Врата рая

— Отказать из-за беременности — незаконно.

— Чихали они на это. И не очень этично наниматься, зная, что через несколько месяцев уйдешь в долгосрочный отпуск.

— Но вы остаетесь?

Какое это для него имеет значение? Не больше, чем прогноз погоды. Но он волновался и не понимал почему.

— Пока да, а что будет потом, не знаю. Столько всего случилось, мне нужно время, чтобы все переварить. Я чувствую себя выбитой из колеи и не могу до сих пор привыкнуть к перспективе быть чьей-то мамой.

— Ответственность за ребенка слишком велика, чтобы нести ее в одиночку.

Нет, предлагать себя в помощники он не собирался. Просто помнил, каково это — расти в доме, где родитель только один.

Она загадочно взглянула на него.

— Меня не это беспокоит.

— Но что-то все же беспокоит, — подбодрил он.

— Ну, скажем так: я благодарна судьбе, что могу брать пример с бабули.

— Женщина может делать карьеру и при этом быть хорошей матерью. Моя мать работала пожарником, и это задолго до того, как такой образ жизни получил общественное одобрение.

Эта работа стоила ей жизни. Трое сыновей остались сиротами, а мужа убила скорбь по погибшей.

— Все, чем занималась моя мать — это освобождение собственного духа. — В голосе Эмили послышалась горечь. — А этим заниматься гораздо проще, когда рядом нет настырной дочери, требующей внимания. Меня воспитывали в основном дед с бабкой. Когда Глинис решала поиграть в дочки-матери больше, чем на пару месяцев, ее не хватало. И я ехала обратно к бабушке с дедушкой.

Дрю никогда не думал, что его может связывать что-либо общее с кем-то, помимо братьев и, может быть, Тилли. И вот еще человек, как и он, воспитывавшийся не родителями. В те времена он, еще маленький мальчик, не понимал, что он с братьями значит для будущего тетки. Еще совсем молодой Дебби взвалила на себя бремя воспитания племянников и ни разу не показала им, что недовольна жизнью.

— Я знаю, как это бывает, — проговорил Дрю и удивился: никогда он не говорил о своих личных делах с посторонними. — Меня вырастила тетя. Меня и братьев, когда умерли родители. Была нам матерью, отцом и другом.

Заметив сострадание в ее глазах, он почувствовал себя неловко.

— Как печально, — сказала она. — Сколько вам было?

— Мне восемь к тому времени, как она нас забрала. Наверно, ей было нелегко. Она была тогда молодой, примерно вашего возраста, но ни разу не пожаловалась.

Губы Эмили тронула легкая улыбка.

— По вашим словам получается, что ваша тетя — необыкновенная женщина.

— Так и есть. — Дрю некоторое время задумчиво смотрел на собеседницу. — Вы ей понравитесь.

Эмили закатила глаза, сняла ноги с колен Дрю и спустила их на пол.

— Это вы говорите каждой очередной девочке, ясно. Часть общей программы обдуривания. Очень эффективно, надо признать.

Ему это не понравилось. Выходит, он выглядит в ее глазах соблазнителем — сплошной имидж и ничего за душой.

— Нет, — сказал он, тоже вставая, — каждой девочке я этого не говорю.

Эмили спрятала лицо в ладонях и громко зевнула.

— Извините меня. Был довольно тяжелый день.

Да, пора отдыхать. И они еще не решили, стоит ли Эмили одной оставаться в пустом бабушкином доме.

— Поедем ко мне, или я заночую здесь? — спросил Дрю.

Она задрала кверху подбородок, явно готовясь к очередному спору.

— Ни то, ни другое. — Твердый тон соответствовал решимости во взоре. — Со мной все будет в порядке.

Хорошо бы целовать эти сжатые губы, пока они не станут мягкими и податливыми. Как привлекательна она, когда раздражена. Дрю был готов стоять тут и пререкаться с Эмили всю ночь напролет. Но девушка утомлена, вон у нее какие синяки под глазами, да и не получится у него держать руки при себе, если он здесь застрянет. Надо бы втолковать ей, что негоже быть в этом доме ночью одной, но это, похоже, тоже не получится.

Он вытянул из бокового кармана бумажник, из бумажника — визитную карточку.

— Здесь номер моего сотового. — Он передал ей карточку. — Чуть где-нибудь зашуршит, звоните. Испугаетесь, звоните. Вообще звоните по любому поводу.

Эмили вставила карточку между восковыми яблоками, красовавшимися в вазе на кленовом кофейном столике.

— Вот и кончился супергерой. Я-то думала, у вашего брата радарное зрение, а слух улавливает все на много миль вокруг.

Поддразнивание его не позабавило — слишком серьезно он относился к этому делу.

— Обещайте, что будете звонить, если надо, Эмили.

Она вздохнула.

— Ну хорошо. Обещаю.

Хилое обещание, но что делать? Не хватать же ее в охапку и не волочь в безопасное место силой.

— Это не забудьте, — окликнула она, когда он уже стоял у двери. — Здесь персональные дела и учебные планы бабушки. В понедельник они вам понадобятся.

Он сунул папки подмышку.

— В какое время вы собираетесь завтра к бабушке?

Она потянулась мимо него, чтобы открыть дверь.

— Часов около десяти. А что?

— Я заеду за вами в это время. Остаться не смогу, потому что обещал забрать торт для девичника, но после полудня могу приехать и отвезти вас обратно.

— Так вы собираетесь на девичник? — Эмили слегка улыбнулась. — Разве мужчин туда пускают?

— Это скорее обычная гулянка, — ответил он, проскальзывая в дверь. — Утром увидимся.

— Необязательно.

Щелчок затвора на сетчатой двери отдался в темноте эхом.

— Возможно, вы этого не заметили, но машина вашей бабушки приказала сегодня долго жить, — напомнил Дрю. — До больницы отсюда добрых десять миль, которые не стоит одолевать по такой жаре пешком — особенно после вашего вчерашнего приключения.

Эмили сунула руки в карманы юбки и прислонилась к дверному косяку.

— По сравнению с Нью-Йоркской подземкой здешний экспресс — детская прогулка. Не забывайте, что я здесь выросла.

Он неохотно сошел со ступенек, качнул головой.

— Тогда до понедельника.

— Дрю.

С пробудившейся надеждой он остановился и повернулся к ней.

— Спасибо вам, — тихо произнесла она, — за все. Я действительно ценю это, очень.

Он кивнул и направился к своей машине. Надежды пошли прахом, она так и не пригласила его остаться.