Времени нет

— Значит, не террористы, — согласился зевака. — Я слышал выстрел.

Шлагбаум на подъездной дороге к синим воротам изолятора опустили. На балконах двух соседних пятиэтажек было немало людей — очевидно, они не спешили на работу. Эдем подумал, что это впервые жители квартир, чьи окна выходят на СИЗО, довольны таким обстоятельством.

Через минуту вернулся капитан, отдал Эдему документ и кивнул, приглашая за периметр.

— Сигареты не найдется? — капитан решил воспользоваться ситуацией.

— Я слышал, что здесь и без этого стреляли.

Капитан замедлил шаг, думая, как ответить на наглость, повернул в карман ненужную зажигалку и наконец потребовал тоном, не допускавшим возражений:

— Отдайте ваш телефон. Здесь съемка запрещена.

— У меня телефон, а не камера. И оставлю я его только на проходной у дежурного, если надо будет, — в тон ему ответил Эдем, понимая: если его пропустили за периметр, то через телефон назад не будут выгонять.

Расчет сбылся. Капитан мысленно избил Эдема резиновой дубинкой, а вслух предостерег:

— Не снимать и не звонить. У вашего клиента огнестрельное оружие.

Эдему понадобился десяток секунд, чтобы осмыслить услышанное, но поверить он не мог. Олег Фростов, тощий ботаник, которому для полноты образа не хватало очков в роговой оправе и растянутого свитера. Олег Фростов, любивший вести подсчеты на карманном калькуляторе и вместо шариковой ручки брал простой карандаш. Тот Олег Фростов, которого Эдем не смог вытащить из жерновов судебной машины, сегодня сломался и решился на отчаянный шаг.

— Что произошло? — после нескольких секунд слабости Эдем овладел собой.

Капитан сделал вид, что не услышал.

У здания следственного изолятора, отгородившись от входа полицейской машиной, управляла процессом группа в штатском. Один из ее участников, заметив Эдема, устремился ему навстречу. Его лицо показалось знакомым Эдему.

— Вам рассказали? — воскликнул он, когда до Эдема оставалось расстояние прыжка Инессы Кравец.

— Что произошло?

— Набросился на телохранителя и забрал у него оружие.

Муж взял Эдема за локоть, и тот наконец вспомнил, кто это, советник министра внутренних дел. Странно, что он узнал Эдема — их однажды познакомили, но на этом все общение и завершилось. Советник подвел адвоката в группу, ядро которой составляли силовики разных уровней и ведомств с одинаково кирпичными лицами и необъятными талиями.

— Я адвокат Фростова, — Эдем решил не ждать, пока его представят.

— Похоже, ему понадобится лучший адвокат, чем вы, — заметил один.

— Сегодня утром вашего подзащитного Фростова собирались этапировать, — советник рассказывал эту историю явно не впервые, и было заметно, что это ему приятно, подчеркивает его значимость. — Все произошло во внутреннем дворе. Он набросился на телохранителя и забрал у него пистолет. Мы считаем, что он не планировал это заранее, а воспользовался моментом, хотя начальник СИЗО (куда он, кстати, отошел?) считает иначе. Фростов выстрелил в воздух, чтобы все разбежались, и закрылся изнутри в автозаке. Требует встречи с журналистами. Хочет пожаловаться на несправедливый суд. Вот и все, что вам нужно сейчас знать.

— Не все, — Эдем чувствовал, что советник недоговаривает. — Почему вы решили, что его нападение на охранника не было запланировано?

Советник немного сник, не зная, может ли он делиться этой информацией, и ожидал помощи от присутствующих чинов.

— Сначала он требовал встретиться с вами, — влился в беседу коротко стриженый полковник с бычьей шеей; из его усталого, несколько раздраженного голоса стало ясно, кто здесь действительно все решает. — Но не успели вам дозвониться, как Фростов передумал и потребовал встречи с журналистами… А однорукому кто сообщил?

