Возвращение мастера и Маргариты

Маргарита послушно поднялась и направилась в спальню, трепеща от волнения. Сон ли, бред ли, безумие ли помутило ее разум, но это было счастливое безумие, волшебный бред! Она ни чему не удивлялась и готова была подчиняться беспрекословно. Только в висках стучало: "случилось, случилось, это все же случилось!!!" И замирало под ложечкой, точно она падала в пустоту.

Спальня Вари и Льва преобразилась. По обеим сторонам распахнутого трюмо горели бра, нигде не осталось и следа пыли. У зеркала, кокетливо искрясь, стояли коробочки и флаконы давно забытых названий и форм: "Белая сирень", "Красная Москва", "Кармен". Духи, одеколоны, пудра с висящими на крышках шелковыми кисточками. Маргарита обратила внимание на вишневое атласное покрывало с вышитыми попугаями и ветками белых цветов, застелившее кровать, на подушки в изголовье. За дверцами зеркального шкафа обнаружилось единственное платье - длинное, пышное, удивительное! На прозрачном как дым шифоне цвели яркие бархатные розы. Узкий лиф, торчащие рукава-фонарики и широчайшая, вся из туманных сборок юбка, свидетельствовали о вечернем предназначении туалета. Возможно, в нем посещала кремлевские банкеты Серафима Генриховна со своим начальственным мужем. Или это Варюша приготовила обнову для вечеринок театральной богемы? Зажмурившись, Маргарита нырнула в водопад струящейся ткани и платье нежно обняло ее тело, запахло и заволновалось так, словно Маргарита погрузилась в туман предрассветного майского сада. Подхватив подол, она закружилась по комнате и с разлету рухнула на кровать, наслаждаясь сладким головокружением.

В прихожей затопали, загалдели, потянуло дымом.

– Флигелек тушили, - плаксиво доложил мяукающий голос.

– Невозможно работать в таких погодных условиях! Дождь хлещет, ветер зверский. Снес пламя прямо к ихнему особнячку. Неплохое было строение, памятник старины, - прогнусавил другой.

– "Муза" сгорела, - торжественно и печально доложил третий трескучий, горестный.

Сообразив, что гости в сборе, Маргарита торопливо прильнула к зеркалу, вглядываясь в свое заплаканное лицо. Расчесала волосы костяным гребнем, припудрила щеки и нос пуховкой, распространившей ароматное облачко персиковой пудры. Облачко омыло ее черты, они стали чистыми, строгими и торжественными.

Не удивляясь, а только ликуя до звона в ушах, Маргарита вошла в гостиную, где увидела всех собравшихся и сразу узнала. Во-первых, господина де Боннара, напоминавший ей то Калинина, то короля из "Золушки". На этот раз он предпочел двубортный пиджак из лилового велюра с рядами блестящих пуговиц и неразборчивым геральдическим знаком у кармашка. Брюки были серебристо-серыми, все в саже и прожженных пятнах.

Коротышка, облаченный в мундир с эполетами и белые лосины, мял в руках наполеоновскую треуголку. Выглядел он так, словно только что вернулся с битвы при Ватерлоо - проиграв судьбоносное сражение. А клык, оттопыривающий верхнюю губу ничуть не страшный, и эти прикольные огненные клоунские патлы!

Рыжий кот, изогнувшись, зализывал на спине опаленную шерсть. Перед ним лежали кальян и большой кусок окорока, завернутый в лист ватмана с лозунгом: "Капитализм это есть президентская власть плюс сексуализация всей страны". Маргарита едва удержалась, что бы не погладить меховой бок и чуть не взвизгнула от радости - более интересных гостей она не могла бы и вообразить.

– А у нас гостья, - Роланд указал на Маргариту царственным жестом.

– Знакомы-с, - Шарль отвесил элегантный поклон.

– Батон. Американский экзот. Уценен из-за некондиционного окраса: недозволительно рыж, - расшаркался с придворными церемониями кот.

– Амарелло!
– гаркнул клыкастый, демонстрируя армейскую выправку.
– Не подумайте, что мое имя имеет отношение к морали. Скорее наоборот. Моя матушка, монахиня, обожала ликер собственноручного изготовления. В детстве за стойкость духа, за неповторимый букета чести и достоинства меня звали Амареттино. Теперь приходится работать под более скромным псевдонимом.

– Так что там у вас стряслось?
– поинтересовался Роланд, когда все расселись за столом.

