Возвращение. Часть 2
Шрифт:
– А кто в такое поверит? Мои родители меня знали, как облупленного, и то поверили с трудом, а сестре я даже не говорил. А потом, мне восемьдесят лет, а их дочери в пять раз меньше. Надежда сошла бы с ума!
– Не чувствую я в тебе взрослого человека, - покачал он головой.
– Не мальчишка, конечно, особенно по разговору, но и не старик.
– Вы, Леонид Ильич, просто не знаете женщин!
– Это точно!
– рассмеялся он.
– Иди уже, знаток! Я думаю за эти дни у тебя многое узнать. Что смотришь? А тебе не было бы интересно заглянуть в будущее на столько лет? Именно рассказ, а не бумажку с датами и краткими пояснениями. И вот еще что... В этом санатории много достаточно высокопоставленных,
– Самая умная из всех девчонок ее возраста, которых я встречал в обеих жизнях. Не скажу, что молчунья, но и не болтушка. А о наших делах она слова не скажет.
– Ладно, иди, мне нужно подумать. Вам покажут, где здесь что. Увидимся завтра.
Поселили нас, конечно, не в основном корпусе, а в служебных помещениях, похожих на одноместные гостиничные номера в российских отелях моего времени, которые не претендовали на большое число звездочек. Только комнаты были просторнее и мебель - массивнее. Мы оставили свои вещи в комнатах, заперли их полученными ключами и до ужина пошли гулять по парку.
– Пошли покажу царскую беседку, - сказала Люся.
– А ты мне в двух словах скажи, о чем договорился.
– Пока только о том, что родителей переводят в Москву. И твоих, и моих. Квартиры должны дать рядом.
– Сергея жалко, - вздохнула Люся.
– Мне тоже жалко, а что сделаешь? Брежнев мне предложил сдать школу экстерном и спросил, как с этим у тебя. Я думаю, что с моей помощью ты вполне могла бы сдать программу двух лет за год. Конечно, если захочешь. Я еще попросил поженить нас в шестнадцать лет.
– Ты умница! Давай я тебя поцелую!
– Не сейчас. Слишком много отдыхающих, и уже на нас пялятся. Та же история, что была и в "Сосновом", но там к нам уже привыкли.
– А как тебе вообще Брежнев?
– Брежнев по отзывам всех, кто его знал, очень быстро привязывался к людям и слишком многое им прощал. Но это в личном общении. Как политик он наверняка не такой добренький, иначе просто не добрался бы до своего поста. Я ему вывалил всю правду, а там для него очень много неприятного. При всех его недостатках он очень умный человек, и для него не все равно, какую он о себе оставит память. Должен понять и оценить оказанную услугу. Главное, чтобы поверил, что я не собираюсь об этом болтать. Мы здесь будем четыре дня, а потом вместе с ним уедем в Москву. В эти дни он хочет узнать у меня больше о будущем. Я его понимаю, сам бы прыгал от любопытства.
Все последующие дни мы много времени провели в компании Леонида Ильича. Во времена моей молодости я генсеком не интересовался, так, видел мельком на экране телевизора. В более позднее время, когда он уже тяжело болел, это был совсем другой человек. Сейчас он выглядел прекрасно, был бодр и любил много времени проводить в воде. Я пустил в ход анекдоты, от которых он хохотал, слегка запрокидывая голову.
– Тебе, Гена, нужно не песни петь, - сказал он.
– А людей смешить с эстрады. Анекдоты мало знать, их еще нужно уметь рассказать. Так вот нужный артистизм у тебя есть.
По его просьбе Люся спела несколько песен.
– Поступишь в консерваторию, - сказал Брежнев.
– С таким голосом только туда. Или на театральный вместе с женихом.
– Леонид Ильич!
– осмелела подруга.
– А вы нас, правда, пожените в шестнадцать?
– А тебе не терпится?
– Я его люблю, - пролепетала она.
