Возвращение

– Может быть, я уйду? – я в нерешительности остановился на пороге. – Матери нет...

– Заходи! – она втянула меня в прихожую и захлопнула дверь. – У меня замечательные родители, не хуже твоих. Мама мне во всем доверяет, и будет только рада тому, что у меня появился друг. Раздевайся и положи портфель на тумбочку. Сейчас пойдем в мою комнату, только посиди минуту на диване, пока я ее посмотрю. Сестра там могла разбросать вещи. Есть не хочешь?

– Нет, спасибо, – сказал я, осматриваясь. – Я позвоню домой, предупрежу, что задержусь.

В обоих городках у всех офицеров, начиная с капитанов, стояли телефоны с трехзначными номерами, работавшие от небольшой АТС. Мама о моей задержке уже знала от Сергея, который отнес гитару к нам домой.

– Ты уже поговорил? – спросила Люся. – Тогда иди сюда, я уже все убрала. Беда, когда сестра на пять лет моложе. Я такой в ее возрасте не была.

– А какой ты была? – спросил я, с удивлением понимая, что мне это действительно интересно.

– Давай покажу фотографии! – она с готовностью принесла большой семейный альбом и начала мне показывать фотографии, поясняя где и когда они сделаны.

– Это я в годик, – показала она мне фото очаровательной малышки.

– Славная попка! – похвалил я, заставив ее слегка покраснеть.

– Ладно, хватит возиться с фотографиями! – сказала она закрывая альбом. – А то придет мама, а я с тобой так и не успею поговорить. Гена, скажи, чем я могу тебе помочь?

– А почему ты думаешь, что мне нужна помощь? – спросил я, взглянув ей в глаза.

Она не отвела взгляд, его отвел я.

– Потому что я вижу, что тебе плохо! Почему ты не хочешь быть со мной откровенным? Ты же знаешь, что я не предам!

– Потому что я за тебя боюсь, – ответил я. – Помочь мне в том, что я должен сделать, ты не сможешь, зачем же тебя мучить?

– А так я не мучаюсь? – она всхлипнула.

Слезы – это самое страшное оружие, которое есть у женщин. Хуже плачут только старики. Слезы у детей по большей части просто средство воздействия на взрослых, поэтому они на меня никогда сильно не действовали, но смотреть на то, как плачет девушка, я не мог.

– Перестань сейчас же! – я обнял этого влюбленного ребенка и стал гладить ее волосы. – Мама придет, а у тебя...

Она воспользовалась тем, что я расслабился и доказала, что уже не ребенок и вполне усвоила данный ей мной урок. Второй поцелуй у нас получился еще лучше первого.

– Все! – я вскочил с ее кровати. – Я ухожу, а ты приводи себя в порядок.

Как же мне хотелось остаться! Не для чего-нибудь дурного, просто в последнее время я почему-то стал чувствовать себя страшно одиноким. У меня есть семья, но мама была права, когда говорила, что я живу своей жизнью. Не мог я им довериться во всем, и они это чувствовали. А вот Люсе я мог рассказать все без утайки. Она бы поверила и никому не выдала моих тайн. И то, что я уже прожил одну жизнь вряд ли ее оттолкнуло бы. Но я не хотел нагружать на ее плечики даже малую толику своей ноши.

Когда я вышел на улицу, с удивлением обнаружил, что поднялся ветер, и с неба валит снег. Зима отыгрывалась за свое опоздание. Если так будет всю ночь, к утру наметет сугробы. Я получше заправил шарф и ускорил шаг.

– Надо было тебе сначала сходить домой переодеться в зимнее, а уже потом бегать по гостям! – недовольно сказала мама. – Все просушу и уберу до весны. Твою куртку с меховой подстежкой я уже достала. Ну как твое пение восприняли товарищи?

– Они были потрясены, – сказал я чистую правду. – Я пойду заниматься.

– Сначала обед! – сказала она. – Потом занимайся, чем хочешь.

– Я сегодня задержался, – ответил я. – Если сейчас наемся, потом вообще ничего выполнить не смогу. Я постараюсь все выполнить быстро.