Последнее замечание полковника касалось остриженного наголо мужчины, который как раз проходил через оцепление и приближался с уверенностью атомного ледокола. На его правой руке была черная кожаная перчатка — самый узнаваемый атрибут исполняющего обязанности антикоррупционного прокурора Мостового, — кисть он потерял в боях на Донбассе. Эдем еще не встречался с Мостовым, но видео его выступления в парламенте перед утверждением пересматривалось дважды. «Может показаться, что мое обещание бороться с коррупцией это только дань традиции, не наполненная реальным содержанием. Даю слово, это не так. В нашей стране сейчас продолжаются две войны. Одна — на востоке: с внешним врагом, который скрывается в Кремле. А вторая гражданская: война коррупционеров со своим народом. В каждой из этих двух войн я твердо знаю, на какой стороне, и для меня дело чести бороться так ожесточенно, как смогу. И дело жизни, если хотите», — говорил Мостовой с трибуны, и ему хотелось верить Эдему. Видимо, поверил и президент — и Мостовому, выигравшему конкурс на должность антикоррупционного прокурора, до сих пор не утвердил. Так он и работал — и. о.

— Когда такие святоши оказываются рядом, всегда нужно проверять, на месте ли твой кошелек, — сердито заметил одно из кирпичных лиц.

Бычья шея кивнула кому-то позади Эдема, и тот успел заметить черную спину бойца спецподразделения, которое исчезало за дверью проходной. Юриста кольнуло недоброе предчувствие.

— Где он? — спросил Мостовой вместо приветствия, чем подтвердил слухи о своем тяжелом характере.

Ему могли ответить грубостью — в конце концов, он не был здесь ничьим непосредственным руководителем, но никто не хотел стать врагом одного из самых влиятельных правоохранителей страны.

— Во внутреннем дворике, у сквозного выхода. Там довольно просторно, и снайперы держат на мушке автозак, если вдруг он начнет курить, первым не выдержал молчания советник министра.

— Никто не пострадал?

— Все разбежались, как тараканы, — присоединилась к разговору бычья шея. — Вы хотите подробностей? Осужденный Дроздов собирался перевезти из изолятора. Согласно постановлению суда, его приговорили к шести годам колонии общего режима…

— Фростова, — вмешался Эдем. — И ему оставалось три года.

— Об этом сроке теперь можно забыть. Ваш Дрозтов набросился на конвоира и отнял у него оружие. Затем — под дулом пистолета — ключ от наручников. Разогнал всех, для убедительности стрельнув в воздух, и забрался в автозак.

— А почему человек, которому осталось три года, решился на поступок, за который ему дадут еще пятнадцать? — спросил Мостовой. — Если на нем обнаружат следы пыток…

— Он не виноват, — ответил Эдем вместо бычьей шеи. Ему казалось, он участвует в чьей-то неумелой постановке. Не мог Фростов, которого он знал, наброситься на конвоира и стрелять в воздух.

— Ха! — советник министра улыбнулся замечаниям Эдема, но сразу же замер с каменным выражением лица, ударившись о стальной взгляд и.о. прокурора.

— Чего он хочет?

— Если меня не будут перебивать, я все же кончу, — сказал владелец бычьей шеи. — Сначала он требовал своего адвоката, но чтобы найти его, понадобилось время. Мы предложили находящегося поблизости государственного защитника. Однако осужденный изменил требование — потребовал увидеться с представителем прессы.

Действия Фростова действительно походили на поступки человека в отчаянии. Эдем вспомнил, как игнорировал звонки утром, и у него снова заскулило сердце. Он ясно увидел Фростова, остановившегося перед автозаком. Представил, как тот жмурится, глядя в квадрат неба, и понимает, что во внутреннем дворе утреннего солнца не видно — только жгучее обеденное. Представил степень охватившего его отчаяния: надеяться выйти из тюрьмы с гордо поднятой головой, а вместо этого оказаться перед открытой дверцей автозака и понять, что полтора года испытаний не закончились — ад только начинается. Фростов не походил на человека, способного захватить заложника. Неудивительно, что неопытный конвоир растерялся и позволил выхватить оружие. А когда Фростов решил, что ему не дадут увидеться даже со своим адвокатом, его последней надеждой стал общественный резонанс.