Возвышение ученицы мага

Облака внизу были золотистыми. Птицы пели, оседая на карнизах башен. Людей не было, кроме патрульных на других переходах.

— Что-то случилось, легат Дитрих?

— Да, случилось, Йенс. Ты командуешь отрядом.

"Командуешь… отрядом, командуешь…" — легионер повторял про себя услышанное.

Но почему-то эта новость не радовала его. Он лишь ощутил, словно радость была здесь когда-то, но теперь была только мысль о том, что случившееся является чем-то очень хорошим. Привкус без вкуса, послевкусие без удовольствия. Но все же он отчеканил с формальной бравадой:

— Большая честь для меня, легат Дитрих!

— Только время скажет, заслужил ли истинно ты эту должность, — с предостережением сказал Дитрих, а затем снизив голос продолжил, — идем в башню, мне нужно тебя предупредить.

Они прошли в казарму, легионеры внутри приветствовали легата, а знакомые сослуживцы встретили Йенса одобрительными взглядами. На самом верху башни они зашли в пустой зал, где проходили общие сборы. Сейчас там было пусто.

— Легат Дитрих, — заговорил Йенс, как только закрылась дверь, — если нужно сделать что-то не слишком благородное…

Дитрих сверкнул неодобрительным взглядом, и Йенс осекся.

— От тебя не требуется ничего такого, Йенс. Ты легионер, а не шпион. Мне только нужно тебя предупредить, что в городе скоро будут волнения. Возможно уже начались.

— Но в чем дело? — Йенсу стала передаваться тревога Дитриха.

— Маги.

— Заговор магов, о котором все говорят? — Йенс сам удивился, как мягко это произнес.

— Да, комитет знал. Все давно все знали. И все равно никто ничего не сделал.

— Легат Дитрих, — Йенс пытался говорить ровно, — я уверен, если комитет знает о том, что заговорщики переходят к действию, то будут приняты меры.

— Нет.

— Почему… почему нет?

— Комитет не желает враждовать с магами. Я был у Продрома.

В зале становилось светлее. День подступался. А с ним и ощущение грядущей суеты, теперь омраченное ожиданием удара судьбы.

— Продром не верит в заговор?

— Он знает про заговор. Он все знает и все понимает, Продром патологически бездарен и слаб. Но это не наше дело, — Дитрих будто блуждал в мыслях, а теперь собрался, — слушай, Йенс, твое дело сейчас твердо стоять за власть комитета. Враги нанесут свой удар, и мы должны отбиться. Это наш город, и нам некуда отступать в нем. Легион издревле защищал и поддерживал власть псиоников. И теперь это возможно наша главная битва за всю короткую историю Мерхона. И возможно… — и тогда Дитрих выдержал паузу, — враги победят, и нам придется продолжить сражение уже после восстания. Ты понял меня?

— Я понял вас, легат Дитрих.

— Отлично, парень. Я рассчитываю на тебя.

— Да, легат.

— Ты командуешь первым отрядом первого полка, вот мой приказ, — и он протянул ему свиток, перевязанный алой лентой и скрепленный бордовой печатью легиона, — ты был хорош в походе на Бингор, — и тогда настрой Дитриха стало теплым и располагающим, — восстание грядет, будь готов, соратник.

"Соратник," — отметил про себя Йенс, подобное обращение со стороны полководца считалось предельно ласковым.

Легат легиона ушел, оставив свежего командира отряда наедине со своим чувствами от нового назначения и новости о битве, в которой предстоит участвовать.

И Йенс задумался о том, почему легат сказал ему это здесь, а не объявил об этом перед всеми войсками, чтобы дать всему легиону нужный заряд и втянуть их в своей упреждающий замысел.

"Он так спешил? Или во всем легионе не наберется и целого отряда из тех, на кого он может положиться?" — размышлял легионер.

Синяя ткань отнюдь не была дешёвой. Леандр знал об этом, и все равно приказал своим подручным закупить именно этот цвет. Символика была важнее денег. Синий был цветом мысли, а мысль была прерогативой магов, мышление было миссией их сословия. А потому ленты для участников восстания, действующих и поддерживающих, были именно синими.

Город медленно закипал.

Рабов, которые ещё вчера направились к правительственной трибе разогнали легионеры второго полка, опытные каратели, прошедшие через множественные подавления рабских восстаний в континентальных владениях Мерхона. Как гоблинов, они гнали людей. Продром написал приказ о том, чтобы рабы были разогнаны без кровопролития, поэтому их просто сильно били, калечили, ломая ноги и проламывая головы, выбивая зубы и глаза, но не убивали.

Большая часть граждан либо плевались от этой новости, либо начинали испытывать гнетущий страх, который медленно нарастал. Люди знали о магах и все чаще говорили между собой о заговоре.

Рабские волнения продолжились в других местах города. Рабы отказывались трудиться, в некоторых мануфактурах даже начали крушить станки. Торговля в городе приостановилась, горожане старались не выходить на улицу. Патрули легионеров наводнили виадуки, их отряды сновали в отдаленные башни, где располагались мастерские, чтобы подавлять рабов.

Для той небольшой части граждан, которые обладали внутренним огоньком, наступило время для дыхания. Эти люди и вязали себе на руки синие ленты, которые заговорщики раздавали всем желающим.

В обществе начал расшатываться порядок, и эти граждане ощутили жизнь, ведь там, где действие расходилось с порядком, возникало природной движение. Голубое небо в их глазах стало особенно голубым, насыщенным новыми надеждами, а лучи солнца стали искрящимися.

Молодые маги и взрослые дети купеческих семей, они выходили на улицу даже в эти опасные дни, и чувствовали, как их обдувает свободой, а все вокруг видится им иным. Они гуляли по воздушным улицам и распевали песни, пока не встречали патрули.

Легионеры не трогали этих граждан, но смотрели на них с недоверием, как и сами граждане на легионеров. Злоба в воздухе чувствовалась ярче с каждым днем.

Волнения рабов стали стихать. Торговля на разнос возобновилась, хотя рынки воздушных улиц ещё пустовали. И тогда грянула следующая новость. Война.

На Мерхон напали. В континентальные владения города вторгся один из вассалов города Эр.

Среди солнечных лучей прокричал сокол.

Тонг Нарума стоял на большом камне, выпирающем из склона. Холмы предгорья были покрыты редеющими хвойными лесами. Красные стволы были лишены веток вплоть до тёмных крон.

Позади развевались знамёна Нарума, белые полотна с тремя черными кругами в ряд. Лаконичный знак южной военщины, строгостью которого гордился каждый мечник рода.

Хлебные поля красиво горели. На фоне красных пожарищ бежали гоблины, покинувшие свое безнадежное рабство. От зрелища Тонгу и самому становилось жарко, неприятной теплотой обдавало лицо. Добротный ветер помогал огню распространиться. Поджог удался.

— Мой лорд! — крикнул подбежавший к камню воин, встав на одно колено.