«Возможна ли женщине мертвой хвала?..»: Воспоминания и стихи
Шрифт:
Годом позже я перешла в другую, менее людную, но более аристократическую школу [138] . Там были дети офицеров стрелкового полка, маленькие бароны Таубе, Истомины [139] , два молоденьких немца и всего четыре учительницы. Две начальницы — Тизенгольд и Голохвастова, обе преподавали, одна — Закон Божий и физику, другая — арифметику, русский, историю и немецкий [140] .
Была учительница рисования, с которой я отчаянно воевала: она заставляла меня целые страницы покрывать одним цветом, чтобы получалось ровно, а мне хотелось, как другим, рисовать с натуры. Лепку и тут преподавала Ольга Дмитриевна Форш. Ее сын Дима [141] , кудрявый и смуглый, тоже учился с нами.
138
Вероятно, частная школа Тизенгольд Софьи Робертовны в Царском Селе.
139
Дети барона Дмитрия Фердинандовича фон Таубе — капитана лейб-гвардии 1-го Стрелкового Его Величества полка, сына директора Царскосельской железной дороги. Однополчанином отчима О. Ваксель был командир 1-й роты барон Яков Александрович фон Таубе. Истомины — вероятно, дети полковника лейб-гвардии Семеновского полка Константина Константиновича Истомина.
140
Голохвастова — вероятно, Александра Алексеевна. «А хорошо ли мама училась? Ты ее отдала в гимназию?» — спрашивал Смольевский свою бабушку. — «Мама училась во многих частных школах. Сначала в школе Пушкаревой, Лютик, я помню, исписывала по чистописанию целые страницы словами: “Пушки. Кукушки. Пушки. Кукушки”». Потом она была в гимназии Левицкой, затем Тизенгольд, и, наконец, в Екатерининском институте. В институте она училась хорошо, но окончила бы, конечно, без шифра» (коммент. А. С.; см. примеч. 132, 134, 138, 182). Лучшие из выпускниц награждались
141
Форш Дмитрий Борисович (1904–1967) — геолог, сотрудник Всесоюзного научно-исследовательского и проектного института механической обработки полезных ископаемых Министерства металлургии СССР («Механобр»). А.А. Смольевский приводит свидетельство Т.Б. Форш о том, что ее младший брат Дима в детстве был постоянным кавалером О. Ваксель на уроках танцев.
Позже поступил и Толя, но он не понравился начальницам за свою манеру держать голову опущенной. «Подними голову, Толя, видно у тебя совесть нечиста». Он смущался, краснел и опускал голову еще ниже.
В этом году было много разъездов. Весною за границу, летом под Москву, под осень в Финляндию. От этой массы передвижения в голове сохранился какой-то сумбур. Всплывают только отдельные картинки, как, например, таможенный досмотр на границе, дачные подмосковные виды и водяной смерч, виденный мною в Финляндии. Под Москвой я очутилась потому, что мама и отчим поехали в Ливадию [142] подавать прошение на высочайшее имя за моего отца, застрелившего в Риге из ревности своего друга и сидевшего в крепости [143] . Обо всем этом я узнала уже позже, а тогда могла только догадываться по разговорам, что с моим отцом случилось что-то нехорошее.
142
Ливадия — резиденция царской семьи, расположенная на южном берегу Крыма. Ныне музей и санаторий с реликтовым парком.
143
Об обстоятельствах этого убийства и его последствиях более подробно написал А.А. Смольевский: «Новый брак деда не долговечным. Увлекшись какой-то очередной красивой дамой, дедушка застрелил из пистолета ее поклонника, и был за убийство судим и приговорен к нескольким годам тюрьмы. Его спрашивали: “Саня! Зачем ты это сделал?” — Он отвечал: “Я и сам не знаю”. В тюрьме он просидел, однако, не слишком долго. Родичи всячески старались скрасить и облегчить ему пребывание там, посылали ему лакомства, теплое белье и т. п.; благодаря светским связям выхлопотали ему даже разрешение бывать дома, раздобыли всякие медицинские свидетельства о его неуравновешенности, невменяемости, Бог уже знает о чем; бабушку тоже умолили похлопотать об облегчении дедушкиной участи, и она специально ездила в Ливадию, где добилась аудиенции у Николая II, и тот изволил с ней милостиво разговаривать и “выразил сочувствие”. Эта аудиенция имела своим последствием то, что, в конце концов, дедушку отпустили на поруки… и, несмотря на жалобы его, что он смертельно устал от всего этого, все началось сначала. Третьей законной женой деда была баронесса Рокоссовская, от которой у него было трое сыновей» (Восп. А. С. Л. 29–30).
