Вперед в прошлое 9

До школы я добрался за рекордные шесть минут, весь взмок, распахнул дверь в здание и рванул в директорский кабинет. Подергал ручку — закрыто, черт побери! И у завучихи закрыто.

Похоже, только техничка пришла, поглядывает свирепо. Я заходил вперед-назад по коридору. Заметил капли дождя, разбившиеся о стекло в холле. К обеду этот дождь превратится в снег. Провода оледенеют, и их порвет ветер. Ну где вы все, когда так нужны!

Мимо проходили повара, здоровались. В школу ворвался завхоз Петрович в легкой куртке, попытался войти к директору, выругался.

— Нет его, — сказал я. — Надо отменять уроки.

— Я тоже так думаю. — Он подул на окоченевшие руки. — Ветер усиливается. Ночью он был гораздо слабее.

Много позже, с начала нулевых, при норд-осте или другом катаклизме в городе начнут включать сирены, чтобы те, у кого есть возможность, оставались дома. Сейчас же никому ни до кого не было дела.

— Вы тучу видели? — спросил я. — Будет метель.

— Похоже на то. — Петрович упер руки в поясницу и прогнулся назад. — Болит! Всю ночь не спал.

Я стоял лицом ко входу и увидел директора с его неизменным дипломатом в руках. Вид Геннадий Константинович имел важный и невозмутимый. Заметив нас возле своего кабинета, он шевельнул надбровным валиком, пожал руку завхозу.

— Владимир Петрович, Мартынов… чего вы здесь?

Мы с завхозом переглянулись.

— Хотим вам предложить отменить занятия, — сказал Петрович.

— Указаний сверху не поступало, — отрезал он, открывая кабинет и приглашая нас, а может, одного Петровича.

Но я тоже вошел и проговорил:

— Ветер усиливается, температура падает. Скоро начнется дождь, а потом — метель. Есть риск, что кто-то пострадает по пути из школы.

— Указаний не поступало, — напомнил дрэк.

Тогда я посмотрел на него в упор и велел:

— Отменяйте занятия.

Глаза дрэка налились кровью, вены на шее вздулись, и он ринулся на меня:

— Ты что тут вообще делаешь? Кто тебя приглашал!

Я отпрыгнул назад, потому что во взгляде дрэка полыхала не просто ярость — желание убивать, как когда моя способность, столкнувшись с сильной волей, дает сбой, но между нами вклинился Петрович, обхватил дрэка за талию, укоризненно уронив:

— Геннадий, ну что вы… Парень дело говорит. Вы как хотите, конечно, но я дочь на уроки не пущу, а сам возьму отгул.

Директор задышал часто и тяжело, уселся на стул и зыркнул уже не так злобно. Я соврал:

— Меня отец предупредил, чтобы я оставался дома и брата с сестрой не выпускал. Что-то они там знают, чего не знаем мы. Если кого-то прибьет поваленным деревом, это ведь с вас потом спросят.

— Если… — проворчал он. — Отменю занятия, а вы неправы окажетесь — вот тогда спросят.

Я глянул на тополиный ствол за окном. Дерево скрежетало и стенало под порывами ветра.

— И дерево я спилил бы, пока не поздно, оно школу разворотит. Поверьте, Геннадий Константинович, если вы отмените уроки, вам в гороно спасибо скажут как самому дальновидному руководителю.

— Именно, — кивнул завхоз, но директор, похоже, уперся.

— Это будет самоуправство, — проворчал он, подошел к окну и уставился на качающийся тополь, передернул плечами.

— Туча… — осторожно проговорил я, и дрэк посмотрел в небо.

Вернувшись к столу, он достал очки из чехла, всмотрелся в клубящуюся серь и тяжело вздохнул.

— Вероятность того, что ты, Павел, прав, пятьдесят процентов. Пятьдесят на пятьдесят. — Он развернулся, опершись о подоконник.

Я не оставлял попыток его убедить.

— Но есть хотя бы гипотетическая возможность сохранить чьи-то жизнь и здоровье, разве не правильно взять ответственность и отметить уроки? Дети, они ведь от вашего решения зависят. А гороно… может, они сидят и трясутся, и боятся принять решение. Время такое, бардак везде.

— Позвони им, — посоветовал Петрович. — Скажи, дерево упало, мол, боюсь, что кто-то пострадает, разрешите отменить уроки.

Директор ухватился за эту мысль, шагнул к телефону, принялся крутить диск. Дождавшись ответа, поздоровался, назвал себя и сказал:

— Только что у нас тут тополь рухнул на школьный двор, хорошо, дети еще не пришли. Будет разумно отменить занятия — во избежание человеческих жертв… Да. Очень советую оповестить директоров других школ… Порывы ветра усиливаются, начинается дождь. Неизвестно, как стихия разгуляется к обеду… Ага. Спасибо, сделаю.

Упершись о стол, директор вытер пот и сказал:

— Дали добро. Согласились, что надо распускать детей по домам — во всех школах города.

Я показал «класс» и улыбнулся от уха до уха. В этот момент в окно шмякнулся голубь, секунду провисел, припечатанный ветром, и медленно сполз. Будь я суеверным, сказал бы, что это знак.

Почему у нас так? Все сидят и трясутся, и боятся сделать то, что надо. Сколько жертв удалось бы избежать, если бы во время чернобыльской катастрофы кто-то взял ответственность и отдал команду эвакуировать людей!

Получается, я снова качнул мироздание, ведь в той реальности уроки в первую смену точно были, а к обеду ветер и осадки, умножат силу на два, начнется метель, машины собьются в кучу, все, что стоит на возвышенностях, съедет вниз или улетит. Корабли выбросит на мель, и они вмерзнут в лед. Меня родители не отпустили на набережную в ледяное царство, но оледенелый камни, и торосы у нас на пляже впечатляли.

— Я набрал еды на неделю вперед, — сказал я. — Потому что, если отрубит электричество, магазины работать не будут. И вам советовал бы сделать так же, причем прямо сейчас, пока магазины работают.

— Откуда ты знал, что так будет? — удивился директор.

— Так по телику передали, а борода уже неделю висит, копит, так сказать силы, — выдал я версию своей осведомленности. — И свечей советую набрать. Кстати, а у вас есть керосин для лампы?

Петрович кивнул.

— Не поделитесь? — попросил я.

Завхоз снова кивнул и жестом пригласил меня за собой, директор тоже вышел — видимо, оповещать учителей.

Когда я возвращался домой с керосином, налитым в пустой флакон одеколона, у дверей толпились учителя, разворачивали детей назад. Среди них я заметил Веру Ивановну.