Возвышение ученицы мага

— Докладывай… — нижняя губа Тонга отвисла, глаза сощурились от яркого солнца, которое уже скоро зайдет за Дом.

— Легионеры, охранявшие эти поля, отступили, как только увидели нас! Мы не потеряли ни одного мечника!

— Отлично, эй, — повернулся он к одному из воителей подле, — труби отход, мы возвращаемся в лес.

Местность огласил роковой бас, звучавший как само воплощение тревоги. Недвижимые прежде, словно скульптуры, воители Нарума двинулись.

Сегодня они уйдут вверх, где леса густеют, прежде чем склон становится более крутым и все более бедным на растительность. И в этой хвойной полосе они разобьют лагерь. Коричневатый день будет тревожным, а вечер весёлым, потому как Тонг Нарума ценит в своих воителях настрой, и он вскроет бочонки с рисовым вином, какое любят во владениях города Эр.

И пока мечники будут пить, легкая пехота быстро разведет в предгорьях множество костров. Сторожевые посты будут широкой цепью обрамлять холм.

— Нельзя выпускать все силы в этот поход. Нам нужно набрать ещё людей, — Дитрих старался быть неторопливым и спокойным, — нужно посмотреть, что будет делать Нарума дальше, не нужно сейчас бросаться в атаку.

— А если он начнет жечь новые поля… — Продром был на удивление спокоен.

В небольшом зале за длинным столом собрались все псионики и легаты легиона, вместе они являли собой импровизированный орган, называемый Городским комитетом, и который должен был решить все проблемы. Говорили между собой только Дитрих и Продром. Все остальные только слушали, потому что иных точек зрения не было.

— Мы уже направили туда два полка. Это больше тысячи легионеров. Они будут сопровождать отряды островитян, парируя их атаки. Мы уже сковываем Нарума.

— Дитрих, я понимаю, что ты действуешь аккуратно, но затем мы, псионики, и выдали тебе войска, снабдили их всем необходимым и продолжаем снабжать, тратя на это много денег, чтобы ты действовал смелее.

Дитрих подумал о том, как это неприятно и даже попросту некрасиво, так уныло указывать ему на его место, потому что разговор был серьёзным, и он не просто так занимал свой пост, и сейчас его пригласили в этот новый объединенный комитет не как знатного вельможу, а как знатока своего дела. Городу не нужны распри в кабинетах, городу нужны решения.

— Мерхону нужно взвешенное решение. Ты знаешь, Продром, я всегда поддерживал тебя и комитет, потому что вы взвешенные управленцы и…

— Я понимаю, — перебил его Продром, и стал говорить в какой-то весёлой манере, — понимаю, что ты хочешь сделать все правильно, уберечь людей своих хочешь. Но, понимаешь ли, ты, а не я, ты из нас двоих воин, и это ты должен быть смелым, ты рваться в бой, понимаешь ли, должен. Мы тебе все дали, действуй смело. Вот она опасность. У тебя целый легион, так защити нас.

— Это самый странный разговор, который мне доводилось вести здесь, — голос Дитриха стал грубее и наглее, — эта бравада сейчас ни к чему… Мы должны ждать.

— Нет, Дитрих, мы ждать не будем. Нет, не будем, я тебе говорю, — Продром начинал терять терпение, он позволял с собой спорить, но только спорить, а не оказываться правым в споре, — я тебе не для того передал ответственность за оборону города, чтобы ты в нужный момент сидел вот так, понимаешь ли, сложа руки! Ты мне тут не устраивай волюнтаризм!

— Я Дитрих, сын Эммериха, легат легиона, — встал из стола Дитрих во весь свой рост и, возвышаясь над всеми, громко продолжил, — командую этим легионом. Два десятка лет я охранял город. Этот легион создал я сам, я выковал его в боях, он состоит из ветеранов многих битв, каждого легионера в нем я считаю своим соратником. И я не буду бездумно кидать их в бой, чтобы потешить твоё самолюбие или, — и он презрительно снизил голос, — что гораздо гаже, потакать твоему страху.

— Вон! — мгновенно взорвался Продром, он встал и заорал, — прочь отсюда! Я… я снимаю тебя с этого поста! Ты больше не командуешь легионом, и вообще ничем не командуешь! Вообще воином ты больше не будешь! Страху, понимаешь ли, потакать… да это… Да таких как ты… — он стал запинаться от злобы и перестал говорить.

