Возможность выбора (роман)

Да жизнь и состояла из бесконечной корректировки оценок. Что было свято — обращалось во прах, казавшееся смехотворным — начинало приниматься всерьез. Сильвии оставалось только сожалеть о своем юношеском самоуверенном превосходстве — слова свекрови приобрели значение спустя многие годы. Вместе с исчезновением картин, казалось Сильвии, исчезла часть ее самой.

Кощунственно разорять домашний очаг, нельзя умерщвлять дух дома! Родной кров — это не простая совокупность бытовых предметов, не они привязывают человека к дому. Приходить под крышу своего дома для того, чтобы переставлять вещи, стирать пыль, натыкаться на мебель, замечать ее невзрачность и ветхость… Карл нанес Сильвии еще один жестокий удар. Это почти то же самое, как если бы он пришел в их общий дом с новой женой и лег с ней спать в их супружескую постель.

Нет, она не должна давать волю воображению!

Лучше уж сделать шаг назад — в прошлое. Хотя бы под крыло Ванды Курман, с которой у Сильвии в первые годы замужества были очень поверхностные и натянутые отношения. Единый круг в дни рождения членов семьи, да и в том не для всех равные права. С самого начала был установлен распорядок, неизменный на все времена. Над головой старшей, а именно свекрови, сиял нимб значительности и первенства. На ее дне рождения никто не смел отсутствовать, пусть хоть свет перевернется! В преддверии этого дня Карл начинал бояться неожиданных командировок и жаловался, что вздрагивает при каждом междугородном звонке. Сильвии под любым предлогом надлежало увильнуть от совещаний или семинаров и заблаговременно, больной или здоровой, появиться у свекрови с определенным тортом в руке. В ее обязанности входили подсобные работы: она чистила серебряные ложки и перемывала посуду. Кая могла прийти к назначенному часу вместе с отцом, обязательно с бантом в волосах — взрослея, она стала стыдиться этого девчоночьего украшения, но протестовать не решалась, — и с букетиком душистых фиалок в руках. Если весна запаздывала, то хоть отправляйся за ними в венский лес! Поэтому Сильвия выращивала фиалки в саду, лелеяла их, разве что не обогревала своим дыханием. Набравшись опыта, начала укрывать их пленкой и поливать подогретой водой. Самые ответственные обязанности ложились на плечи матери Сильвии — Кая звала ее баба Майга, к такому обращению привыкли, даже старая барыня госпожа Ванда говорила — баба Майга. Она шла к сватье с утра пораньше, чтобы к приходу гостей успеть все приготовить. Несмотря на постоянство жизненных взглядов, Ванда Курман не терпела однообразия в кулинарии. К каждому дню рождения она выискивала новые и более замысловатые рецепты, и бедная баба Майга держала наготове в кармане передника успокоительные пилюли — не дай бог, если какой-нибудь деликатес пойдет насмарку. И, конечно, она даже заикнуться не смела о том, как ей это обрыдло. Ванда Курман и без того попрекала бабу Майгу, что та на двенадцать лет моложе ее, так что ни о какой усталости и речи быть не могло. Ей оставалось только краснеть, если Ванда Курман заставала ее присевшей на минутку на табуретку, когда ей уже не хватало сил метаться из кухни в столовую и обратно.

На второе место неписаные законы ставили Карла. Поздний и единственный ребенок заслуживал почти такого же, как его мамаша, уважения и заботы. В день рождения Карла старая дама в их доме появлялась заранее — в черном платье из тяжелого шелка, с кружевным носовым платком за поясом, на пальце кольцо с сапфиром. Под ее требовательным взглядом Сильвия чувствовала себя простушкой, которая мало что понимает в красивой столовой посуде, все в этом доме было случайным, будничным — товар третьего сорта. На кухне раскрасневшаяся баба Майга старалась унять колотившееся сердце. Сильвия бегала между кухней и гостиной и больно прикусывала губу, когда замечала то переставленную вазу с цветами, то передвинутые тарелки и чашки.

Дни рождения Сильвии проходили в куда более спокойной атмосфере. Случалось, свекровь вообще забывала о ее дате, а если и не забывала, то приходила с большим опозданием, заставляя себя долго ждать, и быстро уходила, ссылаясь на мигрень.

Третье место в этом ряду занимала Кая. О ее дне рождения любящая бабушка никогда не забывала и всегда приносила с собой какой-нибудь странный подарок. За детские годы их у Каи скопилось довольно много: открытки царских времен, клочки кружев, вязанные крючком салфеточки, бархатные цветы. Именно дни рождения научили девочку притворству. Принимая подарок, она взвизгивала и прыгала от радости, а потом навсегда засовывала бабушкино приношение в картонную коробку, стоявшую под книжной полкой в ее комнате.

На день рождения бабы Майги Ванда Курман не приходила никогда. В лучшем случае звонила, желала счастья, плоско шутила: мой пример не дает тебе покоя, торопишься меня догнать.

Все семейные тропки были давно глубоко протоптаны, пьедесталы вытесаны и расставлены по местам — потому-то и ценятся традиции, что благодаря им жизнь кажется вечной, они позволяют посмеяться над маленькой видимой распрей и поглубже запрятать большой страх.

Пока вдруг не выясняется: время безжалостно берет свое.

Как-то вечером Ванда Курман позвонила, официальным тоном приказала Сильвии позвать сына и заявила ему: больше она не в силах заботиться о себе сама и дело молодых подумать, как жить дальше. Карл растерялся, сел тут же на скамейку, перекинул ногу на ногу и, почесывая пятку, долго молчал. Сильвия от всего сердца посочувствовала ему, а заодно и себе — известное дело, горе одного члена семьи — горе всей семьи.

