Возвышение падших
Шрифт:
— Мне так их не хватает… — выдохнула она, взглянув на старшую сестру, идущую рядом с ней.
Гевхерхан Султан, грустно улыбнувшись, приобняла сестру за плечи одной рукой.
— Валиде в лучшем мире и, наконец, обрела покой спустя долгие беспокойные годы, — отозвался Муса Бей. — Как и Айше.
— Да упокоит Аллах их души, — закончил за него Мехмет Бей, тяжело хмурясь.
Они подошли к ожидавшим их экипажам и тоскливо переглянулись. Долгие дни они были вместе и вместе сносили скорбь и тяжесть утраты, но у каждого из них были свои дела и обязанности, которые вынуждали их расставаться.
—
Бирсен-хатун, почтенно поклонившись Султаншам, села в небольшую карету, которая тронулась в след Мехмету Бею.
— В добрый путь, — прошептала Гевхерхан Султан, хотя те, кому она хотела это сказать, уже уехали. — Дай Аллах, ещё увидимся.
Муса Бей куда более трепетно обнял сестёр. В отличие от бессердечного Мехмета, он был к ним глубоко привязан.
— Не забывай писать нам, — беспокойно смотря на него, произнесла Гевхерхан Султан. — Не будем забывать друг о друге, не так ли?
— Разумеется.
Муса Бей, сев верхом, напоследок обернулся на сестёр, а после уехал. Гевхерхан Султан и Хюррем Султан проводили его долгими тоскливыми взглядами.
— Как ты, Хюррем? — вздохнув, спросила Гевхерхан.
— Неважно, — отрезала та, подхватывая подол своего одеяния и направляясь к своей карете.
Гевхерхан Султан поймала её за руку и заставила развернуться к себе лицом.
— Зачем ты отталкиваешь меня?
— Я не отталкиваю, — нахмурилась Хюррем, вырывая свою руку из её захвата. — Просто… оставь меня в покое.
Сев в карету, она шумно выдохнула и запахнула занавеску, дабы скрыться от печального взгляда старшей сестры.
Дворец санджак-бея в Манисе. Покои Гюльхан Султан.
Множество дней прошло с тех пор, как Шехзаде Сулейман покинул Манису, дабы сопровождать отца-султана в военном походе. Гюльхан Султан, впервые разлучённая с сыном, чувствовала себя тревожно. Просыпаясь каждое утро, она открывала глаза с мыслью о том, что тревожится за сына.
Так было и утром этого дня. Проснувшись, а после и трапезничая вместе с дочерью Зеррин Султан, она всё думала о Сулеймане и о том, каково ему в тяжёлых военных условиях.
После, когда она терпеливо учила Зеррин Султан вышивать, в покои вошла Джихан-калфа.
— Султанша, — проговорила она, кланяясь. — Доброе утро.
— Билгелик, отведи Зеррин Султан на террасу, только укутай её во что-нибудь. Там прохладно…
Билгелик-хатун, кивнув, укутала девочку в меховую накидку её матери, а после отвела за руку на террасу.
— Ну, что? — нетерпеливо спросила Гюльхан Султан, взглянув на калфу.
— Всё устроено, как вы и велели. Лала Ферхат-паша согласен обсудить брак его сына Ахмеда Эфенди с одной из наложниц гарема. То есть, с Айсан-хатун.
— Прекрасно, — довольно ухмыльнулась рыжеволосая госпожа. — Пусть Айсан-хатун выйдет ко мне в сад. Жених должен увидеть невесту. Уверена, она ему понравится.
Спустя некоторое время Гюльхан Султан, сидя в беседке вместе с тучным и бородатым Лалой Ферхатом-пашой и его сыном, Ахмедом Эфенди, ухмыльнулась, видя, как приближается настороженная Айсан-хатун вместе с Джихан-калфой.
Подойдя
к ним, женщины поклонились. Айсан выглядела, как всегда, красивой, но настороженной и надменной.— Айсан-хатун, — произнесла Гюльхан Султан, со злорадным триумфом смотря на неё. — Познакомься. Это — Лала Ферхат-паша, наставник Шехзаде Сулеймана, и его сын, Ахмед Эфенди.
Айсан, не понимая, к чему ей знакомиться с ними, вежливо улыбнулась. Ахмед Эфенди довольно переглянулся с отцом, мол невеста ему понравилась.
— Рада знакомству, Ферхат-паша.
— Если Всевышнему будет угодно, ты удостоишься чести стать женой Ахмеда Эфенди.
Сказав это, Гюльхан Султан жёстко и ядовито ухмыльнулась, увидев растерянность и непонимание на лице Айсан-хатун.
— Женой?.. — ошеломлённо переспросила она, широко распахнув свои серо-зелёные глаза. — Разве возможно это, госпожа? Я — фаворитка Шехзаде Сулеймана и принадлежу только ему.
— О чем ты говоришь, хатун? — ответила та, надменно нахмурившись. — Ты путаешь слова “наложница гарема” и “фаворитка”. Всем нам известно, что ты ещё не бывала в покоях Шехзаде Сулеймана, а, значит, можешь быть выдана замуж.
Айсан-хатун негодующе взглянула на самодовольно усмехающуюся госпожу. Она поняла, что та таким образом решила избавиться от неё.
— Могу я вернуться в гарем, госпожа? — твёрдо спросила она.
— Ступай.
Джихан-калфа, довольно переглянувшись со своей госпожой, отправилась во след разгневанной Айсан-хатун.
— Гюльхан Султан таким образом вознамерилась избавиться от меня? — зашипела та, когда они отошли от садовой беседки.
— Кем ты себя возомнила, хатун? — усмехнулась Джихан-калфа, взглянув на разгневанную наложницу. — Султанше приходится выслать тебя из гарема, раз подчиняться не желаешь. Она никого силой держать не собирается. Найдется тысяча девушек, которые будут благодарны за то, что живут в гареме самого престолонаследника. Радуйся, что она не продает тебя, а выдает замуж за видного мужчину. Будешь жить в достатке и спокойствии, а, главное, перестанешь быть рабыней.
Айсан резко остановилась и негодующе посмотрела на ухмыляющуюся калфу. Она должна была что-то сделать, иначе её и вправду выдадут замуж. Но, что могло спасти её?
— Передай своей госпоже, что… — произнесла она, на мгновение задумавшись.— Эта свадьба невозможна.
— Отчего же?
— Кажется, я… беременна.
Стамбул. Дворец Хюмашах Султан.
Стоя перед большим зеркалом во весь рост, Хюмашах Султан застёгивала серебряные пуговицы своего серого дорожного одеяния. На её шее мерцал синими отблесками подаренный мужем медальон в виде птицы счастья, украшенный сапфирами. Взглянув на него, она тоскливо вздохнула, вспомнив Феридуна-пашу.
Хадижа-калфа, помогавшая своей госпоже одеться, тоже улыбнулась.
— Как давно я не видела вас улыбающейся и столь умиротворённой, госпожа.
— Мне самой непривычно видеть на своём лице улыбку, снова носить драгоценности и цветные платья, — призналась та, вглядевшись в своё отражение. — Я так долго пробыла в трауре, что позабыла о нормальной жизни Султанши.
— Хвала Аллаху, это в прошлом. Феридун-паша оказался хорошим человеком, не так ли? С ним вы иная, чем с… Ахмедом-пашой. Простите, если болтаю лишнее.