Врата Золотого Города

Кожу обдало знакомым ощущением: словно холод мяты смешался с электричеством. Такая энергетика исходила от разрывов, и один из них открывался сейчас в мире живых, и выйдет он прямо сюда — в место гибели огромного демона. Вырвавшаяся магия разорвала Завесу. Это было возможно, только в том месте, где она истончилась. Что за странное совпадение?

Корифей больше не успел ни о чем подумать. Все, что случилось дальше, произошло за пару секунд. Разрыв открылся, и воронка затянула его внутрь.

Он быстро вернул себе равновесие и обнаружил, что твердо стоит на мокрой дороге. Вокруг росли из земли покосившиеся дома, и пахло обычной деревней. На давно не чувствовавшую ничего кожу падали мелкие капли дождя. Корифей на мгновение задохнулся и подставил ладонь небу, забыв обо всем. Затем опомнился. Разрыв осветил зеленоватым сиянием глухую спокойную ночь и наполнил ее дикими воплями и смертью. За спиной бушевали вырвавшиеся из Тени демоны, убивая местных. Слышался лязг мечей, кто-то отдавал команды, ругался и яростно кричал. Корифей попытался стать невидимым с помощью Тени и пронестись сквозь нее на край поля боя, но энергии катастрофически не хватало. Ни на что вообще. Краем глаза он увидел Хоук. Покачиваясь, она еле встала и принялась утирать ладонью рот. В толпе крестьян сверкнули доспехи с охваченным огнем оком и клинком. С демонами сражались войска Инквизиции. Позади раздался возмущенный крик Хоук, и Корифей обернулся на него:

— Вы что делаете? — девчонка выпустила стрелу в шлем солдату, который шел на нее с мечом. — Я — своя! Защитница Киркволла! Ау!

Корифей взмахнул рукой, расходуя остатки энергии и напустил на нескольких воинов слабое огненное заклинание. Его успели заметить и, он надеялся, что приняли его просто за демона. Он обязан был найти путь к отступлению. Он порыскал взглядом по заполненным трупами улочкам и наткнулся на горящие ненавистью зеленые глаза кунари.

Инквизитор медленно шла к нему, сжимая в руке посох. Она смотрела лишь на Корифея, не обратив ни малейшего внимания даже на Хоук, которая уложила нескольких солдат. Огонь на крышах разваливающихся домов бушевал сильнее, стоило ей пройти мимо. Ее силу подпитывала ненависть, а жалкие остатки энергии Корифея восстанавливались преступно медленно.

Значит, ничего все же не сложилось в его пользу, и открывшийся разрыв стал случайностью. Какая же нелепость. Он одолел Кошмара лишь для того, чтобы сразу погибнуть от руки давнего врага.

— Ты пожалеешь об этом, — прорычала кунари, и Корифею даже захотелось спросить, о чем именно он пожалеет.

Он не стал. Бездумная ненависть в глазах Инквизитора напоминала о низших демонах гнева. Корифей успел обратить внимание, что якоря у Инквизитора больше нет. Как и левой руки. Другой же рукой, с зажатым в ней посохом, кунари взмахнула, посылая светящееся от мощи заклинание.

И все исчезло.

Под толщей вод шевелилось нечто огромное. Соленый влажный воздух казался осязаемым и густым. Он проникал глубоко в альвеолы деформированных легких и облеплял их, будто когда-то — скверна. Корифей смотрел на бьющие о каменистый обрыв волны и не мог понять, где он и кто он. За спиной лежали руины храма Думата. Корифей смотрел на свои руки и видел бледные тонкие пальцы обычного человека, но затем смотрел вновь и перед глазами блестели прожилки лириума на сероватой коже.

Когда-то Сетию Амладарису нравилось море. Очаровывала мощь, которая сгубила тысячи кораблей, увлекали тайны, хранящиеся в глубоких расщелинах. Корифей иногда вспоминал то время и жалел о нем, потому что ничего давно уже не заставляло его хотеть просто дотронуться и изучить, а не использовать или разрушить.