– Верите ли, экселенц...
– задушевным голосом начал Батон.

– Нет. Не верю, - отрубил Роланд.
– Доложите вразумительно и без лишних эмоций. В чем, собственно, дело?

– Ах, экселенц, печальнейшая история...

– вздохнули все разом и заговорили наперебой.

Из обстоятельного трехголосого рассказа выяснилось следующее.

Глава 22

Дождливый до возмущения день 16 августа двигался к вечеру. Измученные разгулявшимся скандинавским циклоном москвичи, ознакомились с прогнозом на всех станциях телевещания и остались не довольны: август явно не удался. Не радовала и жизнь в общем и целом.

Шарль и Батон неистово топили камин в гостиной Холдингового центра папками с отчетностью о проделанной работе. Примерно так выглядел особнячок в конце лета 1917, когда сорокалетний князь Волошин исторически сжигал фамильные документы среди вопящих нянек, гувернанток, тюков, чемоданов, клеток с попугаями и тявкающих мопсов супруги. Все смешалось в покидаемом доме.

Свите Роланда предстояло отступление, в отличие от князя, - логически обусловленное. Восточная роскошь комнаты выглядела пыльной декорацией, которую скоро растащат по частям дядьки с сумрачными лицами, имеющими признаки трудной судьбы и некомпенсированного похмелья.

– Ну что ж, на Земле всему приходит конец. В этом весь юмор тутошнего представления, как мы заметили.
– Философски вздохнул Шарль, опуская в огонь "Дело Эйнема-Бермудера" вместе с конфетными коробками, а вслед за ними - книгу в красных тюльпанах. Побрезговав конфетами, а может быть, оставив их на десерт, огонь с урчанием набросился на "Сердце ангела".

– Поработали, и хватит, - Шарль добил коробки кочергой. Конфеты дали обильное пламя, и в воздухе запахло парикмахерской. Он спохватился, вспомнив о чем-то и взялся за телефон: - Дежурный восемьдесят седьмого поста? Капитан Зыков говорит. Зафиксируйте сигнал: темно-серый "джип -чероки"... В багажнике контейнер с неизвестным веществом. Предположительно - уран. Да. По виду - банка турецкого масла. Оливкового, очищенного. Кодовое слово на этикетке "девственное". Записали? Диктую по буквам: Денис, Елена, Варя... Да, да, именно. Вот суки, над самым святым глумятся... Пассажиров задержать, контейнер отправить на экспертизу.

– Что еще за дела с ураном?
– поинтересовался кот, просматривая с ностальгическим трепетом "Дело о кальсонах" и запрос на включение Амарелло в компанию "Женщин в театре".

– Да пальцевские чудилы расшалились. Преследуют милую даму и могут явиться туда, где вовсе не следовало бы портить воздух их присутствием, Шарль продолжил работу у камина, отправляя в огонь документы.
– А банку с маслом не фиг было им у деревенского нищего красть? Приехали, напакостили, парня забрали, так еще масло и ананас сперли.

– Здесь целая кипа поздравлений с Рождеством и с Пасхой! Наприсылали, пока нас не было. Жечь или подарить людям?

– Что-то им САМ-то в эти свои празднички на подарки не расщедрился? Ну, понимаю, объявил бы: " В честь светлого Моего Рождества не случится на Земле ни одной мученической смерти, ни одной жуткой катастрофы, а страдальцы безвинные хоть на день сей великий от боли и страданий освободятся". Вот и было бы чему радоваться, кого добрыми молитвами восхвалять, - Шарль забрал открытки и отправил в огонь.

– Так вдохновенно выступаешь, словно прошел курс атеизма в местной партийной школе. Сказано же в Писании - кто на Земле больше безвинных мук примет, тому у них более комфортабельное проживание обеспечено. Ну, вроде, за все надо платить. От каждого по страдательным возможностям, каждому - по муке его. Помучался - получай свое. Великомученник - считай, святой.

– Тогда пусть ОН в честь своих празднеств землетрясение что ли устраивает или иные массовые катаклизмы, чтобы достойных поощрения невинных жертв расплодить, но не особо с муками -то затягивать. Прихлопнул одни махом в особо крупном масштабе и забрал на реабилитацию в райские кущи. Так нет, страдания им нужны. Ты в больничные палаты и хосписы загляни, не говоря уже о "неблагополучных зонах проживания". У нас это садизм называется, - морщился от дыма Шарль.