«Врата блаженства»

Договорись он с Хуррем, можно было бы править из-за спины Повелителя, двигая им, как движут кукол кукловоды во время представлений. Однажды Ибрагим видел такое, куклы спорили, пели, даже дрались словно живые, а потом из-за ширмы вышел скромно одетый человек, и оказалось, что все актеры просто надеты на его руки. Тогда мальчика потрясла сама возможность быть таким кукловодом.

Прошло время, он кукловодом стал, а его «кукла» даже превратилась в Тень Аллаха на земле, правителя огромнейшей империи. Теперь следовало вести ее осторожно, чтобы сама кукла не заподозрила, что выполняет волю кукловода.

Хорошим подспорьем могла стать Хуррем, но в первый раз наладить какую-то связь с ней не получилось. Ибрагим даже разозлился: зазналась красавица, став Хасеки? Ничего, я тебе покажу, кто ты на самом деле. Где это видано, чтобы сильный мужчина подчинялся даже самой красивой женщине, а уж самой красивой Хуррем не назовешь.

Если во время похода Ибрагим всячески старался отвлечь мысли Сулеймана от зеленоглазой худышки, то теперь следовало показать ей ее место, может, поймет, что без Ибрагима никуда, тем более в гареме.

Он с усмешкой вспомнил, как сейчас должна выглядеть Хуррем. Паша не сомневался, что ловкий евнух, купленный им специально для таких поручений, сумеет в нужный момент подсыпать зелье в нужное место. Если все получится, как надо, то руки и лицо Хуррем должны покрыться противными болячками. Это не смертельно и даже не опасно, но безобразно выглядит и, если не лечить, оставит на коже следы в виде темных пятен.

Ибрагим знал средство, которое могло помочь, если, конечно, не запустить болезнь надолго, но это средство нужно сначала попросить… А если не попросит? Если останется обезображенной? Что ж, судьба Хуррем грека сейчас не волновала. Жаль было бы терять такую помощницу, но что-то подсказывало Ибрагиму, что подчинить роксоланку своей воле будет не так легко, он привык прислушиваться к себе, а потому временами даже задумывался, стоит ли вообще связываться.

Ибрагим считал, что сам к зеленоглазой колдунье остыл, а потому был рад, когда Сулейман выделил другу спальню рядом со своей прямо в гареме и позволил женщинам даже открыть перед пашой лица. Это дорогого стоило, означая, что Ибрагим стал своим в султанской семье.

Но, встретившись глазами с Хуррем, Ибрагим понял, что ничего не прошло, его все так же волнует эта женщина. Плохо, очень плохо, от такого наваждения следует избавиться, и как можно скорее. Он уже не мечтал о своем сыне под видом султанского, осознав, что это было горячечным бредом, теперь желал только одного: справиться со своими чувствами и найти в Хуррем исполнительницу своей воли.

Вдали от гарема казалось, что это не просто возможно, а достаточно легко осуществить. Сулейман тоже словно забыл о своей Хасеки, он с удовольствием охотился, философствовал, просто сидел, мечтательно глядя на огонь… Казалось, вернулись прежние, почти беззаботные времена, когда они были совсем молоды и беспечны.

Но Ибрагим зря радовался, однажды он понял, что все время молчания Сулейман думал о Хуррем.

– Госпожа, позвольте мне сходить к Бахиже, как бы она ни была виновата, не стоит отказывать ей в помощи.

– Сходи.

Вернувшись, Зейнаб долго не могла приступить к какому-то трудному разговору, пока Роксолана сама не потребовала:

– Говори уж, что там такое!

– Хуррем, не Бахижа подсыпала порошок. Клянется, что ничего такого не делала, приставлена была шпионить, но не травить. Она не врет.

– Но почему тогда так странно вытряхивала, словно боялась отравы?

– Она действительно боится пыли, нос очень чувствительный.

– Значит, кто-то другой? Кто мог войти в комнату, пока нас не было?

– Многие… Но я вот что думаю: подсыпать прямо в комнате опасно, можно ненароком попасть на собственную руку или просто задеть.

– Тогда где?

– Может, насыпали в саму книгу раньше?

– В Белграде?

– Нет, можно и во дворце. Знали, что вы смотреть будете, а Повелителя в это время не будет. Эти болячки не опасны и не заразны, просто некрасиво. Бахижа еще долго будет ходить пятнистой.

– Значит, рассчитывали отвратить Повелителя от меня…

Но сколько ни думали, ничего придумать не смогли. Чувство опасности просто захлестывало Роксолану. На каждом шагу находились те, кто мог отравить, подсыпать битое стекло или порошок, чтобы изуродовать, могли просто сглазить… А она снова беременна, сомнений уже не было. Зейнаб, Фатима и Гюль в один голос советовали пока никому не говорить, даже Повелителю, тянуть, сколько будет возможно. В гареме если знает один, знают многие, а это опасно.

– Скорей бы уж вернулся Повелитель.

Повелитель вернулся в Стамбул и в гарем. Рядом с ним привычно Ибрагим, теперь и в гареме тоже. Женщины снова ожили, валиде недовольно заворчала, присутствие чужого мужчины ей вовсе не нравилось, даже если это второе «я» Повелителя. Волнение наложниц ей ни к чему, они стали слишком много времени уделять своему внешнему виду и слишком небрежно относиться к обязанностям. Кое на кого даже пришлось прикрикнуть, пообещав отправить из гарема прочь. На время помогло, но грек все же интересовал одалисок и простых служанок, его присутствие по-прежнему будоражило гарем.

Роксолане очень хотелось сказать любимому о новой беременности, хотя она понимала, что служанки правы в своих советах пока скрывать новость. К тому же рядом с султаном его тень – Ибрагим. Но еще больше поразило женщину то, как сам грек посмотрел на нее.

Глаза Ибрагима против его воли в первую очередь устремились на руки Роксоланы, потом пробежали по лицу. Заметив, как паша смотрел на ее руки, Роксолана быстро отвела глаза, но взгляд Ибрагима на лице почувствовала. Он был словно удивлен чем-то.

Все это страшно не понравилось Роксолане, но женщина промолчала, ведь они с султаном не одни. Повелитель расспрашивал валиде о здоровье и делах в гареме, о принцах, о планах на ближайшие дни… Хафса говорила обо всем, кроме несчастья с Бахижой и ссоры Хуррем и Махидевран, напряженно ожидая, что Хуррем что-то скажет. Напряглась и Махидевран. А самой Роксолане вдруг захотелось их помучить.

– Повелитель, было еще одно происшествие, – серебряный голосок Хуррем весело звенел, вызывая у Хафсы и Махидевран холодный пот по спине. – Из клетки выбрался попугай, бедная служанка, которой пришлось его ловить, даже пострадала, теперь лежит в больнице…

Ненавистью сверкнули два взгляда и какой-то странной догадкой еще один. Ибрагим-паша слишком задержал свой взгляд на лице Хуррем, чтобы она этого не заметила.

Над происшествием с попугаем посмеялись, больше разговоров не было.

Теперь уже Роксолана, вернувшись к себе, долго мерила шагами комнату. Не понравился ей взгляд Ибрагима, было в нем что-то неприятное… Хотя, кто знает, как обычно грек смотрит на открытые женские лица?

Но она вспомнила, что сначала Ибрагим смотрел именно на руки, а не на лицо и, кажется, его что-то поразило. Вдруг Роксолана даже остановилась от пронзившей страшной догадки: Ибрагим ожидал увидеть болячки, пятна на руках, а тех не было! Неужели?!.