Возвращение в Полдень

– И я этим непременно воспользуюсь, советник, – обещал Кратов.

– Вы и ваши корабли, доктор, угодили на строительную площадку, – с нажимом произнес тахамаук. – Такие площадки есть на всех планетах шарового скопления. Везде есть Строители. У них есть программа. Когда активизируется программа, у них появляется эмо-фон для координации действий. Этого достаточно. Их забрасывают на планету и предоставляют самим себе. Они сами развертывают базу, запускают репродуктивные камеры и начинают строить. От нас требуется вернуться и принять работу. В прежние времена мы строили очень много. Слишком много, чтобы все упомнить. Или забрасывали Строителей, но за хлопотами упускали активировать программу. Теперь они стоят во всех уголках Галактики забытые, никому не нужные. Без программы, без эмо-фона. Осколки былой экспансии.

– Вот и еще одной загадкой стало меньше, – вздохнул Кратов.

– Загадкой? – неподдельно изумился советник. – Странно… Мы полагали, это общеизвестно. Строители тахамауков. Тоже мне, тайны мадридского двора! Возможно, кое-кому стоило бы задать нам прямой вопрос.

– Так и буду поступать впредь, – с энтузиазмом обещал Кратов. – Да хоть бы и сейчас. Корабли Молчащих – тоже осколки вашей экспансии?

– Нет, – твердо сказал советник. – Не нашей. С радостью посвятил бы вас в детали, но это не наша тайна. Мы всегда говорим правду. И точно так же, всегда, храним чужие секреты. – Он сделал выразительную паузу. – Кстати, о мозаике, которая выстроилась. Если вы сочтете за благо расшифровать эту соблазнительную метафору, я буду вашим должником и вернейшим хранителем содержания нашей беседы. – Новая пауза. – Мы знаем о «длинном сообщении». Мы знаем о приборе, что хранится в грузовом отсеке «гиппогрифа». Но я, Кьейтр Кьейрхида, советник Правящего дома Галактической Империи Тахамауков, желал бы знать больше. – Он усмехнулся. – Только не говорите, что это не ваша тайна.

Время еще было.

– Собственно, почему бы и нет? – проворчал Кратов и потянулся за флягой с земным монастырским ликером из имперских погребов.

14

Игра называлась «Сложи мозаику».

Она затянулась на двадцать с лишним лет. Потому что на игровой стол постоянно вбрасывались новые фрагменты. И, случалось, исчезали прежние.

В 125 году с грузопассажирским кораблем класса «гиппогриф», бортовой индекс «пятьсот-пятьсот», следовавшим с Земли на галактическую базу «Антарес», во время экзометрального перехода произошел инцидент.

Официальная версия утверждала о комплексном отказе оборудования.

Экипаж настаивал на том, что на корабль было совершено нападение. Поскольку три члена экипажа были зелеными курсантами летных училищ, в показаниях перед комиссией Корпуса Астронавтов упоминались «ЭМ-зверь», «враждебный разум» и прочие бредни взбудораженного юношеского воображения.

Командир же, немолодой звездоход с громадным опытом, внятных комментариев не дал, принял всю вину на себя и подал в отставку. Отставка была охотно принята, ибо у комиссии были все основания полагать, что на каком-то этапе злоключений командир попытался пожертвовать экипажем ради спасения груза.

Этим чрезвычайно ценным грузом, что, по мнению командира, стоил юношеских жизней, был рациоген. Прибор, запрещенный в пределах Федерации совместным решением Академии Человека и Совета по социальному прогнозированию. Чрезвычайно сложный, возникший благодаря спонтанному технологическому прорыву. Невероятный усилитель интеллектуальной мощи, способный превратить человека в сверхсущество, мыслящее рационально, холодно, стремительно и не управляемое этикой и гуманностью.

Выброситься из экзометрии в субсвет и уцелеть у корабля и экипажа не было ни единого шанса. По всем экспертным оценкам.

Но им удалось.

