Возвращение

Устя улыбнулась. Совсем чуть-чуть, робко, неуверенно.

– Чему и удивляться, царевич. Таких как я - много. Вот смотри, сестрица моя, Аксинья, еще краше меня. Хотя и схожи мы внешне.

Аксинья только глазами захлопала.

Фёдор посмотрел на нее, подумал пару минут. Не краше, конечно, это уж Устинья сказала, чтобы сестру не обидеть. Но и правда - похожи две девицы. Устинья как книга, Аксинья как список с нее. Может, и еще такие есть...

– Теодор!
– с приходом Рудольфуса Истермана в домике стало намного хуже пахнуть. И это еще остальные лембергцы сюда не вошли.

– Мне сказали, что ты поспешил сюда...
– бросил взгляд вокруг, оценил обстановку - и воззрился на Фёдора с немым вопросом. Она!?!

Фёдор качнул головой.

Не она.

Истерман поднял брови, но дальше вмешиваться не стал, решил, что пока без него разберутся. И Данила Захарьин, который ревниво поглядывал на Истермана, не подвел.

– Сейчас я прикажу, боярышня, доставят вас домой честь по чести.

Устя поклонилась в пол.

– Благодарствую, боярин. Благодарствую, царевич.

Данила вышел, Фёдор отступил к Истерману, Устя вернулась к Дарёне, которая чуть заново не обеспамятела от таких дел.

– Устя, да как же это...

– Ты лежи, нянюшка. Я выросла уже, я справлюсь.

– Так царевич же...

– Не Рогатый же. Чего его бояться, небось человек тоже.

– Царевич!
– Аксинью распирало до восторженного писка, Устя прищурилась - и крепко наступила сестре на ногу.

– Молчи! Хоть слово скажешь - за косу оттаскаю!

Аксинья поняла, что угроза нешуточная, и даже сникла.

– Злая ты, Устька!

– Молчи пока! Молчи, коли сама не видишь, я тебе потом все объясню. Слово даю!

Аксинья послушно замолчала. Но губы надула - пусть сестра видит, что Аксинья обиделась.

Но царевич же!

А что Мышкины скажут? А Лопашины?! А...

И Устя все же хорошая. Она честно сказала, что Аксинья красивее, хотя они и похожи! Вот!

Дарёна, которая тоже навидалась всякого, и которой тоже царевич не нравился, выдохнула. Пусть девочки поближе к ней будут. И хорошо, что Устя это понимает.

Что она могла бы сделать? Больная, почти беспомощная, против царевича и всей его свиты? А, неважно! Любая мать своих детей закрывает, а Дарёна давно уже считала боярышень своими дочками.

Понадобится - так и кинулась бы. На один удар ее сил еще хватило бы, а там и дух вон.

Кажется, Устя поняла, о чем нянюшка думает, потому что погладила ее по руке.

– Ты лежи, няня, до дома доберемся, я лекаря позову.

Сказано вроде и тихо было, а услышали все.

***

– Не та?

– Говорит, не та.

– Теодор, друг мой, ты меня поражаешь. Неужто ваша приличная барышня сможет сознаться, что ночью уходила из дома?

Сомнения опять атаковали Фёдора.

Она? Не она? А как тут спросишь? Ты, боярышня, из дома по ночам не бегаешь? А коли бегаешь - то куда? Или - к кому?!

Горло словно чья-то рука стиснула.

Она?! К кому-то?!

НЕ ПОЗВОЛЮ!!!

Рудольфус, который чутко отслеживал все эмоции на лице царевича, кивнул. Что ж. Может, это и не та самая. Но кажется, царевич ей достаточно заинтересовался. Надо будет потом поговорить с девушкой... если получится! О, пропасть!

В этой варварской Россе совершенно не дают разговаривать с женщинами! Только попробуй, подойди! Сразу же налетают родственники, начинается крик... можно подумать, кому-то нужно их сокровище! Хотя местные женщины очень даже ничего себе, и на ощупь приятные, но такие дикие!

Несправедливость! Вот что это такое.

– Мы с ней потом поговорим, друг мой. Главное сейчас, ты стал для нее спасителем. Женщинам так нравится, когда их выручают из беды!

Фёдор посмотрел на Устинью, и расправил плечи. Конечно, девушка на него внимания не обращала, хлопотала вокруг няньки. Да, наверное, это не та. Та девушка на улице его от раны вылечила, а эта с нянькой ничего толком сделать не может. Лоб ей протирает да какие-то глупости причитает.

– Хорошо. Я тебе верю, Руди.

– Я не подведу тебя, Теодор.

***

Вернулся Данила Захарьин.

– Боярышня Устинья Алексеевна, готова колымага. Сейчас слуги мои помогут твою няньку уложить, да и проводят вас до дома.

– Благодарствую, боярин.

Фёдор тоже подошел поближе, так что поклон достался и ему.

– Благодарствую, царевич. Я молиться за вас буду ежедневно и ежечасно.

Слуги суетились, осторожно перекладывали Дарёну на носилки - и откуда только взяли? А боярин улыбнулся Устинье.

– Скажи батюшке, пусть гостей ждет.

Устинья снова поклонилась в пол.

Фёдор наблюдал за этим. И как она кланяется, и как выпрямляется, как бежит по простому сукну сарафана толстенная темно-рыжая коса. Красиво...

Раньше ему это не нравилось. А вот посмотрел, как ткань натягивается на девичьих формах, как легко движется боярышня - и передумал. Оказывается, и так можно? А не только, как у лембергских девок, когда вырез чуть не до пупа и все наружу?

Странно. Но привлекательно.

На Аксинью, которая тоже поклонилась земно, он и не поглядел.

– Не прогневайся, боярин, а только нет сейчас батюшки дома. В имение они с братом отъехали по осени, должны вскорости вернуться. Не смогу я волю твою выполнить.

Данила кивнул.

А, ну понятно.

Боярышень воспитывают и держат в строгости, а тут батюшка из дома, а девушке захотелось немного вольности. Выдерут ее, конечно, за такое. А и ничего, жену бить и надобно. Послушнее будет. Чай, жена не горшок, не расшибешь. *

*- увы, и на Руси было много поговорок на эту тему. И жен били. Хотя это было нормой повсеместно, в том числе и в Европах. Прим. авт.

– Тогда мы иначе поступим, боярышня. Я заеду, да письмецо для батюшки твоего передам, а матушка твоя ему и отдаст, как он домой вернется.

– Благодарствую, боярин.

На Данилу Устинья могла глядеть спокойно. И руки в кулаки не сжимались, и гнева такого не было. А чего на него злиться? Он не злой, не плохой, просто никакой. Сестрин братик, который все просто так получил. Потому что сестра замуж за царя вышла.