Возвышение ученицы мага

Его доброта была снисхождением счастливого человека, так победа переполняла его в тот момент.

— Спасибо, Йенс, — Гликерия пробовала улыбнуться.

Никто не увидит в тот день, как сильно она будет разочарована. Они никому не покажет.

Вот уже неделю в пути находилось воинство Нарума.

Тонг Нарума вел своих воинов по тропам, известным ему со времен похода его отца, Тоцуо Нарума, который истреблял гоблинов на севере от владений города Эр. Двадцать лет тому назад, гоблины совершали набеги на поселения островитян, и Тоцуо Нарума положил этому конец. Со своим воинством он прошелся огнем и мечом по всему восточному побережью континента. Тонг в тех похода, ещё будучи совсем юным уже сражался с отцом плечом к плечу и даже однажды прикрыл его щитом от коварной гоблинской стрелы.

Теперь Тонг сам возглавлял воинов в пластинчатых доспехах и демонических масках, вооруженных саблями с кристаллическим напылением, какое делают только искуснейшие из мерхонских магов. Теперь мечники шли, быть может, этими мечами рубить легионеров, вооруженных копьями, изготовленными все теми же магами. Таковы были причуды всеобщей континентальной торговли.

Тонг думал об этом, считая что мир един несмотря на появления чужаков на орбите планеты, что скоро тоже вплетутся в местность, станут частью мира, как бы ни сопротивлялись этому. В том числе поэтому Тонг весьма спокойно воспринял предложение от Леандра о заключении союза. Тонг давно думал о том, как связать себя и свой род с Мерхоном, ведь и без убеждений Гликерии знал, что именно этот город является столицей. Не город Эр с его напыщенными фехтовальщиками и бездарными жрецами, делающими вид что познали суть вещей, воины, которые соревнуются во владении мечом, вместо изучения военного дела, ученые мужи, пишущие бессмысленные трактаты о полноте пустоты и пустоте полноты. Бывавшего в Мерхоне по молодости Тонга, влюбившегося в человеческий образ жизни, от пафоса города Эр уже тошнило.

Этому островитянину, взгляд которого вечно был усталым, а нижняя губа выпячена в презрительном раздумье, больно было видеть, что власть в Эр все ещё находилась в руках соплеменников, не желавших смириться с ходом времени. Было бы большой честью вступить в борьбу со временем, сцепиться в схватке за то, чтобы пронести вечные принципы, как факел через тьму. Но кто из нынешних великих родов Эр способен на это… никто. Они лишь любуются природой.

И природа Острова была величественной. Ей можно было наслаждаться. Она обволакивала своей загадочностью. Бесконечные горные леса, в которых бродят белёсые облака, окрашивающиеся в сепию с наступлением полуденных сумерек. Должно быть люди не замечали ничего особенного в этих рощах. Но островитяне могли вглядываться в простые вещи бесконечно, углубляясь в них, они слышали воздух, они чувствовали пение птиц, видели свет. Островитяне ценили красоту в самом существовании, им не нужно было пёстрых красок, ярких цветов, они доставали удовольствия из созерцания рыжеватых стволов древних сосен и глубокой зелени хвойных крон.

Люди, долго бродившие в этих местах, путешественники или разведчики, вроде Гликерии, со временем тоже обретали способность созерцать эстетику хвойных колоннад, утопающих в белом тумане. Общение с такими людьми дало Тонгу надежду на взаимное проникновение культур Мерхона и континента. Как и другие мечники Нарума, Тонг сам был изощренным в своем искусстве воином. И он считал, что живет не ради войны, подобно напыщенным фехтовальщикам города Эр, а ради мира, как и положено настоящему воителю.

Глядя на своих мечников, на бордовые полоски их брони, в их черные глаза, скрывающие глубокий смысл воинского пути, созерцая ту фундаментальную решимость, которой они были объяты, Тонг укреплялся в мысли, что ему хватит сил и знаний. Он полагался на свое воинство. Не на владение мечом или ярость островитян, но на спокойствие своих мечников, воителей Нарума. Они ценны были не тем, что хорошо владели изогнутым островным клинком, а тем что готовы были идти туда, куда нужно и сражаться там, где нужно, отступать и наступать по приказу и без колебания.