Рациоген остался на мертвом «гиппогрифе», которому суждено было навсегда затеряться в межзвездном эфире – к облегчению федеральных структур и к печали радетелей за необузданный прогресс человечества.

Экипаж был спасен астрархом по имени Лунный Ткач, одним из тех, что случились поблизости, занимаясь конструированием искусственного шарового скопления, которое впоследствии в лоциях Корпуса Астронавтов будет фигурировать как Триаконта-Дипластерия.

У астрархов порой бывают странные развлечения и причуды. Но фантазия скатать блуждающие планеты и новообразованные звезды в клубок орбит и гравитационных ловушек-ротаторов пришла в их сверкающие головы не самопроизвольно. У шарового скопления предполагался хозяин; в ту пору никого не интересовало, кто именно.

Ни единого шанса на то, что астрарх заметит холодную металлическую скорлупку, неуправляемо болтавшуюся в пространстве.

Но он заметил.

Судьбы экипажа разошлись широким веером.

Так случилось, что командир Олег Иванович Пазур вскорости умер. Внезапно и не по медицинским показаниям. Никакого злого умысла, исключительно свобода личного выбора. Один фрагмент мозаики долой.

Из троих курсантов в Галактику вернулся лишь Константин Кратов. И с разбегу вляпался в межрасовый конфликт, а оттуда двинулся прямиком в плоддеры. В добровольное изгнание на долгие годы. Было время, когда он любил стрелять из фогратора и работать руками.

Этот единственный из троих буквально притягивал несчастья. Или, наоборот, отталкивал, как посмотреть. Он постоянно оказывался в эпицентре странных и весьма опасных событий. Но из воды, огня и медных труб всегда выходил невредимым и полным новых впечатлений.

Он стал ксенологом по прозвищу Галактический Консул. Ему нравилось наводить мосты, устанавливать контакты и решать проблемы.

Не прошло и нескольких лет, как линия судьбы, в произвольности которой он успел совершенно разувериться, привела его на удивительную планету, где все обитатели были разумны, напрочь лишены морали и потому жрали друг дружку. А в самом сердце этого мыслительного хаоса скрывался рациоген.

Другой, нечеловеческий.

Если только не копия того, что остался на «гиппогрифе». Как мы уже выяснили, изготовить точную копию чего бы то ни было уже не составляет трудов. Вселенная не обязана быть гетерогенной…

Это выглядело проверкой на твердость убеждений, которую молодой ксенолог Константин Кратов с блеском выдержал. По крайней мере, так он думал. Хотя ему пришлось вспомнить умение владеть фогратором.

Как только он стал задумываться над сутью закона парных случаев, им основательно заинтересовались тектоны.

Метафора мозаики наполнилась новым содержанием.

Чтобы окинуть ее ясным взором и увидеть скрытые среди россыпи цветных камешков и стекляшек смыслы, следовало сделать паузу в нескончаемой череде приключений. Тектоны склонили его вернуться на Землю и задуматься над собственным прошлым. Ему было сказано: тогда, в экзометрии, тебя увидел Хаос. Он отметил тебя и с тех пор тобой управляет. Ты – его указательная стрелка. Возможно, существует угроза Галактическому Братству, которую ты поможешь избежать. И много тому подобных слов, которые льстили самолюбивому сорокалетнему ксенологу на карьерном взлете.

Но кто он такой, чтобы отринуть волю тектонов?

Кратов тогда не знал, что его просто хотели остановить. Убрать с игровой доски, как фигуру с неясными правилами хода. Хотя бы на время.

При всем том, что угроза наверняка существовала в реальности. Вот только чему: Галактическому Братству или самим тектонам?

Он готовился вернуться в Галактику и все выяснить.

Он уже знал про «длинное сообщение», которое послал всему экипажу «гиппогрифа» загадочный визитер из экзометрии. Тяжелая информационная посылка, слишком большая для одного вместилища и потому неравномерно распределенная между четырьмя человеческими мозгами. Носитель информации не хуже прочих.