Возвращение домой

— Да. Поехали домой.

Наконец-то.

Пока мы развлекали гостей, Сол заканчивал приготовления. Границу западного квадрата и вынужденно мигрировавшего мирного населения стерегли его люди с приказом никого не пускать. За визитерами присматривали деликатно и ненавязчиво: вооруженный патруль был бы оскорблением. По той же причине размещением и охраной занимался лично Сол, мастер дипломатии.

Смыв перипетии дня прохладной водой, я взбодрилась. Долой паранойю, Шуга не пойдет на явное нарушение правил. Пусть хорохорится. Роланд Старк мертв, львиная доля моих страхов будет похоронена с ним. Феликсу интересны деньги, не правосудие, он не станет отыгрываться за смерть Андреаса, попустительствуя Дамиану. Янг аполитичен, Блейк не предубежден, Моррис формалист, ужимки Шуга ему не по нраву. Альфы не признают результат нечестной схватки. Наши земли — слишком лакомый кусочек, чтобы подарить их самопровозглашенному вожаку. Долго он не протянет…

Недолго, впрочем, тоже. Марк справится.

Я вышла из комнаты в шелковистой сорочке и халатике с запахом — роскошный комплекс, купленный недавно по мимолетному наваждению. Я бы не стала спать в подобном рядом с Лукасом и не рискнула бы расхаживать так по дому, куда в любое время мог заглянуть посторонний мужчина. Это была чистой воды блажь, но я не противилась ей, а сейчас, надев на влажное распаренное тело, почувствовала себя комфортно. Всё-таки я привыкла за годы брака и к прохладному шелку, который опадал единой шелестящей волной от сброшенных с плеч бретелек, и к каблукам, не раз участвующим в любовных игрищах, и к юбкам, удобно задираемым до пояса… Я с жадной радостью влезла в джинсы и футболки, сочтя это возвратом к себе прежней, но эмоции, пережитые всего-навсего от дефиле в сорочке, наглядно доказывали: прошлое потеряно. Не к нему следует стремиться. Пора, наконец, принять себя новую. Повзрослеть.

Я остановилась у стола. Марк пил молоко, еще в брюках и рубашке, только с расстегнутыми манжетами и верхними пуговицами. Кадык подрагивал с каждым глотком, обращая внимание на длинную линию шеи. Я проследила путь сорвавшейся с горлышка капли. По коже побежали мурашки. Знакомый симптом…

Бутылка с треском деформировалась. Он отставил ее, пустую, переводя дыхание. Впервые посмотрел на меня, и этот взгляд, меняющий полярность от удивления к возбуждению, опалил. Я не шевелилась, пока он подходил, проводил ребром ладони по скуле, чтобы поймать подбородок и потянуть выше, касаясь губами моих. Он оттеснил назад, вынуждая упереться ягодицами в кромку стола. Я нащупала гладкую поверхность и подтянулась, забрасывая себя наверх.

Марк расположил ладони на моих коленках, погладил большими пальцами… развел по сторонам. Сорочка задралась, подпрыгнула к животу, и только полы халата прикрыли лобок. Я шумно втянула воздух, когда его рука нырнула в глубокий вырез халата, пробежалась костяшками по груди и обнажила плечо. Скользкая ткань послушно разошлась.

Он медленно наклонялся, вынуждая прогибаться всё ниже, откинуться на локти, а после и вовсе лечь, повинуясь его воле. Я зажмурилась, стоило ему начать путешествие от горла вниз, перемежая невесомые поцелуи легкими укусами, от которых я вздрагивала и выгибалась, подставляясь под новые ласки. Он отвел мои руки, и пришлось комкать края сорочки, сдерживая желание притянуть его теснее, сильнее. Я застонала, когда он лизнул чувствительное местечко над пупком, мышцы конвульсивно сократились. Марк отстранился, подхватил под бедра и толкнул дальше по деревянной поверхности, так, что я уперлась пятками. Следующий поцелуй достался коленке, дальше цепочка по внутренней стороне бедра…

Когда-то он категорически отверг саму идею куни, и потому я до последнего не верила. Даже когда пальцы раскрыли половые губы и робко потерли чувствительный узелок. Жаркое, влажное прикосновение языка послало разряд по всему телу. Понимание того, что он добровольно решился на оральные ласки, опьяняло. От неумелых, но старательных движений меня потряхивало. Я всхлипнула, когда он особенно удачно подразнил клитор, рванулась навстречу…

Он стремительно расстегнул ремень — звякнула пряжка, — спустил брюки, подтащил меня к краю и наполнил двумя мощными толчками. Я вскрикнула, потрясенная остротой удовольствия, давлением внутри. Марк помог мне приподняться, усиливая ощущения, поцеловал агрессивно, властно… И оттолкнул, впиваясь пальцами в мои бедра, насаживая на себя быстро, сильно…

Я запрокинула голову, ловя каждую грань жадного соития.

