Вперед в прошлое!

Папаня мой как минимум еще сегодня будет загонять самку косули, или кабана, или козы — на кого там похожа Анечка Лялина? Мама, скорее всего, на даче, а у Илюхи собственная комната в трешке и личное пространство.

— Давай! — радостно согласился он. — Отец в универе до шести, мама — до пяти, наверное. А твои не будут против?

— Батя у любовницы, ему не до меня, мать страдает, ей тоже не до меня. Атмосфера та еще — типичная крепкая семья.

Я не видел Илью, но ощутил, как он сбился с шага.

— Ты можешь выяснить, где живут Лялины? — спросил я. — Могу, конечно, и сам разобраться, но хотелось бы сэкономить вре… Время.

Я смолк, увидев идущего из курилки нам наперерез широко известного в узких кругах авторитета, грозу всех ботаников и нимфеток, Егора Алтанбаева. Были в нем под два метра роста и килотонна дури. Родись он на десять лет позже в хорошей семье, сделал бы карьеру модели и разбогател бы, ублажая богатых тёток и направляя энергию в мирное русло, потому что с его внешними данными Бред Питт нервно курит в сторонке. Возможно, он танцевал бы стриптиз на девичниках. А так приходилось Егорке бриться под бобрика и щемить мелких Буратин, вытрясая сбережения, данные маменьками на пирожки. Руся и Зяма, которых я щедро отоварил люлечкой животворящей, ходили под ним. Очевидно, они же на меня нажаловались.

— Приплыли, — шепнул Илья. — Что делать будем?

Я остановился и сказал:

— У тебя два варианта. Первый: валить, делая вид, что ты меня не знаешь. Второй: прикинуться лохом и подыграть.

Илья шумно сглотнул. Глянул на меня, на Егора, которому до нас оставался десяток шагов. И остановился. Два метра Егора преградили нам дорогу. Я сделал максимально бестолковое лицо. Представил картину маслом: грозный двухметровый Алтанбаев и два шкета, один из которых распух на сизых макаронах с жучками.

Смогу ли я его одолеть? Возможно. Но мне сейчас было нужно не это.

— Мартынов? — спросил Егорка, уставившись на Илюху.

Учитывая, что рассказали потерпевшие, на террориста-Мартынова, отлохматившего двух вымогателей, больше походил подтянутый Илья.

— Что-то случилось? — проблеял я и прочел на лице Егора превосходную степень удивления. — Я Мартынов.

— Ты берега попутал? — воскликнул Егорка, но как-то неубедительно.

Я часто заморгал, вспоминая: «Подчиненный пред лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый»…

— А что я сделал?

— Ты…— скривился Алтанбаев и больше ничего не смог сказать.

Если бы он знал о существовании когнитивного диссонанса, то понял бы, что пал его жертвой. В его иссушенном парами клея мозгу не укладывалось, как вот это пухлое создание смогло избить двух начинающих торпед.

— Стоять, — сказал нам Алтанбаев и свистнул, призывая Русю и Зяму из курилки.

Потерпевшие сперва шагали бодро, но, чем ближе подходили, тем явственней чувствовали подвох. Егор ткнул в меня пальцем и спросил:

— Вот этот?!

Гопники переглянулись, не понимая, что же не так.

— Что случилось? — повторил я, кося под идиота.

— Вот этот лошок одному чуть не сломал руку, а второму расквасил хлебало?! Отобрал нож и грозился засунуть его в очко, а потом приставал к девкам, чтобы те ему дали? Вы серьезно?

— Да, — робко сказал Зяма.

— А как я смог? — задал я риторический вопрос.

Егор закатил глаза. О-о, он извергался ругательствами, как Везувий, но его гнев испепелял не меня — гопников, потому что это был огромный их косяк: не разрулить элементарную тему. И теперь Егор чувствовал себя идиотом, причем это не я был тому причиной. Закончив извергаться, Егор пнул Зяму под зад, Русе дал затрещину, объясняя, что они — лохи опущенные, раз такое чмо, как «этот хомяк» смог их нахлобучить.

