Врата Птолемея
Шрифт:
«Надо отвлечь Ноуду, увести его подальше от простолюдинов, а потом напасть. Как бы нам это сделать?»
«Я бы рекомендовал раздразнить его. Это обычно действует».
«Ну, это я предоставлю тебе».
«С другими духами тоже надо разобраться, — заметил я. — Сначала или потом?»
«Сначала. А не то они перебьют простолюдинов».
«Ты управляй посохом. А я буду переносить нас с места на место. Имей в виду, сейчас нам придётся быть очень шустрыми».
Он махнул рукой.
«Ничего, несколько прыжков и скачков я как-нибудь переживу».
«Ну что, готов?»
«Остальные, наверно, уже на местах. Да, пош… А-а-а!»
Летать я до сих пор не пробовал, потому что на это уходит масса энергии, но это был крайний случай, самое время выложиться полностью. А потом, у Факварла это, похоже, получалось без особого труда! Поэтому я
«Да что с тобой такое?»
«Я… я никогда не летал».
«Это ещё что! Вот попробовал бы ты сделать мертвую петлю на ковре-самолете! Тут бы ты точно весь позеленел [112] . Ну ладно, впереди показался враг. Посох на изготовку!»
Мы вынырнули из пальмовых крон, и в лицо нам ударил свет электрических ламп. Вокруг тянулся огромный стеклянный купол, а над ним раскинулся ещё более огромный купол ночи. А впереди — площадка со сбившимися в кучу пленниками и стоящими на страже духами. Все примерно так же, как и раньше. Возможно, пленников слегка поубавилось, но сказать наверняка было трудно. В целом же изменений произошло на удивление мало. И причина этого корчилась на крыше карусели.
112
Странный исторический факт: британские волшебники никогда не интересовались магическими полетами, предпочитая (и довольно благоразумно, не могу не отметить) механические средства передвижения по воздуху. Однако другие культуры не стеснялись загонять джиннов в материальные объекты: персы отдавали предпочтение коврам, отдельные отсталые европейцы обходились ступой с пестом. А некоторые китайские авантюристы пытались даже летать на облаках!
Бедный Ноуда страшно мучился со своей оболочкой. Тело Мейкписа просто не выдерживало нагрузки. Почти из каждой поверхности упрямо перли отростки того или иного вида, раздирая одежду в ленточки. Тут были и рога, и шипы, и гребни, и перепонки, и крылья, и щупальца, и полипы всех цветов радуги. Другие выступы оставались под кожей, деформируя тело, покрывая его сетью хребтов и ущелий, так что узнать в этом облике человека сделалось уже затруднительно. К прежним ногам добавилось три новых, в разных стадиях развития. Одна рука, похоже, обзавелась дополнительным локтевым суставом — она извивалась туда-сюда, делая замысловатые жесты. Лицо смахивало на рыло морской свиньи. По бокам торчали мелкие колючки [113] . Глаза совсем исчезли, превратившись в огненные провалы.
113
Но: Я все ещё говорю о лице.
Изо рта, который теперь растянулся от уха до уха, вырвался жалобный рёв:
— Ах, как больно! Со всех сторон железо, оно щиплется! Приведите сюда Факварла! Приведите его сюда, ко мне! Его советы были — о-о! — совершенно неудовлетворительными. Я желаю наложить на него взыскание!
Дух в теле Руперта Деверокса подобострастно ответил снизу:
— Мы не знаем, где Факварл, владыка Ноуда. Похоже, он куда-то удалился!
— Но я же отдал строжайшие распоряжения: он должен — о-о! — присутствовать при мне, пока я питаюсь! Ох, какая боль у меня в брюхе! Это пустота, её надо чем-то заполнить. Болиб, Гаспар — приведите мне ещё парочку людей, чтобы мне было чем отвлечься.
Именно в этот момент мы с Натаниэлем спикировали с высоты вниз. В лицо нам бил ветер, пальто развевалось у нас за спиной. Мы нанесли три удара и подстрелили трёх духов. Мы сделали это так стремительно и так точно, что дрожавшие внизу люди и не заметили, как они исчезли.
Прочие духи вскинули головы. Свет ламп под потолком слепил их — ответные атаки ушли мимо и взорвались под стеклянной крышей, никому не причинив вреда. Мы прошли над ними на бреющем полете. Посох полыхнул раз, другой — ещё два гибрида исчезли. Разворот — настолько резкий, что Натаниэль на миг занял горизонтальное положение в воздухе; внезапное тошнотворное падение вниз, чтобы увернуться от Распотрошения, прошедшего
у нас над головой. Ещё выстрел — и на этот раз промах. Гаспар, дух, которому досталась незавидная судьба пребывать в теле Руфуса Лайма, сам взмыл в воздух. Он летел нам навстречу, пуляя Взрывами. Мы сделали вираж, пролетели за купой деревьев; когда мы взмыли над ними, их вершины окутались пламенем. Люди внизу внезапно ударились в панику и кинулись врассыпную. Краем глаза мы заметили Китти и волшебников, выбегающих из-за деревьев.Ноуда раздраженно прыгал с ноги на ногу на крыше своей карусели.
