Возвращение

— Нам нужен запас не меньше, чем на месяц. Пока пойдёт прибыль — ждать и ждать. Опять же неизбежные убытки.

— Основная масса продуктов закуплена. Свежая зелень стоит копейки. Сейчас сяду писать, что и по чём купила на ярмарке. Когда обставим номера, сделаю опись каждого покоя. Если постоялец что-то испортит или сломает, будем включать стоимость ремонта или самой вещи, не подлежащей исправлению в счёт проживания. Здесь убытков не будет. Хельга, нужен грамотный человек, чтобы при выезде постояльцев осматривал покои. Возможно, он будет вести запись, кто прибывает и на сколько дней снимает покой, чтобы заранее знать о свободных местах. Будем приучать гостей пользоваться бронью и её оплачивать. Всё равно господа высылают гонцов вперёд. А нас это подстрахует от возможных накладок.

— Броня? Защитные доспехи? — Эрих уставился на пфальцграфиню.

— Бронирование — это предварительный заказ покоя в таверне. Прошу не путать. Очень удобно. Это позволит нам подготовиться к приёму гостя.

— Хмм… Неплохо. — Нотар прислушался к себе, поглядывая на пирожок. Облизав губы, решил больше не брать. Хоть и вкусно, но достаточно четырёх. Он ценил в себе умение вовремя остановиться. — Посмотрите, что у меня есть.

На стол легла большая тяжёлая золотая брошь. Наташа, приподнявшись, склонилась над ней, не решаясь взять, рассматривая драгоценные камни.

Усыпанная разноцветными кабошонами, она выглядела великолепно. Золото тепло бликовало в отблесках каминного огня. Его искорки играли в глубинах крупных самоцветов: рубина, граната, изумруда, сапфира, незнакомых девушке камней, возбуждая воображение.

— Дорогая фибула, — Хельга взяла украшение, осматривая его со всех сторон. — Ты хочешь её продать?

— Возможно, но… — Эрих запнулся, — не стоит пока особо надеяться на эту вещицу. В лучшем случае скупщики краденого дадут за неё треть от настоящей стоимости.

— Краденого?! — одновременно вырвалось у женщин.

— Нет, что вы? — по-детски улыбнулся мужчина. — Я же не вор. Как вы могли… — Он непринуждённо рассмеялся, стараясь развеять возникшее напряжение. — Герцогиня фон Мидем дала мне это… м-м… как бы на хранение.

— На хранение? — недоверчиво переспросила Наташа.

— Как бы? — усомнилась Хильдегард.

— Пожилая вдова весьма благосклонна ко мне. — Нотар аккуратно изъял брошь из рук графини, любуясь ею.

— Пожилая? — Удивилась Хельга. — Имела удовольствие видеть её. Ей лет под семьдесят, не иначе. Едва ходит.

— Так и есть. Её наследники — все до единого! — от родных сыновей до дальних троюродных племянников ждут не дождутся её смерти. И она знает об этом. Конечно, поместье и все богатства достанутся им, и, похоже, довольно скоро. Герцогине осталось… — Эрих в раздумье поднял глаза к потолку. — Впрочем, я не лекарь. Но что касается фамильных драгоценностей… — Он замолчал, обдумывая дальнейшие слова. — Не желает гордая старушка оставлять дорогие её душе вещи этим стервятникам. Я же помогал ей с делами на протяжении нескольких лет, и вот её благодарность. — Взвешивал на ладони дорогое украшение.

— Значит это не на хранение, а дарение, — деловито заключила Наташа.

— Ты права, — Эрих опустил глаза.

— А документ о законном дарении нужен? — Подозрительно косилась на поблёскивающую роскошь.

Хельга с интересом переводила взор с одного на другого, внимательно следя за разговором, который, казалось, принимал неожиданный поворот.

— В этом-то всё и дело. — Мужчина заёрзал на стуле, оглядываясь на закрытую дверь. — Безусловно, герцогиня вправе распоряжаться своими драгоценностями как ей заблагорассудится, но как этот её поступок расценят ненасытные до денег сыновья, прекрасно ознакомленные с содержимым ларца с фамильными реликвиями? Решат, что она раздаёт — как они считают — уже их собственность. Как бы они за это не отправили её раньше времени к своим предкам. Вот она и подарила мне фибулу… Отблагодарила за хлопоты.