Я потянул Илью за рукав, и мы пошли прочь, все ускоряясь и ускоряясь. Друг постоянно оглядывался и глазам своим не верил: вот так и разрешился суровый конфликт?! А я понимал, что с этого момента реальность изменила русло. Да, мои действия вряд ли остановят ядерную войну, но повлиять на судьбы близких я в силах.

Когда Егор и его шестерки исчезли из вида, Илья спросил:

— Я не понял, как так получилось-то? Нас должны были с говном смешать! И они к нам больше не будут лезть?

— Будут, но позже, — не стал врать я.— Пока они не видят в нас угрозы, и это хорошо, так мы выиграем время и подготовимся.

— Как ты это сделал? Невероятно!

Вместо ответа я рассказал анекдот:

— Пролетает блондинка на красный со скоростью 240 км/ч, ее тормозит мент. «Ты охренела так гонять? Предъяви документы!» «Вы их тогда заберете, они у меня фальшивые». Гаишник говорит: «А ну живо из машины». «Не выйду, у меня кокаин в карманах, рассыплется». «Открывай багажник». «Нет! Только не это! У меня там труп расчлененный в мешке». Мент вызвал спецназ, беспредельщицу вытащили, заломали, обыскали машину: багажник пустой, наркоты нет, документы в порядке. Напустились на гаишника: «Что ты несешь? Какой кокс, какая расчлененка?» Блондинка, припечатанная к капоту, говорит: «Слушайте его больше, он сейчас еще заливать будет, что я на красный ехала на скорости за двести».

Илья хмыкнул, посмотрел на меня пристально.

— Пашка, что-то с тобой не то. Вот хвостом чую… как будто это не ты.

Меньше всего мне хотелось обманывать Илью, человека, который скорее умрет, чем предаст друга. Но и к правде он был не готов. Вот сознайся я — и дружбе конец, а он дорог мне, пусть ему всего и четырнадцать, а мне сорок шесть.

— У меня проблемы, Илья. И дома и вообще. И не только у меня, у всех нас. И, честно, — я сжал горло, — задрало. Задрало прятаться и убегать. Я решил принять вызов. Мне на плечи бросается век-волкодав, но не волк я по крови своей. Пойдем лучше делать домашку?

Илья жил в пятиэтажке, одиноко возвышающейся над частными домами. Всего два подъезда и пятьдесят квартир. Илюхина трешка — на самом верху. С балкона открывается роскошный вид на море, а когда полнолуние, мир внизу кажется серебряным. Мой друг в раю: собственная комната, образцовые любящие родители, которые стучат прежде, чем к нему войти. Каретниковы живут в каком-никаком достатке. Во всяком случае, у них есть новые вещи и разнообразная еда, включая сыры, мясо. И видик есть!

Кроме меня, никто к ним в гости не ходил, однако в той реальности воры как-то прознали, что в этой квартире есть чем поживиться, наведались в гости и вынесли все вплоть до сервизов, а что не вынесли, то разбили. В каком году это произошло? Вроде летом девяносто четвертого. Не помню, я не сразу узнал. А может, и в этом.

— Хочешь кофе? — спросил Илья, снимая кеды.

О-о-о, почку продам за чашечку кофе! Такую роскошь родители себе не позволяли, пили измельченный цикорий, пересыпанный в красивую кофейную банку. Этот кофе подарили маме состоятельные пациенты, к которым она ходила домой ставить капельницы. А потом, помню, мы пили напиток богов только по праздникам. Хотя сейчас, избалованный излишествами, понимаю, что кофе был так себе. И ведь всего тридцать лет прошло с момента, когда мы радовались новым кроссовкам больше, чем в двадцать первом веке радуются ипотечной машине!