Я сделал асаны, а потом свои упражнения с гантелями. Не стоило их делать одновременно, но на перерывы не было времени. Борьбу я проигнорировал и отправился на кухню. Пообедав, сделал уроки и сел за тетрадь. Событий в две тысячи шестом году было много, но ничего существенного, кроме войны Израиля с Ливаном, я не вспомнил. Одна суета. Заполнив всего три страницы, я закрыл тетрадь и убрал ее в свой новый тайник. Уже исписанные тетради хранились под тахтой родителей, куда никто не заглядывал годами, а тетрадку с текущими записями я начал прятать под одежный шкаф, приподнимая его край. Сил на такое у мамы не хватит, а в то, что отец займется поиском моих записей, я не верил. Мне ужасно осточертела выкладка исторических фактов, тем более что чем дальше от теперешнего времени я забирался, тем ниже становилась ценность этой работы. Если кто-то, пользуясь моими записями, начнет править историю, то все поменяется. Останутся разве что природные катаклизмы. Вот их в последние годы было много. Нужно, наверное, записывать по два года в день, чтобы быстрее закончить с историей и заняться наукой и технологиями. На это потребуется больше времени, чем на простое изложение фактов. Я вспомнил о дне рождения Иры. Надо будет заранее подумать о подарке.

Следующий день прошел буднично. Ночью снег прекратился, и утром больших сугробов не было. Тем не менее, пока я шел до школы, набрал в ботинки снега. В классе никто не вспомнил о моем выступлении, и внешне все было, как всегда. Все знали о моей дружбе с Черзаровой, поэтому мы, не обращая ни на кого внимания, вместе гуляли по коридору второго этажа. В то время такая демонстративная дружба не поощрялась, но никто из видевших наши прогулки учителей не сделал нам ни одного замечания.

В субботу на физкультуре я опять выделился. Мы уже больше месяца занимались в спортзале, но все занятия сводились к бегу, лазанью по канату и игре в баскетбол. А в тот день мы впервые использовали спортивные снаряды. Учитель объяснил, как прыгать через коня и встал сбоку, чтобы страховать неудачливых всадников. Когда мы бегали или прыгали в длину, я старался ничем особенно не выделяться, легко зарабатывая свои пятерки, а мешковатое трико частично скрывало мои мышцы. Правда, в последнее время я несколько раз ловил на себе взгляд учителя. Передо мной бежал Сашка. Он недостаточно сильно оттолкнулся от коня и, если бы ни страховка, приложился бы об пол. Я постарался хорошо разогнаться и сильнее оттолкнулся руками. В результате легко перемахнул через коня, приземлившись дальше всех остальных. Подстраховать меня учитель не успел, а сам я не удержался на ногах и упал.

– Так! – сказал учитель, помогая мне подняться. – Не сильно ушибся?

– Немного ушиб правую ногу, – сказал я. – Урок все равно последний, а завтра выходной. К понедельнику все заживет.

– С чем занимаешься? – спросил он. – Гантели?

– Только последние два месяца, – ответил я. – До этого были отжимания, ну и другое.

– Не хочешь чем-нибудь заняться? Кольцами, например.

– Спасибо! – сказал я. – Пока нет времени. Может быть, потом.

– Ладно, надумаешь – скажешь. Иди пока на скамейку, а мы продолжим.

Когда закончился урок в раздевалке меня обступили мальчишки.

– Что тебя щупал Семеныч? – спросил Валерка.

Я молча закатал рукав трико.

– Ни фига себе! – сказал Сашка. – Это нечестно! Когда мы с тобой спорили на щелбаны, у тебя таких мышц не было. Они у тебя больше, чем у Валерки!

Действительно бицепсы у меня были существенно больше, чем у Дегтярева, хотя он был и крупнее меня, и выше на голову. В раздевалке мы только оставляли верхнюю одежду, а трико в школе по субботам носили постоянно, поэтому без него меня никто не видел.

– Как накачал? – спросил Валерка.

– Мой разговор с Семенычем слышал? – спросил я. – Отжимания, гантели, способов много. Главное это не сачковать и увеличивать нагрузки. Это любому под силу, было бы желание.

Я был недоволен очередным всплеском внимания к собственной персоне, зная, что Сашка с Игорем растреплют об увиденном всему классу. Есть такие люди, в которых ничего не держится. Из раздевалки я вышел одетый с портфелем, слегка прихрамывая на правую ногу. Как всегда, девочки вышли позже нас, поэтому Люсю пришлось ждать.