Возвращение в Полдень

Не оборачиваясь, он прошел между рядами книг и открыл маленькую деревянную дверь.

12

Эксаскаф «Гарпун Судного Дня» распадался на части. Для него Судный День уже наступил.

От оболочки планеты отделялись громадные ломти, некоторое время болтались в непосредственной близи, а потом уносились в пространство. Над горизонтом вставало багровое клочковатое пламя, волна черной пыли катилась по долине, все снося на пути, к тому месту, где кабинка лифта подняла Кратова из его подземного убежища навстречу приключениям.

В небесах в мультяшной спешке сменялись картины пронизываемых метрик. Вряд ли это происходило в правильном обратном порядке; все выглядело так, будто последовательность событий никого более не заботила.

«Когда мы вывалимся из Цитадели, – обреченно подумал Кратов, – от корабля останется сущий пустяк».

В бумажной инструкции был начертан порядок действий. Кратов и без бумаги помнил его наизусть.

Вернуться в кабинку. Привести в действие резервный генератор. Это гравигенная «вечная машина», не зависящая от движения заряженных частиц, толкотни фотонов и всего, что имеет касательство к традиционным источникам энергии. Кабинка вернет его в убежище. Правило двадцати секунд здесь не действует, ему предстоят полтора часа обратного пути сквозь разлагающуюся плоть этого мира. Затем надлежит занять место в спасательной капсуле и ждать, когда положение потребует экстренной эвакуации. Капсула пробьет себе путь к поверхности сквозь любую преграду. Важно выбрать правильный момент для бегства.

И не думать о тагонараннах.

В конце концов, они не хуже него знали, на что шли, что это дорога в один конец. У него есть шанс, от которого они сознательно отказались.

Кратов замешкался. Такой расклад чертовски не устраивал. И хотя он понятия не имел, как повлиять на ситуацию, но не был готов смириться.

Гордо погибнуть вместе с экипажем? Никто не оценит красоты поступка, свидетелей не будет. А и были бы, так с ходу номинировали бы на эту, как ее… премию Дарвина. [57]

57

Премия Дарвина с 1985 года присуждается персонам, погибшим или утратившим способность к продолжению рода самым идиотским способом, тем самым улучшив генофонд человечества.

Сцепить зубы и попытаться спасти хотя бы себя, чтобы было кому поведать о подвиге. И гарантировать невыносимый урон для личной чести, удар по самолюбию, больную совесть до скончания века.

С этим можно жить.

Или нет?

Иветта. Мама. Любимые женщины. Друзья и коллеги. Всего этого не будет.

Должен быть выход.

Он стоял возле открытой кабинки и злобно наблюдал за приближением черной волны. С таким противником ему не справиться.

Волна явно не торопилась.

Время застыло. Мир обернулся плоской картинкой.

«А вот и бог из машины, – подумал он отрешенно. – Было сказано в одном из моих вещих снов: когда не знаете, кому молиться, молитесь богам из машин».

– Кратов, – промолвила Надежда. – Пора возвращаться домой.

Девчонка-подросток из Призрачного Мира, утверждавшая, что она и есть Призрачный Мир. Кое-как подрубленные светлые волосы, джинсовые шорты… всё, как в первую встречу. Только на белой майке на сей раз красовался Чебурашка, а тапочки были салатного цвета.

Инородное тело в погибающем мире. Ангел спасения посреди ада.

– Привет, кстати, – сказала она недовольным голосом. – Гляди, что ты натворил.

– Мы успеем к полудню? – спросил Кратов онемевшими губами.

Надежда захлопала выгоревшими ресницами.

– При чем тут полдень?!

– Я обещал своим женщинам вернуться к полудню.

– Но не назвал точной даты, верно? Так вот, эта дата наступила. Она называется Судный День. Возрадуйся, человече: Призрачный Мир и все конструкты всех миров на твоей стороне. Тебе даровали иммунитет в самой высокой инстанции. Ступай в кабину и следуй инструкции. И скоро обнимешь всех своих женщин, ловелас несчастный.

– Нет, – сказал он, свирепо улыбаясь. – Никаких нахрен Судных дней. Полдень и только Полдень. С прописной буквы. Либо всё, либо ничего. Иммунитет? Я не могу погибнуть, верно? Тогда вам придется вытаскивать весь корабль.

– Ты забываешься, милый, – холодно сказала Надежда. – Иммунитет распространяется на одну персону. На одну! Об остальных речи не шло. Полдень… выдумал тоже… Ты что, пытаешься навязать свою волю силам, что создали все миры?!

– Как раз этим я и занят.

– Ты, верно, не понимаешь. У тебя в руках самый что ни на есть наираспоследний шанс выжить. Он просто тебе выпал! Твоя знаменитая удача давно закончилась!

– Я разговариваю с Призрачным Миром, с Белой Цитаделью, бог знает с кем еще… И ты твердишь мне, будто удача кончилась?!

– Не пойму, чего ты добиваешься. Заставить мироздание играть по своим правилам? Это какая-то извращенная форма тщеславия?

– Всего лишь привычка спасать.

– Тебе даже не поверят, если ты об этом заикнешься.

– Да это неважно! Важно, чтобы я сам себе поверил. И потом, все знают, что я люблю прихвастнуть и расцветить, но никогда не вру. У меня хорошая репутация. С чего бы вдруг мне не станут верить на этот раз?

– Ну, ты и наглец, Кратов!..

Кода

Нежарким весенним полднем Константин Кратов, вертикальный гуманоид сорока четырех лет от роду, ксенолог по прозвищу Галактический Консул, в совершенном одиночестве сидел на деревянной скамейке, которую буквально вчера сколотил своими руками и установил на заднем дворе собственного дома. Он никуда не торопился, не ждал никаких вестей, ни дурных, ни добрых. И если бы до конца дня никто не побеспокоил его разговорами или даже молчаливым присутствием, он не был бы огорчен. Ему было хорошо и покойно, и он хотел, чтобы этот полдень длился вечно.

Все желали ему вернуться в полдень. Пожалуй, в Полдень с прописной буквы. Потому что это было не просто время суток. А нечто большее. Зенит для светила.

Все удалось. Все закончилось благополучно. Вселенная могла идиллически вращаться вокруг незримого центра мироздания еще несколько миллиардов лет, пока всем звездам, большим и малым, не придет естественное и предсказуемое успение.

* * *

– Нет однозначности, старина, – говорил доктор метаморфной математики Рамон Гильермо де Мадригаль. – Вы вошли в Белую Цитадель на большом и совершенно функциональном космическом корабле. А вывалились оттуда на дымящейся руине, что на глазах рассыпалась на куски. Ваш отчет полон несообразностей. Регистраторы эксаскафа по большей части утрачены, но кое-что сохранилось, и это «кое-что» безумно интересно. К сожалению, на вашем персональном регистраторе с момента прибытия в Базовую Метрику сплошной белый шум. Тривиально, хотя никто иного особо и не ожидал. И, разумеется, никому в голову не придет принять на веру ваш рассказ об изначальной сущности, что угощала вас выпивкой в своей каморке.

– Думаете, я сам в это верю?

– Но, с другой стороны, последние исследования интегрального эмиссионного спектра свидетельствуют о позитивных тенденциях в сером треке. Белые разрывы, признаки деградации нашей метрики, исчезают. Для вас эти ужасающие слова ничего не значат, я и сам нетверд в их понимании, но ничто более не свидетельствует об угрозе транспозиции метрик. А значит, кому-то удалось починить Машину Мироздания, и вы первый кандидат на эту роль.

– Я не чинил, – усмехнулся Кратов. – Я лишь стоял над душой и нудил.