Возвращение

– Устя... когда получится - все для тебя сделаю.

– Сделай. Будь счастливой, Машенька. И я порадуюсь.

***

– Боярин, сможешь ли ты такое сделать?

Когда б сейчас кто боярина Данилу Захарьина увидел, не поверил бы себе.

Разве ж боярин это?

Бледный весь, трясется, глаза, ровно у жабы, выпучены.

– Да ты что?! Ты в уме ли?!

– Что тебя так пугает, боярин? Тебе и надо-то самую малость сделать!

– Такое? Нет, не могу я. На такое - не пойду.

– Магистр сказал - должен будет.

– Ума ваш магистр лишился! Это ж верная души погибель! И не проси, и не умоляй. На такое - не пойду.

И так это было сказано, проси - не проси, уговаривай - не уговаривай.

Конец.

Ну, когда так...

– Жаль, боярин. Очень жаль, что не помощник ты нам.

Данила и ахнуть не успел. Тонкий стилет ровно вошел, уверенно, аккурат между ребер, к сердцу. Только и смог, что глазами хлопнуть - а потом и все. Темнота накатила, вниз потянула, куда-то...

Посланец Ордена равнодушно смотрел на мертвое тело.

Сейчас он уйдет. Просто не сию секунду.... Стилет забрать надо, а выдернуть - кровь брызнет, надо подождать пару минут.

Вот он и подождет.

Жаль, конечно, полезный боярин был. Да не он один у Ордена есть. А отпускать? После услышанного?

Не смешно даже. Неуж сам боярин не понимал, что так оно и бывает?

Шаг, второй, третий, потом бег, а потом и с обрыва. А не кинешься, так подтолкнут тебя.

Не согласишься? Уберут.

Потому как знаешь много, разболтать можешь много, а совесть для предателя и вовсе роскошь непозволительная. Смешно даже.

Душу погублю...

Если дело Ордена требует - и погубишь! И ничего страшного!

Если Магистр приказывает - слушаться надо, а не перебирать, тут могу сделать, там не могу... все ты сможешь. Вообще все.

А вот это сю-сю, му-му...

Ты не знал, куда пришел? На что соглашался?

Стилет был извлечен из раны, обтерт об одежду мертвеца и спрятан в потайной карман. Жаль его, хорошая сталь, витиеватая...*

*- аналог дамасской, прим. авт.

Тело боярина Данилы Захарьина осталось лежать в ничем не примечательном доме на окраине Ладоги.

Когда его найдут?

А вот это убийцу вообще не волновало. У него было другое задание.

***

– Илюшенька, приходи, куда обычно.

Илья и ждал этих слов, и радостно ему было, и боязно.

И решительно как-то на сердце.

Словно не к красивой женщине он шел, а в бой. Тяжкий, может, и без надежды на победу.

Но - шел.

Вот и комната потайная, вот и Маринушка, на подушках раскинулась, к себе его манит...

Илья как вошел, так и упал на колени.

– Не вели казнить, любимая, дозволь слово молвить.

Маринушка бровки точеные подняла.

– Что случилось, Илюшенька. Аль не люба я тебе?

– Люба! Как никогда люба! А только лгать я тебе не смогу, Маринушка, не насмелюсь. Отец меня женить решил, сговор устраивает. Простишь ли ты?

Царица задумалась.

– Женить? А на ком?

– На ком скажет. Я невесту, поди, и не видывал ни разу.

– Илюша, бедный...
– ревнивые нотки в голосе ушли, успокоились, и Илья добрым словом сестру вспомнил. Устя посоветовала, умничка его родная...

– Я все твои слова помню, Маринушка, помню, сказала ты, что коли твой буду - то ничей более. Весь я в твоей власти, скажи, что мне сделать теперь? От невесты отказаться, отца ослушаться?

И это ему Устинья подсказала. Предложила - говори, пусть она за тебя решит. Ей то лестно будет, а как уж решит... там и смотреть станем.

Марина задумалась.

Илья так и стоял, голову вниз опустил. Ждал.

И почему-то так легче было.

Когда красота невероятная в глаза не била, когда не ранила, и мысли легче текли, и увереннее... почему так? Илья и сам себе на вопрос ответить не мог.

Так вот.

Шорох послышался рядом, Марина с кровати поднялась, одеяние набросила, шелками прошелестела.

– Огорчил ты меня, Илюша. Опечалил.

– Прости, Маринушка. Что прикажешь - то и сделаю.

Царица рядом прошлась, по голове погладила, ровно зверя ручного, ноготки шею царапнули...

– Послушный сын - радость для родителей. Ну, коли так... женись, Илюша. Когда отец тебя сватает?

– Сразу после поста, чтобы жениться можно было.

– Вот и женись. А я тебя после свадьбы позову. Может быть...

– Государыня!

– Поделом тебе! Вон поди, тебя проводят!

Марина в ладоши хлопнула, сенная девка появилась.

– Иди, Илюшенька. Иди отсюда...

Илья и пошел, голову повесив. А только...

Три дня назад еще, не ушел бы никуда. На коленях ползал, голову бы об стену разбил. А сейчас идет, вот... и помирать не собирается.

Зато шепот сестры мерещится.

– Иди, Илюшенька. Все хорошо будет, я знаю. Даже коли кричать будет - терпи. Обойдется. Хуже, как обиду затаит, да мстить примется. Тогда все наплачемся.

Умна у него сестренка. И как он раньше про то не догадывался?

***

– Мишенька, радость моя!

– Ксюшенька! Птичка моя райская, яблочко спелое...

Каких только слов парень для девки не найдет. Особливо, когда не люба она ему, а только надобно, чтобы она послушала, да сделала, как велят.

Аксинья про то не догадывалась, слушала, как музыку.

– Мишенька, меня в палаты царские не пускают. Не берут с собой.

Вот и ладно.

Нужна ты там, как прошлогоднее... гнилое яблоко.

Но вслух Михайла то не сказал.

И обнял, и приласкал, и погладил, и успокоил.

– Ксюшенька, неужто ты на сестру родную управы не найдешь? Ты у меня умница, все у тебя получится... сделай вид, что одумалась, поняла все... вот и видеться чаще сможем!

Аксинья закивала.