Вперед в прошлое 9

Увидев нас, будущий отчим встал, пожал нам с Борисом руки, как взрослым. Бабушка разулыбалась, обняла Бориса, вернулась на место.

— Мойте руки — и прошу к столу, — засуетилась сияющая мама, в свете свечей она казалась совсем молоденькой, почти девочкой.

Мы по очереди наведались в ванну, уселись за стол и напали на еду.

— И что тот мужик-пчеловод? — спросила у Алексеича мама, подперев щеку ладонью.

— Съел! Три литра меда, представляете? — прожевав, ответил он объяснил нам с Борей: — Пчеловод на спор!

— И что, не умер? — искренне удивилась мама. — Это ж аллергия и по… расстройство кишечное.

Алексеич помотал головой.

— Не! Но мед стал у него течь через пупок.

Наташка засмеялась. Бабушка нахмурилась. Моя рука потянулась к лицу, но я остановил ее. Несите бред, несите в пакетах! Боря не удержался и спросил:

— Вы это видели? Мёд в пупке?

Алекеич выпучил глаза и закивал.

— А точно это был пупок? — съязвил брат, я пихнул его ногой под столом, и он смолк.

Я покосился на маму: она слушала, развесив уши. Бабушка отнеслась к байке скептически. Потом последовал рассказ о том, как там «на Полтави», который перетек в хвастовство старшей дочерью, которая на спор поступила на токаря, и теперь она — единственная девушка в группе. Старшая, как я понял, ровесница Наташки, младшая — Борина, и учится в восьмом классе. У Алексеича двое детей, то ли от первого, то ли от второго брака.

Час мы сидели за столом и ели, а Алексеич говорил, говорил, говорил — нескладно и неинтересно, почти как Любка. Мама заглядывала ему в рот, бабушка и Наташка заскучали.

Завершил монолог рассказ, как в шестнадцать лет Алексеича из дома выставил отец со словами: «Взрослый? Паспорт получил? Вот и учись жить самостоятельно».

— Вот было воспитание! — восхитился сомнительным поступком отчим. — Не то что сейчас — взрослые мужики за мамкину юбку держатся!

Бабушка сломалась первой:

— Извини, Василий. Схожу-ка я покурю.

Видимо, у нее распухла голова от его словоизвержения, и она попыталась спастись за дымовой завесой, но не помогло: Алексеич увязался следом, рассказывая, как ему сложно было поступать в автомобильный техникум, потому что диктант писали на русском, а он ему неродной, у них в Диканьках все по-украински говорили. Но ничего, на следующий год язык подтянул, поступил.

Мама вместе с ним пошла на улицу.

Боря подождал, пока хлопнет дверь, и сжал голову руками.

— Ща сдохну, вот он нудный. У меня мозг закипел!

— Это же какой дефицит внимания у человека, — попытался сгладить острые углы я.

— Еще я понял: шестнадцать лет стукнуло — пошел вон на улицу, — проворчал Борис.

— Да успокойся ты, — сказал я, — мы раньше уйдем, вот посмотрите. И не из-за него, а потому что сами так захотим.

— Мне пофиг, я уже почти, выпорхнула, — улыбнулась Наташка. — А за маму рада, она так его любит. Ну да, так себе мужичок, но заботится ведь о ней, возит везде, проблемы решает. Пусть будет.

— Меня больше напрягает, что он жениться ходит по-маленькому, — сыронизировал я и подумал: «Как наш папаша. Интересно, как он отреагирует на мужика в квартире, которую считал своей?»

— Может, теперь по-большому сходит. — Наташка запрокинула голову и засмеялась, а успокоившись, добавила: — Даже год счастья стоит того, чтобы он был, этот год.

Вздохнув, Боря зачем-то пошел на кухню, выпустил Лаки, который стал носиться по квартире, устраивая дебош и разрушения. В этот момент взрослые вернулись, впервые бабушка рассказывала про немцев. Щенок, повизгивая, ринулся к ним, вцепился в штанину Алексеича и попытался его побороть.

— Кто его выпустил? — воскликнула мама. — Он покоя не даст.

— Убийца! — радостно воскликнул будущий отчим, потрепал щенка за холку, поднял. — Какой мужик растет! Зачем его запирать? Пусть играет ребенок.

— Я скоро переселю его на дачу, — пообещал я.

— Зачем? Пусть живет, — вступился за Лаки Алексеич. — Вдруг опять морозы? Жалко.

— Пусть живет! — сразу же согласилась мама.

Как только щенок оказался на полу, побежал ко мне, видимо, признав вожака. Будет охранять мой будущий дом. Нужно его правильно воспитать.

Зашел разговор про работу, и оказалось, что Алексеич промышляет рубкой и продажей дров на зиму — возит их на КАМАЗе на дачи, а еще продает газ. То есть берет пустой баллон, привозит полный и имеет свои пять копеек, а летом занимается фруктами.

В общем, товарищ предприимчивый, но дальше своего носа не видит и раздвинуть горизонты не может. Если проявит себя ответственным и исполнительным, попробую его включить в свою схему.

— Как Пашка! — воскликнула мама. — Он летом на этом больше меня заработал!

— А у вас какой «КАМАЗ»? Самосвал или платформа? — закинул удочку я.

— Тентованная платформа, — с гордостью заявил он. — Но он не мой, мы его с напарником покупали пятьдесят на пятьдесят.

— И как делите его?

— Неделя моя, неделя его, — с готовностью ответил он. — Леша его продавать думает, некогда ему заниматься, он милиционер. А пока в аренду сдает, шо меня не устраивает: машина-то изнашивается!

«Милиционер — это хорошо. „Крыша“ есть», — подумал я.

— Просто мент или гаишник? — уточнил я.

— Не гаишник, — разрушил мечты о «крыше» Алексеич. — А чего спрашиваешь?

— Интересно просто, — пожал плечами я, а в мыслях уже вез товар в Москву на 'КАМАЗе’и возвращался груженым оттуда.

Опасное это дело: на дорогах бандиты, но если этих можно избежать, то гаишники будут шмонать на каждом посту и промеж постов. То есть нужно вооруженное сопровождение груза и купленный московский гаишник, который смог бы приказывать подчиненным в регионах, чтобы нас не трогали. Получаются расходы, сопоставимые со стоимостью самого «КАМАЗа». Воображение нарисовало бабушку с ружьем в кузове грузовика. Это все, что я пока могу противопоставит крупным хищникам.

Вспомнился москвич Олег, сын мента. Можно через него узнать, к кому обращаться из гаишников.

Время такое, что можно тупо прийти и предложить взятку, никто за это не сажает. Кстати, и Алексу нужно о себе напомнить, спросить про акции «Лукойла».

Увидев во мне родственную душу, Алексеич принялся рассказывать, как его с дровами хлопнули гаишники, утверждая меня в мысли, что без «крыши» никак, больше потеряем.

Да и к товарищу этому надо присмотреться — вдруг не стоит его посвящать в свои планы.