Возвышение падших

Джихан-калфа от услышанного нахмурилась, качая головой.

— Прошу вас, госпожа, не торопитесь. Айсан-хатун родит ребёнка, так отравим её. А шехзаде Сулейману скажем, что при родах умерла.

— Нет, — отрезала Гюльхан Султан, недобро сверкнув синими глазами. — Она умрёт этой ночью, и мы покончим со всем этим. Моему сыну сообщим, что она умерла при выкидыше.

— Зачем же убивать всех, кто вам не нравится, госпожа? — непонимающе воскликнула Джихан-калфа.

— Ты смеешь перечить мне? — надменно вскинула подбородок та. — Я думала, что ты верна мне.

— Я верна вам. Но, если подумать, Айсан-хатун и не пытается противостоять вам. Да и разве может какая-то рабыня сравниться с вами? Быть может, по-другому усмирим её?

— И что же ты предлагаешь? — без особого энтузиазма поинтересовалась рыжеволосая султанша.

— Вспомните, что вы сами избрали её и даровали ей надежду. Если она снова захочет служить вам, то перестанет представлять угрозу. Будет делать лишь то, что вы прикажете. Да и поможет вам примириться с шехзаде Сулейманом.

— С чего бы ей снова пожелать служить мне?

— Вы сами её оттолкнули после той драки в гареме и сами обозлили её, — говорила Джихан-калфа, чувствуя на себе твёрдый взгляд султанши. — Вызовите её к себе, поговорите. Пусть она поймет, что вы сожалеете о недопонимании, возникшем между вами.

— Я буду выражать сожаления какой-то рабыне? — усмехнулась Гюльхан Султан, но взгляд остался серьёзным.

— Порой приходится идти на хитрость, дабы добиться желаемого. Так или иначе, Айсан перестанет представлять угрозу, гарем снова вернётся под ваш контроль, а шехзаде Сулейману не останется поводов ссориться с вами. Ради всего этого можно и выразить ложные сожаления, и улыбаться какой-то рабыне.

Гюльхан Султан, нахмурившись в настигшей задумчивости, замолчала.

Дворец санджак-бея в Манисе. Комната Айсан-хатун на этаже фавориток.

Сидя на тахте, Айсан-хатун склонилась над желтоватой бумагой, лежащей у неё на сложенных коленях. Пальцы, сжимая белое перо, вырисовывали на ней пока что-то неясное, но проглядывались черты человеческого лица. Мужского приятного лица.

Прошло всего несколько дней, а она ощутила неясное щемящее чувство в груди, прежде её не беспокоившее. Тоска. Боясь забыть лицо того, по кому она тосковала, Айсан часто рисовала по памяти образ Сулеймана на бумаге, благо к рисованию у неё с детства был особый талант.

Послышался скрежет открывающегося замка, и, испуганно вздрогнув, Айсан спешно спрятала рисунок под подушку. В комнату вошла, видимо, лекарша с сундучком в руках. За ней следовала Джихан-калфа.

— Что такое? — насторожилась Айсан, готовясь к худшему.

— Лекарша осмотрит тебя и выпишет необходимые отвары. Не переживай.

— Отвары? — переспросила Айсан, поднявшись с тахты и в оберегающем жесте положив руку на свой живот. — Отравить меня хотите и избавиться от ребёнка?

— Никто не собирается травить тебя, хатун, — твёрдо ответила Джихан-калфа. — Ты вынашиваешь члена династии османов, а, значит, неприкосновенна. Гюльхан Султан признала это, а потому после осмотра ты предстанешь перед госпожой.

— Что она выдумала на этот раз, пытаясь избавиться от меня?

— Узнаешь, — неопределённо ответила Джихан-калфа, позволив себе лёгкую усмешку. — Ложись, тебя осмотрят.

Стамбул. Мраморный павильон.

Небольшая квадратная комната была погружена в полумрак, так как окна были занавешены чёрными кусками ткани. Посередине стоял небольшой столик, на котором покоились металлическая плошка, пучок каких-то трав и одинокая горящая свеча, тусклый свет которой рождал неясные тени, играющие на стенах комнаты. Рядом со столиком стояла невысокая фигура в плаще.

Двери открылись, впуская в комнату другие две фигуры в плащах. Замерев на пороге, они, видимо, осматривались. После, будто по негласной договорённости, единовременно сняли с голов глубокие капюшоны. Фатьма Султан и Эсен-хатун переглянулись, а после медленно приблизились к неясной фигуре, стоящей возле столика.

Фигура коротко поклонилась, а после бледные руки коснулись капюшона и сбросили его с головы. Женщина, давно пережившая сорокалетие, была бледной, а её чёрные глаза казались глубокими и в то же время пустыми.

— Как твоё имя, хатун? — осторожно спросила Фатьма Султан, чувствуя себя не в своей тарелке в этом полумраке и рядом с этой странной женщиной.

— Алджи-хатун, — почти шёпотом отозвалась гадалка.

— Мы здесь, чтобы узнать своё будущее, — произнесла Эсен, выглядя более смело.

— Знаю, — кивнула седовласой головой гадалка.

Алджи-хатун, храня молчание, взяла со столика плошку, бросила в неё пучок трав, после подожгла его с помощью единственной горящей свечи и с дымящейся плошкой в руке приблизилась к женщинам. Чёрный удушливый дым окутал всех троих и комнату.

— Каков ваш вопрос?

Фатьма Султан и Эсен, чувствуя как затуманивается их рассудок и ощущения из-за воздействия дыма, напряжённо переглянулись.

— Что произойдёт в будущем? — прокашлявшись, спросила Эсен.

Гадалка, коротко кивнув седовласой головой, подняла бледную руку над горящей плошкой и прикрыла свои чёрные глаза. Некоторое время она молчала, а после едва слышно заговорила.

— Вижу много смертей и крови… Мужчины, женщины и дети. Они льют слёзы.

— Отчего они плачут? — пряча испуг, спросила Фатьма Султан.

— За ними пришла кровавая жена, дабы отобрать их жизни, — шептала гадалка, и голос её с каждым словом становился громче, будто набирая силу. — Руки её обагрены кровью, а на голове сверкает драгоценная корона. Она держит за руку… маленького мальчика.

Открыв чёрные глаза, гадалка шумно выдохнула, словно утомившись.

— Это всё, что я могу сказать относительно такого вопроса.

— Что значит “кровавая жена”? — раздался голос Фатьмы Султан, явно растерянной из-за услышанного предсказания.

Эсен, волнительно сглотнув, мрачно смотрела на гадалку.

— Слова при гадании сами срываются с моих губ, — ответила Алджи-хатун. — Это может значить всё, что угодно.

— Сколько детей у меня будет? — задала Эсен тот вопрос, который беспокоил её больше какой-то “кровавой жены”.

Фатьма Султан чуть улыбнулась, взглянув на взволнованную Эсен. Самый ожидаемый вопрос от наложницы султана, ведь от количества детей зависит вся её жизнь.

— Четверо, — без капли сомнений ответила гадалка.