Возвращение

– Когда поедем, батюшка?

– Да хоть и сейчас поедем. Ладно... через часок. Прикажи пока коней заложить, да подарок какой невесте найди.

– Благодарствую, батюшка.

Алексей только рукой махнул.

А и ладно. Тут сразу несколько уток одной стрелой сбить можно. И Апухтины довольны будут, и срам прикроется, и когда узнает кто лишнее... а тоже шипеть не станут. Не гулящую взял за себя Илюха, а просто - было у них до свадьбы.

Ну так удаль молодцу не в укор, а Машка молчала до последнего, вот и не знал никто. А как призналась она, так и оженили ребят. Дело житейское. И сраму никакого.

Повыгоднее кого найти?

Сначала Устяшу выдать, а потом через царевича кого посватать?

Э, нет. боярин Заболоцкий свое место знал, и лишнего ухватывать не хотел. Укусить-то ты можешь. А сожрать? Переварить? То-то и оно...

Даже если Устя за царевича пойдет, все равно... не много это и даст. Разве что почет, а что до денег... Борис крепок, править ему долго, еще и детей наделает. Фёдор тогда и вовсе в стороне от трона останется. Так что лучше на журавля в небе и не замахиваться, синица целее будет.

Поговорит он с Николой. Им обоим то выгодно, а когда выгода общая - и дело радостнее делается.

***

– ЧТО?!

Вот и для Истермана очередь кричать настала. И плевать, что государь!

– КАК - УБИЛИ?!

Борис на Истермана посмотрел даже с сочувствием. Понятное дело... пришел ты к государю, по какому-то делу, а тебе - и таким известием, да промеж ушей.

Кто другой и вовсе упал бы.

– Одним ударом. В сердце. Известно тебе что о делах его?

Руди ровно и не слышал.

– Государь... могу я увидеть его? Умоляю!

Борис подумал пару минут.

Где сейчас тело Данилы? В храме. А царица? Кажется, патриарх увел ее, да... Марина еще заглядывала. Он попросил супругу соболезнования выразить.

Вдруг да помирятся?

Не ссорились царицы так-то, но и друг друга не любили. А тут - от Марины и не надобно ничего, просто зайди, да посочувствуй. Так царица и поступила.

– Идем.

В храме тихо было, спокойно, благолепно.

Тело лежит, свечи горят, дьячок молитву читает... Борис его отпустил. Пусть пока... мало ли, что Руди скажет.

Не прогадал, как оказалось.

Руди на колени рядом с гробом упал, руку Данилы схватил, поцелуями покрыл.

– Сердце мое, любовь моя...

Борис даже брови поднял.

Такая привязанность?

Дальше прислушался. И скривился от омерзения.

Поговаривали про Истермана, что он и содомскому греху не чужд, но так-то свечку не держали, может, и лгали? Ан нет!

Судя по сбивчивому обрывистому шепоту - не лгали. Вот он, грешник, рыдает, что заморский зверь кокодрил, руку любовника целует...

Борис пока молчал, слушал.

Потом уж, когда Руди от гроба отвернулся, в царя взглядом уперся, вперед шагнул.

– Давно вы...?

– Никогда, - Руди слез не вытирал, на царя смотрел прямо.
– Данила и не знал ничего. Пробовал я с ним про то говорить, но вы, россы, к такому не привычные.

– Чай, не просвещенный Лемберг, - чуточку гадливо фыркнул Борис.

Просвещение!

Отправь так братца в иноземщину, чему его там научат? С черного входа ходить? Вот счастье-то!

Но у них там ко всей этой мерзости легче относятся. А у нас...

Макарий аж в гневе заходится, колосажания для таких людей требует. Орет, что не допустит Россу повторить судьбу Содома с Гоморрою!

– Да, - Руди иронию и не понял даже.
– Я мечтал... любил я его.

– А женщины?

– Я... могу с ними. А любил я Данилу. Только его. ах, государь, если б ты знал...

Руди смотрел словно сквозь Бориса. И не государя он сейчас видел, а любовь свою несбыточную. Совсем юного, светловолосого, с громадными карими глазами, такого солнечного и воздушного, как сказочный эльф...

Борис хоть и морщился, но на Руди не рычал. Понятно же...

Сейчас рявкни - так закроется ведь, а расспрашивать как?

Но и расспросы результатов не дали.

Руди все сделал, чтобы рядом со своим любимым оставаться, по бабам они вместе ходили, но о делах боярина Руди не знал ничего. Потому как не было этих дел.

К чему они боярину?

Он у сестры попросит - та и так сделает. Да и сам Данила неприхотлив был. Поесть вкусно, поспать сладко, девушку обнять красивую...

Вот что касается последнего, полагал Руди, что Данила тоже... как он. Потому и не женился.

Дети незаконные?

Вроде как есть у него, государь. Спрошу. Доложу.

А дела - все у него было ровно, да гладко. Спокойно да уютно. За что его?

Да Руди сам в догадках терялся. Но искать он будет.

За Данилу - не спустит он! Никогда не спустит!

Злое дело - любовь...

***

У Апухтиных гостей приняли честь по чести.

Илью повидаться с Марией отправили, а бояре в горнице уселись. Боярыню Татьяну позвали, чтобы два раза про одно и то же не говорить.

А Илью с Марией одних оставили.

Хоть и не по правилам это, да что уж теперь? Девки честь свою берегут, а тут о чем речь, когда у Машки уж дочка есть? Чего беречь-то?

Илья на невесту посмотрел.

Не Маринушка. Нет.

И рядом не поставишь... сравнить язык не поворачивается. Это как змею сравнивать с домашней курочкой - для чего? Разные ведь существа... почему он про змею подумал? А, неважно.

Марья смотрела с надеждой, с опаской...

Вот он, ее будущий муж и повелитель.

Захочет - бить будет, захочет - любить, тут никто ему не указ. Какой он - Илья Заболоцкий?

Высокий, ладный, плечистый. Волосы ровно каштан спелый, глаза голубые, ясные. На боярина не слишком похож, на матушку, наверное... не видела она покамест свою свекровь.

Илья собрался с духом, к девушке подошел, за руки взял.

– Погляди на меня, Машенька. Слово даю - не обижу я тебя.

Маша глаза подняла. И правда - не обидит. По-доброму улыбается. По-хорошему.

– Знаю я о твоей дочке, Устяша рассказала. Когда родители наши договорятся, пускай ее сразу же и привозят. Что там до свадьбы у нас осталось - дни считанные, а мне еще дочку признавать, в род вводить.