Мы ездили в Гатчину к его матери, взрослые о чем-то, запершись, горячо спорили, я была предоставлена самой себе. Я бегала на кухню ласкать разжиревшего на цепи папиного охотничьего пса «Пана», старалась услышать, о чем говорят большие, и была рада, когда собрались уезжать. Все были заплаканы, я ничего не понимала, а спрашивала только, жив ли папа.
В Москве я жила у маминых друзей, доктора Воздвиженского и его толстой розовой жены [144] . Их сын Юрочка был очень бледным, болезненным ребенком. Он принимал фитин и гематоген [145] . Нас вместе с какой-то нянькой отправили на дачу в «Царский зверинец» [146] . Я каждый день писала маме жалобные письма и уговаривала меня поскорее взять домой. К счастью, так и случилось. Пожив несколько дней в Царском, я отправилась с «Ремняшкиным» в автомобиле к «Ламповым» [147] на дачу.
144
Вероятно, Воздвиженский Сергей Константинович — врач, специалист по детским болезням, член правления Русского общества охранения народного здоровья (Московское отделение). Его жена, Анна Михайловна, была «женским врачом». Другой медик Воздвиженский — Дмитрий Павлович, ветеринарный врач (Вся Москва. Адресная книга, 1915).
145
Фитин — органическое соединение фосфора, содержащееся во многих растениях; применяется в медицине. Гематоген — лекарственный препарат, изготавливаемый из крови убойного скота с добавлением сахарного сиропа и спирта; показан при малокровии.
146
«Царский зверинец» находился в Измайловском лесу, ныне застраиваемая часть Москвы.
147
«Ламповы» — семья Лампе и Корольковых.
Зима 1913 года была последней, проведенной под одной крышей с Корольчатами. Мы еще ходили к Тизенгольд, но Анна Викторовна и «Ремняшкин» собирались разойтись, и для нее готовили квартиру в родительском доме на Кадетской линии, угол Тучкова [148] .
В нашей школе готовился спектакль к новому году. Пьеса Аллегри [149] «Новый год» — маленькая штучка в стихах и с танцами. Для нас шились прелестные костюмы — все дети в школе были заняты; было двенадцать месяцев, Новый год, Старый год, Минутки. Одну из Минуток изображала я. Не помню своей роли — она была очень короткая и малоответственная. После торжественного спектакля в школе у нас было много выездных гастролей. Все родители наперебой устраивали праздники.
148
Семья домовладельцев Лампе проживала на Васильевском острове: Тучков пер., 6.
149
Пьеса в стихах Поликсены Сергеевны Соловьевой (1867–1924) — дочери известного историка С.М. Соловьева, взявшей псевдоним Allegro. В 1906–1912 гг. П.С. Соловьева совместно с Н.И. Манасеиной издавала детский журнал «Тропинка». Пьеса вышла в этом издании в 1910 г. объемом 30 страниц.
«Фоль-журнэ» у Истоминых [150] превзошел все. Сначала было катание на тройках, потом шоколад, потом спектакль, потом обед и, наконец, бал с котильоном. Было много лицеистов и правоведов [151] , был прекрасный оркестр. Мы танцевали до упаду. Меня, сонную и капризную, увезли домой часов в 11. Мама, смеясь, рассказала, как я не хотела танцевать с каким-то серьезным юношей в белых перчатках, а хотела непременно с Колей Малаевым, нашим «Новым годом», так замечательно плясавшим качучу [152] .
150
«Фоль-журнэ» можно перевести с французского как «безумные деньки, дни безудержного веселья» (об Истоминых см. примеч. 139).