Марк вдруг подхватил меня под задницу, потянул. Я качнулась к нему, обнимая за плечи и крепче сжимая скрещенными ногами, но уже в следующее мгновение притерлась спиной о стены и зашипела. Охнула от другого угла проникновения, обмякла, позволяя ему двигаться в лихорадочном темпе. Сознание капитулировало, оставив меня на откуп животной страсти, поднимающейся изнутри волне, грозящей захлестнуть с головой. От размашистых движений спина елозила по шершавой поверхности, но я не замечала саднящей боли.

Он застонал на последних глубоких толчках на всю длину. Огладил всё, до чего дотянулся, жадными руками, сжал грудь. Впору было испугаться напора, но я только разомкнула губы, а он жестко зафиксировал горло и приник собственническим поцелуем.

Мы оба тяжело дышали. Марк поставил меня на ноги, придержав для подстраховки. Икру свела судорога, я наклонилась растереть ее и взвизгнула, вдруг взмыв в воздух.

— Не пугай так! — упрекнула его, елозя.

Он легонько встряхнул, возвращая в исходное положение.

— Не бузи.

Я затихла. Только крепче обняла за шею, когда ему вздумалось подняться по лестнице с грузом.

На постель он меня почти бросил. Я отползла, наблюдая, как Марк избавляется от одежды, замирает ненадолго, позволяя исследовать рельефное тело взглядом. Я громко сглотнула и этим, кажется, снесла остатки его самоконтроля.

Мы сплелись в причудливый клубок, торопясь насытиться друг другом, взять как можно больше от уходящего дня. Я чертила узоры на его спине и дрожала от попыток зализать мои царапины, зарывалась лицом в подушки, глуша стоны, и взмывала вверх, отталкиваясь от его колен… Я не узнавала себя саму в этой девушке с расширенными зрачками, спутанными волосами и неисчерпаемой жаждой близости.

И меня это устраивало.

— Я могу погибнуть завтра, — шепнул Марк куда-то в загривок, когда я уже задремала.

— Ты не посмеешь, — пробурчала невнятно.

А смешок наверняка приснился.

* * *

Внизу стреляли.

Сон окутывал вязким, плотным коконом. Я никак не могла вырваться из липкого тумана, хотя часть сознания била тревогу. Рядом заворочался Марк — я слышала, как он садится, и с большим трудом открыла глаза, буквально преодолевая сопротивление век. Шумели уже на первом этаже.

Марк вставал тяжело, медленно, покачиваясь и вытягивая ладонь, чтобы опереться на стену. Я прекрасно понимала причину: голова казалась странно распухшей, громоздкие мысли отталкивались одна от другой, как частицы с одинаковым зарядом. Когда в комнату ворвались люди, Марк еще был на полпути к двери, а я едва добралась до края кровати.

Щелкнул переключатель, и комнату залил яркий свет. Я заморгала, разгоняя пелену слез, но разобрала только смутные тени. Несколько набросилось на Марка, повалило его на пол, молотя кулаками и почти не встречая сопротивление. Меня рванули за волосы, стащили вниз, в процессе зарядив по животу — я подавилась криком, засипела от нехватки воздуха.

После короткой реплики на пороге возникли новые силуэты. Из-за спутанных прядей, завесивших лицо, я плохо видела, но голос, полный торжествующей насмешки, узнала.

— Глядите, кто тут у нас. Тревор, не жмись, помоги даме.

Тревор помог хлесткой пощечиной. Меня мотнуло к деревянному бортику, и к боли в груди добавились яркие ощущения от удара затылком и прикушенной щеки. Зато на мозги подействовало отрезвляюще. Я сплюнула кровь и подняла глаза.

Четверо из стаи Шуга: двое держат Марка с заломленными за спину руками (даже на расстоянии заметно, как расширены зрачки), один со мной, напротив Дамиан. И Лиз. Все вооружены. Несмотря на тщательный досмотр при проезде на территорию клана. Этого сюрприза мы так опасались? Он удался.