«Врата блаженства»

Служанкам оставалось только вздохнуть.

И вот теперь Роксолана подглядывала сквозь щелку за жизнью стамбульской толпы… Ее собственная жизнь и впрямь была похожа на жизнь соловья в золотой клетке. Гарем велик, сад и того больше, в нем много прекрасных цветов, которые сладко пахнут, звонко поют птицы… Но любая птаха из сада может улететь, а обитательницы гарема видят только стены и корабли на водной глади Босфора.

Они действительно купили двух служанок-итальянок. От Роксоланы не укрылось то, как презрительно сморщился евнух, увидев внешность женщин. Обычно служанок старались покупать красивых и молодых, чтобы приятно было смотреть самим, а Хуррем Султан купила двух бездельниц, это видно с первого взгляда, у них руки ни к чему не приспособлены.

Но кто мог возразить Хасеки?

Одна из женщин была флорентийкой, вторая венецианкой. Обе захвачены пиратами, привезены без особой надежды продать, а потому содержались в той самой одежде, в которой попали в плен, торговец не слишком завысил цену, справедливо полагая, что не часто находятся желающие приобрести некрасивую, строптивую женщину.

Роксолана не позволила отвести их к кизляр-аге:

– Служанки мои, Фатима сама присмотрит, чтобы их вымыли и переодели. А Зейнаб убедится в их здоровье.

Третья купленная ею женщина была просто няней, добрая, уютная, она легко располагала к себе.

Когда всех троих действительно вымыли и переодели, а потом накормили, они показались куда более симпатичными, чем у торговца. Зейнаб тут же принялась лечить их раны от веревок, многочисленные ссадины и синяки.

Роксолана пришла посмотреть на новых служанок:

– Как вас зовут? Где вы родились и в каких семьях?

– Госпожа говорит по-итальянски?

– Я немного знаю этот язык, совсем немного. Вы должны меня научить. Кто вы?

– Я Изабелла, родилась в богатой семье, госпожа правильно сделала, что купила меня. За меня дадут хороший выкуп.

– Как же, дадут! – усмехнулась вторая. – Ничего за нас не дадут, хотя могли бы. Я Мария, тоже из состоятельной семьи, но не думаю, что наши с ней родные станут выкладывать денежки, чтобы вызволить нас.

– Почему?

– Нас ждал монастырь. Тех, кого родные туда отправляют, вряд ли станут выкупать из плена.

– За что вас решили отправить в монастырь?

– За нежелание выходить замуж по воле родителей.

Роксолана с сомнением смотрела на женщин. Да, они молоды, но ни красотой, ни статью не отличались, и возраст не юный.

Мария, видно, поняла ее сомнения, усмехнулась:

– Мы обе, овдовев, отказались становиться женами тех, кого выбрали родственники, и решили посетить святые места. А тут такое… Зачем мы вам?

– Где вы родились и жили?

– Я родилась в Риме, но жила во Флоренции, а Изабелла в Венеции.

– Что вы знаете, кроме итальянского?

– Многое. Мой муж был богат, в нашем доме бывали художники, поэты, многие знаменитые люди Флоренции. Да и в Риме мы не бедствовали, пока не пришли французы и все не разорили. Тогда мои родные были вынуждены бежать сначала в Феррару, а потом во Флоренцию.

– А ты?

– Я тоже обучалась многому и со многими общалась. Мой муж был знаком с Леонардо да Винчи, заказывал скульптуры Микеланджело…

Роксолане эти имена ничего не говорили. Она вообще с трудом разбирала речь итальянок, а уж о Микеланджело и вовсе не слышала.

– Хорошо, вы постараетесь как можно быстрей выучить турецкий язык, а меня научить говорить по-итальянски так, чтобы я могла подолгу беседовать с вами. В остальном поступаете в распоряжение Фатимы, будете делать, что она прикажет.

Кизляр-ага ворчал:

– К чему Хуррем Султан такие бездельницы? Они и говорить по-человечески не умеют, и вообще ничего не умеют.

Вообще-то оказалось, что умеют, обе итальянки прекрасно вышивали, обе знали некоторые приемы врачевания, искусно причесывали, творя из локонов Гюль удивительные прически, быстро осваивались.

Поинтересовался и Сулейман:

– Ты купила новых рабынь?

– Да, Повелитель. Две итальянки, они из богатых семей и знали многих знаменитых людей своей страны. Третья просто хорошая нянька, Мехмед сразу попросился к ней на колени. Теперь Гюль может уделять время мне.

– Ты довольна?

– Очень.

– Зачем тебе итальянки?

– Они прекрасно вышивают…

Почувствовав неуверенность Хуррем, султан заглянул ей в лицо:

– Эй, не лги, не ради красивых вышивок ты их купила.

– Они учат меня итальянскому.

– Зачем?

– И рассказывают о своей стране, о людях, с которыми встречались.

– Как они могут рассказывать, если ты не знаешь итальянского?

– Немного знаю, научилась в Кафе. Учу. К тому же они легко читают и даже пишут на латыни. Это образованные женщины. Когда я научусь, то многое от них узнаю.

Сулейман смотрел на возлюбленную с изумлением:

– Тебе мало своих забот?

– Каких? У меня две заботы – вы и Мехмед. Но вы часто бываете далеко, а Мехмед, хвала Аллаху, перестал болеть и весел. К тому же с ним все время Алия, третья служанка.

Сулейман не знал, что отвечать, возразить нечего, Хуррем не желала быть просто наложницей, но он и сам не желал этого. Потому, когда начала ворчать валиде, он мягко остановил мать:

– Валиде, пусть Хуррем делает, что хочет. Она же никому не мешает. Сына любит и бережет, со мной ласкова, что еще нужно? А то, что не болтает целыми днями с остальными одалисками, то это только хорошо, меньше наслушается глупостей.

Возражать оказалось некому, болтовня по поводу новых служанок Хуррем быстро прекратилась, всех занимал Ибрагим-паша. Грек, услышав о нововведении Хуррем, только пожал плечами:

– Образованные женщины ничего хорошего собой не представляют. Но если Хуррем Султан нравится, пусть учится.

Когда Роксолане передали его слова, она только фыркнула:

– Его не спросила!

К концу зимы скрывать беременность было уже невозможно. Услышав от Роксоланы о будущем ребенке, Сулейман сам обрадовался, как ребенок:

– Хуррем… Сколько в тебе женской силы!

Но оба не могли скрыть если не тревогу, то опасения. Даже если вторым ребенком будет дочь, Сулейман должен отдалить от себя Хуррем. Что делать? Никто не знал, но отдалять любимую у Сулеймана желания не было.

Они подолгу общались почти каждый день, Хуррем рассказывала то, что узнала от своих новых учительниц. Это было занимательно и поучительно. Там, за морем текла совсем иная жизнь, и дело не в вере, она просто иная. К Риму рвался еще Мехмед Фатих, султан Баязид предпочитал свой дворец, а султан Селим просто любил воевать, хотя и поэзию любил не меньше.