151
Лицеисты и правоведы — учащиеся Александровского лицея и училища правоведения — привилегированных учебных заведений закрытого типа для детей дворян.
152
Качуча — быстрый испанский танец, сопровождаемый кастаньетами и гитарой.
После Рождества уехали Корольчата, мне было грустно, недоставало их шумного общества. Толя мне сказал перед отъездом, что любит меня больше папы и мамы. Я знала, что это действительно так. С тех пор мы стали видеться очень редко, иногда я гостила у них по нескольку дней в Петербурге, а они же в Царском — никогда. В дедушкином доме у них было много места для беготни и игр. На их половине, отделенной от парадных комнат лестницей, жили две незамужние тетки [153] , бывшие для них одновременно подругами и гувернантками. Я тоже их очень любила. Они принимали участие во всех наших затеях и были всецело на нашей стороне против старших.
153
Вероятно, Дагмара и Марта Викторовны Лампе.
Второй брат Анны Викторовны, Витя [154] , биржевой маклер, поражал меня необыкновенной элегантностью, молчаливостью и скучающим видом. Его золотые бритвы, черепаховые гребни, хрустальные флаконы напоминали туалетные принадлежности Евгения Онегина в изображении художницы Самокиш-Судковской [155] .
Среди обитателей этого дома была сестра бабушки Ютти [156] — тетка белая. Это была розовая старушка с совершенно седыми волосами. В доме своей сестры, имевшей шестерых детей [157] , она всю жизнь занимала место ключницы и старшей горничной. Перед отъездами куда-нибудь в ее обязанности входило укладывать огромные сундуки, заботиться о выборе дачи, вести расходные книги. Белая тетка знала все: кулинарные рецепты, способы выведения разных пятен, домашние лечебные средства и многие житейские примеры. Она не имела личной жизни, кроме жизни своих родственников и, видимо, никогда не предполагала возможности таковой.
154
Лампе Виктор Викторович — домовладелец, биржевой маклер.
155
Самокиш-Судковская Елена Петровна (1863–1924) —
живописец и график. Училась у В. Верещагина, работала в 1882–1890 гт. в Париже, где посещала в ателье Ж. Бастьен-Лепажа. Входила в первый Дамский художественный кружок (1882–1918), объединявший дам светского общества, которые занимались искусством и благотворительностью, в частности помогали семьям нуждавшихся художников. В 1900-х годах работала в жанре книготоргового плаката для журнала «Нива». Иллюстрировала книги, в том числе детские. Иллюстрации к роману в стихах А.С. Пушкина «Евгений Онегин» исполнены художницей в 1899 и 1900 годах, изданы Товариществом Р. Голике и А. Вильборга (СПб., 1911). На цветной иллюстрации к главе 1 «Кабинет Онегина» художница изобразила сидящего франта за отделкой ногтей, отраженного в двух зеркалах, а также натюрморт из многочисленных хрустальных флаконов на туалетном столике перед трюмо.156
Бабушка Ютти — вероятно, Лампе Оттилия Густавовна, жена В.Е. Лампе.
157
Из шестерых детей В.Е. Лампе установлены пятеро детей, проживавших в доме отца — Виктор, Георгий, Анна, Дагмара и Марта.
К тому времени мама сблизилась с М-me Пушкиной [158] , женой сенатора, жившей отдельно от него со своими тремя детьми. Они жили тоже в Царском Селе, довольно далеко от нас. Понемногу у мамаш возникла идея поселиться вместе, тем более что нам с повышением чина отчима все равно пришлось бы переехать в другую квартиру. Начали с того, что поручили меня им на лето. Мама с отчимом поехали в имение, а меня с Пушкиными отпустили и Москву, на дачу в Химки.