Сейчас они шли по узкой тропе, проложенной по довольно крутому склону. Воинство держалось ближе к горным вершинам, избегало идти по равнине и показываться в открытых местах. Разведчики псиоников не должны были раньше времени обнаружить это предприятие.

Этому также способствовало озверение местных гоблинских племен, которые стали вылавливать людей и убивать их. Новость о разрушении Бингора пробудила гнев во всех гоблинах континента. Набеги на поля Мерхона участились, а потому легион не действовал на большом расстоянии от города и лишь посылал небольшие отряды для укрепления границ и подавления волнений среди подневольных гоблинов. И только дерзкая атака Нарума должна была вынудить легион выйти из города целиком.

Гоблины, ненавидевшие людей, пропускали островитян, зная, что те сражаются с Мерхоном. В этой ненависти островитяне и гоблины были едины.

В светлой низине близ берега, где птицы пели, сливаясь в неровный хор, Тонг встретился с вождем одного из племён.

— Ты хочешь пройти на север? — гоблины вполне легко осваивали чужую речь, гораздо быстрее и легче, чем островитяне или даже люди.

— Да. Мой путь лежит на север.

— Я сражался с Нарума. Много лет назад. Родителей моих порубили. Был Эр. Теперь Мерхон. Скоро Эр не будет, только Мерхон будет.

И тогда Тонг Нарума внимательнее пригляделся к сидящему перед ним гоблину, с которым разговаривал. На самом деле это был самый приятный гоблин из всех, которых он когда-либо видел. Одет он был в шкуры местных зверьков, и так бедно и просто, как все гоблины его племени, что были опытными охотниками. Большие черные глаза этого гоблина обросли веками с множеством складок, щеки его тоже свисали складками. Его морда если и походила на морду собаки, то это была вполне симпатичная собачонка, не лишенная мудрости, такая, какая хорошо бы относилась к детям. Но любого зверя можно довести до отчаяния, так говорил отец Тонга.

— Ты не хочешь меня пропускать?

— Если хочешь пройти на север, иди.

— Ты уверен в этом, гоблин? — в голосе Тонга послышалась нотка раздражения, но вождь не придал этому значения.

— Я не встану у тебя на пути, Нарума.

Гоблины знали свои силы и не всегда шли на врага открыто, часто они ударяли в спину тем, кто им не нравился, за это в Эр их презирали. Островитянин сел скрестив ноги, отложил в сторону меч. Речь его вернула себе ту задумчивую тягучесть, с которой он обычно обговаривал дела, требующие более обдуманного решения.

— Твое племя давно здесь живет?

— Мой отец тут охотился, его отец, и его отец. Мои дети сейчас охотятся, их дети будут.

— Ты боишься легиона? Вождь, Мерхон очень далеко отсюда.

— Плиты с камнями. Мерхон нигде не далеко. Придет. Очень быстро.

— Ты видел платформы? — и Тонг сделал изображающее полет движение ладонью.

— Был в рабстве. Много лет прошло. Видел плиты с камнями.

— Ты… наверное ещё молодой был, вождь.

— Да.

— Что ты хочешь за пропуск?

— Ничего не надо. Обойди. Там перевал, — и он показал рукой, не спуская глаз с Тонга.

— Мне нельзя там идти. Меня увидят враги. И тогда, они точно придут сюда, к тебе, к твоим детям, внукам… Уже больше не поохотишься.

— У Мерхона везде глаза.

— Да, вождь, везде глаза… Знаешь, я мог бы не только не вырезать все твое племя целиком… но даже дать тебе немного серебра.

Гоблин только промолчал в ответ. По его жабьим глазам невозможно было подумать, что он чувствует в этот момент, как бы Тонг не вглядывался в них.