Силы человека могут иссякнуть, кошелек — опустеть, но груз забот обычно становится только тяжелее.

Теперь Сильвии приходилось через день наведываться к свекрови, чтобы ухаживать за ней. Количество бытовых хлопот возросло неимоверно. Одно только снабжение продуктами стало целой проблемой — иногда по субботам их привозил на машине Карл, но чаще Сильвия сама тащила набитые доверху сумки. Ее коллеги не уставали удивляться — какое же здоровье у свекрови, если она способна столько слопать. На деле же старая дама только поклевывала, как птица, все пожирала огромная овчарка Ванды Курман.

Сильвии казалось, что Паулус не обыкновенная собака, а помесь собаки с оборотнем. Слишком умные животные наводят на человека ужас. Паулус встречал Сильвию у двери, обнюхивал нарушительницу границы и ее сумки. Проследовав за Сильвией на кухню, Паулус садился около сумок, и начинался таможенный досмотр. Он тыкался носом в каждый пакет, который она вынимала из сумки, — не принесла ли она чего-нибудь тухлого? Не сводя глаз, он следил за хлопотавшей Сильвией: она казалась ему подозрительной. Через два дня на третий Сильвия варила для Паулуса суп на мясном бульоне, мясо она всегда покупала с костью, чтобы Паулусу было чем позабавиться. Больше всего хлопот Сильвии доставляла странная страсть Паулуса к соленым огурцам. От магазинных огурцов Паулус с презрением отворачивался, морщил нос и глухо рычал, призывая ее к порядку. Поэтому по субботам Сильвии приходилось ходить на рынок и платить большие деньги за отборные огурцы, не дай бог, если при засолке был использован уксус! Страсть Паулуса наносила бюджету Сильвии чувствительный урон. Приходилось экономить на колготках, порванные носить в мастерскую поднимать петли. Комбинации Сильвия носила слишком подолгу, от частой стирки они становились неопределенного серого цвета и вытягивались.

Если в кухне Паулус еще терпел чужака, то в комнатах Сильвии все время нужно было быть начеку. Ей приходилось открывать дверцы шкафов, выдвигать ящики — то сменить свекрови платье, то достать чистое постельное белье, да мало ли что еще! Всякий раз, подходя к шкафу, Сильвия вынуждена была громким голосом сообщать свекрови о своем намерении. Собака, глядевшая преданно на Ванду Курман, кивком головы получала от нее согласие: ладно уж, пусть пороется в моих вещах. Случалось, что старая дама по старческому слабоумию забывала подать собаке знак, тогда Паулус одним прыжком оказывался рядом с Сильвией и раскрывал огромную, как ящик, пасть, — показывал острые клыки и зловещее черное нёбо, у нее кровь стыла в жилах. Сильвия заметила, что прыжки Паулуса доставляли свекрови удовольствие: с этим псом она не пропадет!

Паулус и был взят и дом для того, чтобы охранять драгоценные картины. В маленьком домашнем музее ни одному жулику не удалось бы протянуть руки, чтобы жадно засунуть пальцы в пазы тяжелых золоченых рам.

У умной собаки были и другие неоценимые качества. Сильвия не раз думала: размеренное течение жизни нашей семьи зашло бы совсем в тупик, если бы пришлось еще раза два в день бегать к Ванде Курман выгуливать Паулуса. К счастью, хозяйка и собака вполне справлялись без посторонней помощи. Ванда Курман надевала собаке намордник и выпускала ее. Через четверть часа Паулус возвращался и царапался в дверь. Ни разу огромная овчарка не забыла о хозяйке и о своих обязанностях, ее не привлекали и не могли заманить снующие по улицам бродячие собаки — безмозглые псины низшей расы Паулуса не интересовали.

Увы, ржавеют со временем и самые железные правила — все в мире тленно. Однажды вечером глазам Сильвии предстала картина, не оставившая у нее ни малейшего сомнения: все, что было, — цветочки, ягодки впереди.

На этот раз Паулус не встречал ее в дверях. Сильвия испугалась и на цыпочках вошла в прихожую. Охваченная предчувствием беды, оставила сумки с продуктами в прихожей и прошла в глубь квартиры. Ванда Курман стояла совсем голая перед старинным трюмо в деревянной раме и, как робот, двигала рукой с растопыренными пальцами, стараясь собрать и взъерошить на темени седые, легкие как пух волосы. Прихода Сильвии она не заметила, ее пустой взгляд был неподвижно устремлен в старое зеркало с осыпавшейся местами амальгамой. Паулус сидел около хозяйки и возбужденно кряхтел, высунув язык. Через плечо пес бросил взгляд на Сильвию, капли слюны разлетелись по сторонам, налитые кровью глаза овчарки наводили ужас.

Сильвия пробормотала несколько слов в надежде, что свекровь заговорит с ней и объяснит свое странное поведение. Увы, никакой реакции не последовало. Теперь уже не оставалось сомнения, что старая женщина перенесла приступ, сознание у нее помутилось и она живет в каком-то другом измерении. Но все-таки живет! Она дышала, была в силах стоять и шевелить рукой. Нужно было срочно что-то предпринять. Отливавшие красным глаза собаки словно сковывали Сильвию. Она уже собралась было позвонить в «неотложку», но так и не подняла трубку с рычага: собака не подчинится ее приказу, ее невозможно будет запереть в другой комнате, возбужденную овчарку не удастся разлучить с хозяйкой. Не пущенные на порог квартиры врач и санитар поднимут в коридоре скандал.