– Честно.
– Это даже такому не разбирающемуся в женщинах человеку, как я, понятно, - засмеялся он.
–
Когда мы говорили о будущем, Люся уходила гулять в парк, чаще всего с кем-то из ребят охраны. Их здесь все знали, и к ней никто не приближался. Леонид Ильич больше ни разу не задал ни одного вопроса о том времени, когда был у власти. Я ему подробно рассказывал о перестройке, о крахе экономики и развале Союза. Рассказал и о маразме времен президентства Ельцина, и о медленном восхождении России к прежнему величию, которого она так и не смогла достичь.
– Но ведь вы уже жили хорошо, - сказал он.
– Какой конец света? Судя по твоим словам, все было не так уж и плохо.
– И в мое время всем жилось не так хорошо, как мне, - сказал я.
– Народ не голодал, и почти все имели крышу над головой, но качество пищи было низким, воздух, особенно в городах, очень грязный. В реках и морях почти никто не купался, а питьевая вода тщательно очищалась, и ее не хватало. Нефть выбрали почти всю, и опять начали сверлить в океане километровые скважины. Если учесть, какие были ураганы, время жизни таких платформ было невелико. Правда, при разрыве трубопроводов срабатывали специальные отсекатели, но тысячи тонн нефти все равно выливались в океан. Остался еще газ, но его должно было хватить лет на тридцать. Начали добывать газ, лежащий на дне океана в твердом виде, но вряд ли успеют собрать много. Океан потеплел, и эти гидраты начали превращаться в газ. А льдов на полюсах осталось мало, поэтому все шло в атмосферу, повышая ее температуру. Тропические леса, которые давали кислород, частью вырубили, частью погибли из-за жары. Много еще чего было. Может быть, я немного сгустил краски, и человечество или его остатки еще протянут пару сотен лет, но это уже не жизнь, а выживание. Плохо, когда человечество гибнет быстро, не имея возможности спастись от беды. Но, когда агония растягивается на сотни лет, тоже ничего хорошего нет. Убедить людей действовать сообща не получается. Каждый тянет все, до чего может дотянуться, на остальных плюют. На наш век хватит, а дети-внуки пусть о себе думают сами. И одна страна, какой бы сильной она ни была, ничего не сможет сделать, а собраться вместе не получается. Поэтому так важно выиграть время.
– А как ты вообще сюда попал? Машеров сказал, что тебе помогли. Вы уже научились работать со временем?
– Нет, это не наш уровень, - ответил я.
– Повезло встретить одну беглянку из другого мира.
Я подробно ему рассказал о встрече, давшей мне новую жизнь.
– Одна маленькая девчонка, которая сунула свой нос куда не надо, и второй шанс для целого мира, - задумался он.
– Мне кажется, что такое не могло быть простым совпадением.
– Наши реальности никак не связаны, - возразил я.
– Зачем кому-то на нас влиять?
– Это по ее словам. А если она солгала? Ты же, как я понял, в этом тоже не разбираешься.
– Я в ее рассказе вранья не почувствовал, - сказал я.
– Да и не сможем мы это проверить в любом случае. Поэтому лучше думать, что все так и было, чем бесплодно ломать себе голову. А через шестьдесят пять лет я у нее спрошу.
– Как спросишь?
– не понял он.
– Реальности не связаны, так что ее реальность из-за изменения нашей не поменяется. Поэтому точно в то же время возле ограды парка она опять будет стоять под падающим снегом. А я ее встречу с шубой и кульком вафлей. Наверное, мы туда придем вдвоем с Люсей.
– Хочешь прожить еще одну жизнь?
– спросил он.
– Нет, - ответил я.
– Если не получится и в этот раз, пусть все остается, как есть. От жизни тоже можно устать. В тот раз я был к этому близок, но не дошел до конца. В этот раз на еще одну попытку у меня просто не хватит сил.