Времена года

– Нашей доярке математика не нужна: всего-то и надо знать, что у коровы четыре ноги и одно вымя.

Снова гогот. Яна, чувствуя, как горят щеки, дождалась, когда смех прекратится, и, придав голосу твёрдость, выговорила:

– Твои знания примитивны.

– Ой, ой, держите меня! – Катька цокнула языком, – И что такого я не знаю?! Просвети нас, Кузнецова.

Яна упёрла руки в бока:

– А ты в курсе, что во время течки коровы очень агрессивные? На людей нападают, чтобы привлечь внимание быка-осеменителя. Я даже знаю, за чьё внимание борешься ты.

Хохот заглушил возмущенную реплику Скворцовой. Яна торжествовала, видев, как Катька побагровела, выпучила глаза. Её рот беззвучно открывался и закрывался.

После уроков к Яне подошёл парень с последней парты. В глаза бросилось тёмное родимое пятно на правой щеке и то, что одет он был очень бедно: пиджак и брюки явно от разных костюмов. Отворот рубашки потерт, в катушках.

Парень тряхнул светлой кучерявой шевелюрой и протянул руку:

– Павел. Мурашов. Для друзей просто Пашка. – Серые глаза с золотистой радужкой прятали улыбку.

Яна смутилась: ни разу не приходилось жать руку мальчишке:

– Яна. Кузнецова, – зачем-то представилась она.

– Здорово ты Скворцову размазала. Она у нас в прошлом году пришла, и сразу весь класс на группы разделился: часть – нейтральные, а большинство стало пресмыкаться перед Катькой. У неё папаша какая-то шишка в управе. Вот Скворцова и борзеет. Её даже учителя побаиваются.

– Я заметила: математичка ни разу не спрашивала. И контрольную Катька в наглую списывала.

Яна находилась под впечатлением: Пашкина ладонь была тёплая, рукопожатие – крепким. «Рука человека, который не даст в обиду», – подумала Яна. Они спустились в раздевалку. Пашка продолжал рассуждать:

– Я считаю, что не всегда надо подставлять правую щёку, когда тебя бьют по левой.

– Какую щеку? Кто кого бьёт? – удивилась Яна и остановила взгляд на Пашкином родимом пятне.

– Это я так, выражаюсь. Один умный человек – он очень давно жил – сказал.

– А-а.

Они вышли на улицу. Пашка взял Янин рюкзак:

– Я тебя провожу. Показывай дорогу.

– Мне четыре остановки на троллейбусе ехать, а там пешком минут пятнадцать.

– Нормуль. До пятницы я совершенно свободен, – Пашка улыбнулся, и Яна отметила, что зубы у него белые, ровные. Красивые для мальчишки зубы. – Только мы пешком пойдем, если не возражаешь: погода классная.

С того дня Пашка всегда провожал Яну, и всегда они шли пешком. Позже Яна узнала, что на билет у него просто не было денег: мать всю получку почти сразу пропивала, отца своего Пашка не знал вовсе. Пашку подкармливали соседи. Давали одежду, из которой выросли их дети.

Мать работала дворником добросовестно, без нареканий. Пила по-тихому. Во дворе все жалели её, и чтобы Пашку не забрали в детдом, взяли над ним негласное шефство.

Скворцова регулярно получала от Яны порцию острот. Пару раз Катька рыдала. Её родители ходили жаловаться к директору. Он вызвал в свой кабинет по очереди всех ребят. Что уж они говорили – неизвестно. Через неделю Скворцову перевели в параллельный класс.

После девятого Пашка ушёл в техникум, и их общение с Яной постепенно прекратилось.

– Осторожно, двери закрываются! Следующая станция Электрозаводская.

Услышав знакомое название, Яна встрепенулась. Не хватало ещё на работу опоздать! Вадим Александрович, конечно, ругать не будет, но злоупотреблять его терпением не стоит: однажды сквозь приоткрытую дверь кабинета она слышала, как директор кого-то отчитывал. В его тихом голосе было столько желчи, что Яне не хотелось бы оказаться на месте собеседника Полусомова.

Когда она только начала работать риэлтором в его агентстве недвижимости «Азбука элитного жилья», её угораздило влюбиться в шефа. В свои тридцать два он был видный мужчина: рост под два метра, холёное лицо, неизменный строгий пиджак-тройка и до блеска начищенные ботинки.

От полной потери головы Яну спасла свойственная ей наблюдательность: как-то раз секретарь взяла отгул, и Полусомов попросил Яну задержаться, чтобы помочь ему с бумагами. Они засиделись допоздна. В очередной раз, поднося Полусомову на подпись шаблон договора, Яна наклонилась. Её взгляд оказался на уровне уха Вадима Александровича. Вблизи оно напоминало по форме вареник с рельефными краями. Яна тотчас подумала, что директору агентства, одетому с иголочки, несолидно иметь такие уши.

Она хихикнула, извинилась и поспешно выбежала в коридор. В дамской комнате смеялась до слёз. Влюблённость сняло, как корова языком слизнула. Яна живо представила, как её любимая Зорька лижет уши Вадима Александровича.

Предъявив пропуск на проходной, Яна зашла в переполненный лифт. Офис агентства занимал несколько помещений на десятом этаже. Дизайн был выполнен в стиле модерн. Белые столы с перегородками. Над каждым – плоская люминесцентная лампа-таблетка. Окна в пол открывали панорамный вид на окрестности – однотипные сталинские дома, небольшие дворы с кучно припаркованными машинами. Пара магазинов и трамвайные пути, иссекавшие улицы рельсами.

Сквозь прозрачные стены переговорной Яна увидела Полусомова в компании незнакомых мужчины и женщины. «Новые клиенты?» – она поприветствовала шефа взмахом руки. Он махнул в ответ, приглашая присоединиться к беседе. Яна вошла и села за вытянутый овальный стол. Полусомов представил её:

– Наш лучший специалист, Кузнецова Яна Валерьевна. Она будет вести вашу сделку.

На немой вопрос Яны Вадим Александрович чуть заметно приподнял брови. Это означало «я потом всё объясню».

Женщина и мужчина встали, Полусомов попрощался с ними. После того, как закрылась дверь, он какое-то время молчал, что-то обдумывая, и заговорил, глядя в окно:

– Клиент сложный. Впрочем, всё как вы любите: придётся поработать психологом. Игорь Богданович Фролов, – шеф указал на пустой офисный стул, где только что сидел незнакомый мужчина. – Хочет продать квартиру. Арбат. Комиссия, сами понимаете… Но! Мать, женщина в возрасте, заартачилась. Квартира ей явно не по карману – престарелая вдова, живёт на пенсию. Игорь Богданович – единственный наследник. Хочет уговорить мать продать квартиру, а ей подобрать вариант побюджетнее. Поезжайте к ней, прощупайте почву.