— Что это за вторжение? Кто на нас напал?
Мы пронеслись мимо на рискованном расстоянии.
— Это Бартимеус! — крикнул я. — Помнишь меня?
Мы внезапно свернули ввысь, в сторону купола: навстречу нам взмыло тело Руперта Деверокса, из его рук вырывалось синее пламя. Влезла мысль Натаниэля: «Это так ты его дразнишь? «Помнишь меня» — и все? Я и то лучше бы справился!»
«Не могу я как следует дразнить, когда я… сосредоточен на чем-то другом». Мы были под самым стеклянным потолком. Снаружи, далеко-далеко, мирно мерцали звезды. А потом я камнем полетел вниз. Спазм Деверокса разнес стеклянную панель потолка, осколки улетели куда-то в ночь. Натаниэль выстрелил из посоха — удар пришелся Девероксу вкось, по ногам, которые тотчас же вспыхнули. Он кубарем полетел вниз, размахивая руками и ногами и оставляя за собой дымный след, свалился на «Таинственный шатер прорицательницы» и исчез во вспышке радужного света.
«А Лайм где? — подумал Натаниэль. — Я его не вижу».
«Не знаю. Ты на Ноуду смотри. Сейчас он наша главная проблема».
То ли Ноуду подстегнуло моё блестящее остроумие, то ли он просто огорчился, видя, как гибнут останки его воинства, но только он внезапно решил вмешаться. На спине у него прорезались большие зелёные крылья. Медленно, вперевалку, борясь со своей гротескной асимметрией, он подошёл к краю крыши, поколебался, как птенец перед первым полетом, и шагнул вперёд. Могучие крылья сделали один взмах — слишком поздно! Он уже растянулся на земле.
«Бей! — подумал я. — Бей сейчас!!!»
Мы устремились вниз так быстро, как только я мог, — у Натаниэля аж зубы клацнули от скорости нашего полета. Пикируя, Натаниэль ослабил узы, сдерживавшие существ, заточенных в посохе, открыв его настолько, насколько осмелился. Их мощь вырвалась наружу, ударила в корчащееся тело, распустилась огненным цветком.
«Давай! — твердил я. — Давай ещё! Не оставляй ничего на волю случая».
«Да знаю я! Я делаю всё, что могу».
Наше падение замедлялось, замедлялось… Мы повисли в воздухе. Под нами ярился млечно-белый ад. Ноуда и карусель остались где-то там, внутри. Жар выхлестывал во все стороны, стекло в ближайших панелях полопалось, воздух вокруг нас горел. Я выставил небольшой Щит, чтобы хотя бы отчасти защитить нас. Посох вибрировал все сильнее, вибрации отдавались в руку и трещали в голове.
«Ну что? — подумал мальчишка. — Достаточно?»
«Наверно… Нет, добавь ещё для верности. Чуть подольше».
«Еще немного, и я его не удержу… Ах!»
Я заметил вздымающуюся тень, уловил движение воздуха и отшвырнул нас в сторону. Но Взрыв догнал нас, разнес вдребезги Щит и на лету зацепил наш бок. Натаниэль вскрикнул, и я вскрикнул вместе с ним: в первый и единственный раз я разделил боль человека. Что-то в этом ощущении — возможно, тупая неподвижность плоти, то, как она покорно, пассивно приняла эту рану, — повергло мою сущность в панику. Разум мальчика готов был рухнуть в пропасть забытья. Его пальцы, удерживающие посох, почти разжались, энергия посоха угасла. Я стиснул его сильнее, развернул, направил сноп белого огня под купол, разрубив нападающее на нас тело Руфуса Лайма. Половинки упали наземь по отдельности. Я запечатал посох. Мы неуклюже приземлились среди пальм и горшков с цветами. Мальчик быстро терял сознание. Глаза у нас закрывались. Я заставил их открыться и сделал так, чтобы моя сущность струилась по всему организму.
«Очнись!!!»
Он пошевелился.
— Мой бок…
«Не смотри туда. С нами все в порядке».
«А Ноуда?»
«Ну… с Ноудой хуже». На площадке, за поваленными столиками и урнами, земля потрескалась и обгорела. Там, где недавно детишки катались на карусели, теперь зияла дымящаяся воронка. И в этом дыму ревело и топталось что-то огромное и бесформенное. И оно требовало меня.
— Бартимеус! Я повелеваю тебе явиться сюда! Я должен покарать тебя за дерзость!
На человека оно уже не походило ничем, даже отдаленно.