— Но ты же не сможешь её хорошо продать. — Хильдегард всматривалась в нотара, сосредоточенно о чём-то думая. — Её нельзя носить. Скорее всего, добрая половина двора знает, кому она принадлежит!

— Значит, — вздохнул Эрих, — она побудет у вас на «чёрный день». Распоряжайтесь ею как вам заблагорассудится. — Подвинул брошь пфальцграфине.

— Что? — встрепенулась она, откидываясь на спинку стула и постукивая указательным пальцем по столу, с опаской глядя на сверкающее всеми цветами радуги золотое украшение, борясь с желанием задать своему деловому партнеру прямой вопрос: какие цели он преследует? Действительно ли желает помочь общему делу, отдав подаренную вещь, или таким образом хочет избавиться от приобретённой нечестным путём фибулы — попросту украв её! — возможно, поставив под удар их всех? Или только её, Наташу? Хильдегард для него не представляет никакой опасности. Если сейчас нагрянут представители закона по чьему-нибудь навету — да чего уж там! Не чьему-нибудь, а конкретно Эриха! — вещь найдут в её комнате. Последствия известны — отрубят руку и изгонят из города. Господи, лучше бы они с Хельгой купили дом у пристани и никаких нотаров не подпускали бы на пушечный выстрел! — Ни за что не возьму! — Решительно отодвинула фибулу к центру стола. — Понимаю так: раз тебе подарили вещь, носи открыто. Хочешь помочь общему делу — продай, сославшись на дарителя, не делая из этого огласки. Ювелиры люди алчные и осторожные. Они обязательно подстрахуются и наведут справки у хозяина вещицы. Внеси деньги в кассу, я оприходую.

— Ты мне не веришь?! — Эрих поднял на неё глаза, полные глубокой неприкрытой обиды. — Кто я для вас с графиней? Простой нотар, обслуживающий аристократов, не имеющий права принять в дар вещь от благодарного клиента без дарственной.

— Эрих, какие обиды? Ты — нотар! — и тебе как никому другому известны последствия таких поступков. В общем, не мне тебя учить. Поступай, как считаешь нужным.

— Хорошо, — вздохнув, мужчина больше не стал ничего доказывать. — Раз золота хватает, пусть фибула полежит у тебя несколько дней. Будет вам дарственная.

— Эрих… — Наташа встала.

— Я прошу два дня. — Выставил руку, останавливая девушку. — Не могу же я носить такую вещь с собой.

— Дорогая, — Хельга уставилась на подругу глазами, полными слёз, — милая моя Вэлэри! Не способен Эрих на подлость. Не верю в такое. Скольких знаю его клиентов, все в восторге от его честности. Или ты мне тоже не веришь?

— Тебе верю, — тяжело вздохнула. — Пусть брошь два дня полежит здесь.

Решив, что за два дня ничего страшного не произойдёт и можно украшение спрятать так, что сам чёрт не найдёт, Наташа, глядя в закрывшуюся за компаньоном дверь, повернулась к графине.

— Ты умница, Вэлэри! — восторженный возглас Хельги подлил масла в огонь.

— Поговорим, дорогая? — Пфальцграфиня села напротив подруги. — Ты так ничего и не поняла?

— Да всё я поняла. — Скулы графини покрылись густым румянцем. Рука потянулась за пирожком. — Вэлэри, нельзя быть настолько подозрительной. Нужно верить людям.

— И об этом говоришь мне ты? — Наташа укоризненно качала головой, подвигая к себе хлеб, сыр и бекон. Не хотела напоминать подруге, как её, вдову, имеющую право на долю наследства, обобрал племянник умершего мужа, как больную обокрали в дороге, оставив умирать на помойке, как выгнали за ворота «Villa Rossen» голую и босую, не заплатив жалованье.

Слова не понадобились. Алый цвет лица графини сменился мертвенной бледностью. Она догадалась, что имеет в виду подруга.

— Возможно, я не разбираюсь в людях, как ты, Вэлэри, — рука с эчпочмаком застыла на пути ко рту, — но речь идёт о человеке, который помог мне в трудную минуту. Я ему доверяю. Поэтому не отказалась от участия и вложения средств в совместное дело. Да и сама подумай, зачем ему нас обманывать? Не только с фибулой, а вот со всем этим? — Она обвела взором покой.

— Хороший вопрос.