Никогда до того я не жила в такой неблагоустроенной даче. За деревянной обшивкой жили клопы в устрашающем количестве. Первые дни пребывания в Химках прошли как в кошмаре — в непрерывной с ними войне. Приходилось ставить ножки кровати в баночки с керосином, но и это не помогало, клопы падали с потолка. Следующим несчастьем была кухарка Авдотья: у нее вечно болел живот от обжорства. Приходилось не только самим готовить, но и нянчиться с ней. М-me Пушкина мужественно брала поваренную книгу, и все начинали стряпать. Fraulein Маргарита, Грета, гувернантка Пушкинят [159] , работала как прислуга, безропотно вынося детские приставания. Она умудрялась одновременно штопать чулки и читать нам вслух. Мы бессовестно эксплуатировали ее в этом отношении.
158
Пушкина (урожд. Кн. Голицына) Варвара Николаевна — подруга и знакомая Ю.Ф. Львовой по теософскому обществу (см. примеч. 204). Жена Евгения Алексеевича Пушкина — сенатора, товарища председателя правления Всероссийского союза благотворителей. Фамилия и отчество ему как незаконнорожденному достались от крестного отца. В.Н. Пушкиной посвящен романс Ю.Ф. Львовой на слова К. Бальмонт «Приношение» (примеч. А.С.).
159
Дети В.Н. и Е.А. Пушкиных — Варвара (Вавуля), Ксения (Ксана), Юрия (Георгий) (примеч. А.С.).
Химки были дрянным дачным местом: с полуразвалившимися купальнями на узенькой речке, березовой рощей и банальными дачами [160] . Но нас там застала война. Меня удивил взрыв патриотических чувств, проявленных Вавулей Пушкиной при известии об этом. Мы отправились в Москву и принимали деятельное участие в кружечном сборе на улицах и трамваях, продавая трехцветные бумажные флажки и розетки. В конце августа мы вернулись в Царское и поселились с Пушкиными в одной квартире в старинном деревянном фисташковом доме на Московском шоссе [161] . Пушкинят учились в школе для мальчиков и девочек М-те Левицкой. Я же держала экзамен в первый класс Мариинской гимназии [162] .
160
Химки — дачная местность, через которую прошел тракт из столицы в Москву. Поселок известен своими имениями и усадьбами. В 1851 г. стал первой от Москвы станцией на проложенной из Петербурга ветке Николаевской железной дороги. Река Химка существовала до начала строительства в 1932 г. канала Волга-Москва, по ее руслу проложен канал, в 1937 г. образовавший Химкинское водохранилище. В 1939 г. Химки получили статус города.
161
Московское шоссе — дорога, ведущая в сторону Павловска. На четной стороне улицы находилась Фридентальская колония, заселенная в первой трети XIX в. немецкими колонистами, на нечетной стороне — дачи академических художников.
162
Мариинская женская гимназия в Царском Селе (Леонтьевская, 17) открылась в 1864 г. в здании, построенном двадцатью годами ранее для главного управляющего Дворцовым правлением. С 1865 по 1875 г. перестроено архитектором А.Ф. Видовым для учебных целей. В 1906–1909 гг. надстроено Г.Д. Гриммом. В этой гимназии в 1900–1905 гг. училась А.А. Горенко (Ахматова). Женские классические гимназии (возникли в 1858 г. как Мариинские училища и женские училища Министерства народного Просвещения — МНП, свое окончательное название получили в 1862 г.) относились к системе среднего образования. Имели 7 классов, 8-й — дополнительный, педагогический. Курс обучения был несколько облегчен по сравнению с мужскими гимназиями, выпускникам которых давалось преимущественное право поступления в университеты. Особый тип женских средних учебных заведений — гимназии и институты благородных девиц ведомства императрицы Марии, учебные планы которых приближались к программам гимназий МНП.
В нашем дворе [163] жил преподаватель математики и секретарь Бегового общества А.Ф. Смольевский [164] — очень изящный и интересный молодой человек [165] . Он преподавал у Левицкой в классах Вавули и Ксаны. Моя мать начала работать в Дворцовом лазарете [166] , мой отчим принимал деятельное участие в постройке Федоровского городка [167] , а в особенности Царского павильона с золоченой крышей, также в ожидании отъезда на фронт занимался хозяйством в том же лазарете. Вереница лиц, виденных мною там, осталась навсегда в моей памяти. Большинства уже нет в живых, а те, кого я еще встречаю, так изменились, что потеряли в моих глазах всякий интерес.