Море перед ним не походило на настоящее. Реальным было лишь то, что скрывалось в толще вод. Корифей закрывал глаза, и ему казалось, что он может ощутить, как движется то нечто глубоко внизу, и дна под ним нет, лишь пустота.

Он хотел уйти, но не мог. Корифей ощущал в голове тяжесть сна, напоминающего тот, который владел им в Виммаркских горах. Ему не давали проснуться. На этот раз сквозь сон он не мог ничего почувствовать и сделать. Корифей мог лишь ощущать чужое присутствие в мыслях, и с каждой минутой оно давило все больше. Существо из Тени вновь находилось рядом, и подле него Корифей становился ничем, совсем как во время общения с Думатом. Превращался в мошку перед когтями огромного чудовища, жизнь которой ничего не значит. Даже когда Корифей поклонялся Думату, он ненавидел ощущать себя никем рядом со своим Богом. Он не мог прекратить чтить его, не мог даже допустить подобную мысль, но ненависть зрела внутри, и вырвалась наружу посреди Черного Города, когда он осознал — нет никаких Богов, есть только он — Старший.

В прошлый раз над морем вздымались гигантские щупальца, но больше Корифей не видел их. Ему только казалось, будто те самые щупальца, холодные и скользкие, вворачиваются в мысли, заставляя еще больше открыть разум.

Ну что же, вряд ли ему есть, что терять в этот миг.

Он закрыл глаза и поддался.

Древние Боги могли посылать своим жрецам видения. Именно так Сетий Амладарис впервые увидел Золотой Город. Позже Корифей не мог понять, как позволил так обмануть себя. Вера ли так ослепила его? Заставила изуродованную выжженную землю превратиться в сияющие башни? Расплывчатые неконкретные видения, посылаемые Древними Богами, больше походили на обычные сны.

То, что Корифей увидел, не походило на те видения. Чужое сознание вторглось в его мысли с такой силой, будто собиралось начисто их уничтожить.

Снова ему явился Золотой Город, а не Черный. Его башни и улицы сияли так ярко, что слепили. В голову ударила чужая тяжелая ненависть.

Оно должно было быть нашим.

Все должно было быть нашим.

Корифею почудилось, что он слышит голоса всех Богов-Драконов, слитые в единый протяжный рык. Одни и те же слова били словно колокол.

— Почему они бросили нас? — он попытался перекричать рев, но не смог. — Почему?

Все смолкло, и зазвучал набатом иной голос. Слова неслись бурей и сметали все на своем пути. Разрушали до основания. Корифей окончательно сдался под натиском. «Нет и не было никаких богов, — он считал так и раньше, но теперь будто услышал подтверждение, хотя никто с ним не говорил. — Была ложь и жалкие фальшивки. И даже Создатель никчемен по сравнению с…».

Он не знал, откуда в его мыслях взялся Создатель, и как он вообще хотел закончить фразу. Корифей будто слепо вторил чужим словам. Как наивный послушник, как фанатичный жрец, готовый ради веры принести в жертву сотни рабов, мечтающий вознестись к мифическому трону. Он не мог не слушать, как и тысячу лет назад. И, как и тогда нечто в груди кричало: «Верь ему».

— Верь мне, ибо я — единственный из Богов, — море разверзлось, но Корифей не увидел, что поднимается с его дна.

Он падал в темноту, но с каждой секундой к нему все больше возвращались чувства. Когда он, наконец, распахнул глаза, им тут же овладели невыносимая усталость, онемение во всем теле и знакомая ноющая боль в груди. Он с минуту пытался привыкнуть к темноте. Его окружали стены тюремной камеры. Слабо мерцали магические печати на цепях. Они крепко приковывали к полу руки: так, что едва получалось ими шевельнуть, и тянулись тремя змеями от ошейника к креплениям на стенах. Печати напитывала магия Корифея, потому он чувствовал себя совершенно обессиленным. На этот раз его сдерживала вполне осязаемая тюрьма. Связывающие заклинания наложили неаккуратно, словно кое-как. Быть может, занималась этим даже сама кунари. Он ни в одном сражении не видел в ней особых способностей к магии.