Дитрих шел по залу к двери, а псионики успокаивали Продрома. И постепенно он пришел в себя, ему дали стакан воды. Обсуждение продолжилось, уже более обстоятельно и в более спокойной обстановке. Коллеги сказали Продрому, что это несерьёзно, он извинился перед всеми.

У псиоников был свой настрой и манера общения между собой, не похожая на взаимоотношения обычных людей, они держались между собой скорее как художники, чем руководители.

Тонкая магия быстро изнашивала души и разум тех людей, что плохо с ней справлялись. А в псионики шли далеко не только талантливые и проницательные маги, и умные граждане всерьез считали это одной из причин распада империи.

Конечно, Дитриха не изгнали из легиона, но приняли решение временно снять с должности легата легиона и оставить его в городе с одним полком, чтобы совсем не оставлять город без прикрытия.

Легкие пехотинцы Тонга Нарума не зря весь вечер разводили костры. Когда ближе к темноте два полка легионеров прибыли из города на платформах, они увидели в темноте огромное количество огней, а разведчики донесли о плотном кольце вокруг холма. Нельзя было точно сказать, но в город донесли о том, что Нарума пришли в большом числе, возможно это было несколько тысяч только отборных мечников, не считая всех остальных.

Городской комитет принял решение направить девять полков легиона навстречу Тонгу Нарума. Дитриху оставалось только безмолвно наблюдать за этим событием, которое он считал верхом идиотизма.

Бывший начальник всего войска, он стоял теперь в толпе людей, наблюдая как легионеры плотным строем идут по воздушным улицам и заполняют платформы, которые тут же спускаются вниз, исчезая в белых облаках. Солнце ярко светило, только выходя из-за края газовой планеты.

Люди ликовали. На какое-то время все забыли о беспорядках. Мрачность граждан рассеялась. Восторг пульсировал в толпе от вида шагающего одновременно почти всего легиона, их пластинчатые нагрудники блестели на солнце, шлемы были гладкими и ровными, лица торжественными, а синие кристаллические наконечники коротких копий слегка светились. Горожане наблюдали с соседних улиц, в том числе жены и дети тех самых легионеров, ветеранов и новичков.

Это была радость, а не страх, потому что люди были уверены в победе легиона, который крайне редко терпел поражения от островитян или гоблинов. Подавляющее превосходство в вооружениях сулило победу, и потому каждое сражение лишь укрепляло влияние и власть города на всем материке.

И только бывший легат легиона в этой толпе был мрачен.

Дитрих уже сказал Йенсу, что город находится в опасности. Уход из города легиона не мог означать ничего хорошего для комитета, который оставил себя без защиты в этот трудный момент. Дитрих сказал Йенсу, что Продром знал о заговоре магов, просто был слишком слабым и уставшим, чтобы придавать этому значение, чтобы открыто верить в это. Когда-то псионики хранили бдительность, выслеживали магов, чьи мысли могли быть опасными, но в последние годы, они все больше пользовались тонким искусством лишь для чтения несложных чувств ближайшего хиреющего окружения и создания иллюзий в свое удовольствие.

И теперь, когда общество было охвачено радостью, дух Йенса был смят страхом за своих друзей. Поэтому он бежал по улице в очередное место, где могли находиться его товарищи. До этого он уже обежал всю толпу, провожавшую легион, высматривал Матиаса или Тобиаса в разных местах, но так и не смог их обнаружить среди многих радостных лиц.

Он так мало общался с ними из-за своей службы. Всегда был так занят.

Сперва Йенс посетил мастерскую Матиаса. Но никого из друзей там не было. Немногие оставшиеся обитатели подсказали, что в мастерской уже второй день, как никто не бывал. Это дополнительно встревожило Йенса. Он все равно постучал в дверь, стучал сильно и долго, ждал, потом снова стучал, надеясь, что кто-то внутри все же отворит, ответит. Но пришлось идти дальше. С тяжестью на душе, Йенс быстро сбежал вниз по ступенькам, перепрыгивая через многие ступени ближе к концу, он вылетел из той башни и помчался по виадуку.