов, недалеко от которых находился павильон Слоновый дом. На одной из фотографий в путеводителе С.Н. Вильчковского 1911 г. — слон на дорожке парка (см.: Вильчковский С.Н. Царское Село. Репринтное воспроизведение издания 1911 года. СПб., 1992; ил. между с. 214–215).

Троих детей Корольковых я застала всех в разных местах: Таня [119] вышла нам навстречу с большой куклой на руках, сама похожая на куклу льняными волосами; Миша катался по дороге на трехколесном велосипеде, а Толя в детской сосредоточенно жевал простоквашу. На завтрак подавали яичницу со шпинатом, запеченную в глиняной форме, и пельмени с сыром. Папа Корольков имел рыжие усы. Дети называли его «Ремняшкин», потому что он часто порол их ремнем. Особенно доставалось Толе, тихому и скрытному, большому выдумщику на всякие шалости.

119

Королькова Татьяна Николаевна (1905–1984) — подруга детства О. Ваксель, по сведениям А.А. Смольевского, в первом браке Новодворская, во втором Лащенко. Новодворский Витольд Марцельевич — военный врач; Лащенко Михаил Николаевич — доктор технических наук, скрипач-любитель, первая скрипка симфонического оркестра ленинградского Дома ученых. О Корольковой Смольевский также сообщал, что она, «окончив специальный языковый вуз, преподавала немецкий язык в каком-то техническом институте» (примеч. А.С.).

В детской Корольчат было много невиданных заграничных игрушек, привезенных дедушкой Лампе [120] из Австрии. Отец Анны Викторовны ежегодно ездил в Тироль. Все его покупки для детей носили отпечаток его вкусов. Мальчикам он привозил замшевые черные штанишки, подтяжки, фетровые шапочки с зелеными перьями из хвоста селезня, сапоги, подбитые гвоздями, Тане — кукол в венгерских костюмах или гномов с суконными лицами и пуговичным глазами. Один — рыжий по имени Польди — пережил даже революцию и был продан на рынке в 1919 году.

120

Лампе Виктор Егорович — потомственный почетный гражданин, совладелец банкирского дома «Лампе и Ко» в Петербурге (Невский пр., 20), директор компании «Надежда».

Для меня, не знавшей толк в куклах, все эти кроватки и туалеты для кудрявых «Улек» были удивительны и мало понятны, зато кабинет «Ремняшкина», полный охотниц

принадлежностей, чучел для приманки, каталогов оружия и собачьих ошейников, напоминал мне подобные же предметы, виденные, но не осмысленные в детстве. Толя же с гордостью рассказывал, что отец скоро возьмет его на охоту. Старого белого сеттера «Милорку» натаскивали и морили голодом перед охотой, так что он крал со стола, что ни попало. Однажды послышались крики кухарки Ирины: «Милорка, Милорка с кувшином убежал». Он полез, оказывается, на стол, сунул морду в кувшин со сливками, чего-то испугался, да так с кувшином и бегал, пока не разбил его о стену.

Мы вернулись в Гатчину поздно по Балтийской дороге, я спала в темном, жестком вагоне, едва освещенном свечой.

Вскоре мы переехали в Царское Село, в соседний с Корольковыми дом. Это была одна из офицерских казарм 1-го ж[елезно] д[орожного] полка [121] . Отчим получил роту, а позже — комендантство над Царским павильоном, вокзалом министров и царей. Деревянный одноэтажный дом из двух квартир, желтый, с красной крышей.

Детскую оклеили обоями с картинками, изображавшими играющих детей, несовершенство которых меня очень, огорчало. Мне подарили школьную парту и повесили небольшое зеркало в виде подковы с вырезанными под стеклом ландышами. В этом зеркале впервые помню свое лицо — очень худощавой, чернобровой и румяной девчонки.

121

1-й железнодорожный полк находился в Царском Селе во время пребывания там императора и его семьи. Квартировался в собственных казармах, которые располагались в северной части города (ныне г. Пушкин, Академический проспект), близ императорского павильона (здание сохранилось, см. примеч. 38; на протяжении многих десятилетий территория используется заводами различных профилей).

Мама тоже устраивалась по-новому. В гостиной, проходной комнате, где не было углов, она создала искусственный угол, поставив «балаган» — раму, обтянутую плюшем, вроде плоской ширмы. «Балаган» увесили портретами, поставили к нему кушетку, обитую нежно-зеленой шерстяной материей, несколько кресел, и комната приняла вполне уютный вид. Появились новые индусские занавески, новый бобрик на полу, японские карликовые деревца. В столовой — павловский буфет [122] , новые красного дерева стулья, обитые синим бархатом, и целая полка полтавских глиняных кувшинов. Один был особенно хорош: он изображал зеленого змея, кусающего свой хвост, предназначался, очевидно, для водки. Эти кувшины мы привезли в 1909 г. из кратковременной поездки в «Маралосю», как я говорила.

122

Павловский буфет — предмет мебели переходного стиля от классицизма к ампиру. Образцы этого стиля, выходящего за рамки правления Павла I, крупные и массивные по форме, декоративная отделка с мотивами причудливых грифонов, орлов и сфинксов подчеркивает их массивность. Материалом служили карельская береза и полированное красное дерево.