163
Вероятно, речь идет о доме № 20 по Московскому шоссе во Фридентальской колонии (см. примеч. 161). Сохранилась почтовая открытка О. Ваксель, отправленная А.Ф. Смольевскому (см. примеч. 164) 13 августа 1915 г. на этот адрес. Царское Село, Колония, 20. (МА. Ф. 5. Оп. 1. Д. 212. Л. 1).
164
Арсений Федорович Смольевский (1883–1967, Арсенька, А. Ф.) — первый муж О. Ваксель, «учился сначала в церковно-приходской школе, затем в духовном училище, с отличием окончил Каменец-Подольскую духовную семинарию, после чего должен был поступать в Петербургскую духовную академию, а вместо этого держал экзамен в Варшавский университет; переехав в Петербург, учился в Петербургском университете (на физико-математическом факультете), окончив его, преподавал в частных гимназиях, в том числе в гимназии Левицкой (см. примеч. 132), затем поступил в Институт инженеров путей сообщения, где сперва учился, а потом и преподавал. Одновременно работал секретарем Бегового общества (председателем об[щест]ва был бар[он] Штейнгель, покровительствовавший Арсению Федоровичу)» (коммент. А. С.). Штейнгель Николай Николаевич — барон, секретарь императорского Петербургского общества поощрения рысистого коннозаводства.
165
А.Ф. Смольевскому удавалось произвести впечатление не только на девочку-подростка, но и на других людей. «Бабушка Юлия Федоровна характеризовала его как большого любителя переводной, иностранной литературы, героям которой, особенно английской, он старался подражать в манерах, во вкусах. Он любил порядок, все дорогое и изящное: красное дерево, трости с резными набалдашниками, старинные часы, костяные и черепаховые ножи для разрезания бумаг, хрустальные ванночки и стаканы для карандашей, всегда идеально очиненных с помощью острейшей) скальпеля; картины, ковры, шелковые занавески, пледы и т. п. Одевался строго, добротно, всегда был тщательно выбрит, ногти, обувь в безукоризненном порядке, носовые платки, рубашки ослепительной белизны. Словом, денди, стройный, спортивный (он любил плаванье, игру в теннис), с лицом в стиле Шерлока Холмса, с изящным выговором. Помню, что он любил изысканно поесть, обедал всегда дома, по крайней мере, пока при нем состояла старушка, считавшаяся моей няней; часто ходил в Филармонию. В послевоенные годы он вместе с волосами и зубами уже утратил этот лоск, и постепенно в его лице проступали черты старого польского или западно-украинского крестьянина» (Восп. А.С.Л. 4–5; см. примеч. 279).
166
Дворцовый лазарет — госпиталь, обустроенный под патронажем императорской фамилии в Федоровском городке в связи с началом Первой мировой войны.
167
Федоровский городок — архитектурный ансамбль домов причта Федоровского государева собора, расположен в северо-восточной части Александровского парка (г. Пушкин, Академический пр., 14–30). Собор создан архитектором С.С. Кричинским к празднованию 300-летия Дома Романовых (1913; Академический пр., 28).
Моя мать работала в качестве старшей хирургической сестры [168] . Я ежедневно приходила навещать ее, а также раненых, производивших болезненное впечатление на мое детское воображение. В офицерском отделении у нас скоро завелись друзья. У мамы — те, кого она выхаживала, у меня — те, кого я меньше жалела.
Ежедневно после гимназии я шла в лазарет, путалась у взрослых под ногами, делала вид, что помогаю сиделкам разносить обед, иногда читала вслух, но больше — просто носилась из палаты в палату, была чем-то вроде ручной обезьянки.
168
Сохранилась групповая фотография конца 1914 г.: Ю.Ф. Львова (слева) в белых одеждах сестры милосердия около раненого. Рядом императрица, две великие княжны, В.И. Гедройц и А.А. Вырубова (см. примеч. 173, 136, 170, 172); опубликовано: Рассулин Ю. Верная Богу, Царю и Отечеству: Анна Александровна Танеева (Вырубова) — монахиня Мария. СПб., 2005; ил. между с. 528–529.