Время для жизни 2

Пилипчук задумался, почесал со скрежетом подбородок.

— А ты чего не бреешься, селюк дальневосточный? Или Глафира Батьковна тебя за щетину не критикует? — удивился Иван.

— А-а-а… как учёра уихалы на склады гэти скаженны, так тильки сьодня вернулись. Дома ще не був! Вот вечером домой пийду, та перид тим поброюсь! — отмахнулся Николай, — Слухай, шо я тоби кажу… У дядьки Гошки… ну — той шо старший в нашей швальне, у нього кум в коммунхозе робить.

— И что? Кум в коммунхозе робить… Тьфу ты, блядь такая! Я тебе, Коля, скильки… етить твою, до чего же эта зараза прилипчивая! Я тебе сколько раз говорил — говори нормально, что ты… как в Жмэринке какой!

— Та ладна! Вон Глаше — нравицца! А кум той, он же не простой работяга, а — завскладом! И, Ваня, це тако дило… цей кум, он мабуть — краше начальника сробить можэ. Тильки… маю пытання — а гроши у тебя е? Нэ хочу важливых людын за так тягать…

— Есть у меня гроши, есть! И даже… если все понравится — премию могу отслюнить!

— Ага… це цыкава працця… Колы треба начаты?

— Я узнаю. Но — сначала нужно, чтобы мастера посмотрели, а столяры — замеры сделали.

— Це так… Сьодни-завтра усе попитаю, да тоби кажу…

— Спасибо, Коля! Буду ждать… И все-таки — завязывал бы ты с этой мовою, а?

* * *

Одного из избитых курсантов Косов встретил в коридоре училища. Рука у пострадавшего была в гипсе и на перевязи, на лице, под глазом, приличный синяк. Иван отвел «курка» в сторонку и вдумчиво расспросил.

— Да мы ж уже в милиции все рассказывали! То есть я — рассказал все в милиции, а Серегу уже сюда приходили опрашивать! — удивился курсант.

— То — мен… то милиция, а то — для внутреннего пользования, так сказать! Или мы этим сукам с рук спускать будем? Найдут их или не найдут — то вопрос, а вот если они нам на глаза попадутся… то можно и поспрошать — по-свойски! Или ты против?

Курсант задумался ненадолго, а потом — засиял улыбкой, но улыбка эта была вовсе не приветливой или доброй.

— Хорошее дело! Спрашивай…

Потом Косов посетил санчасть. Его ожидали два дела — одно нужное, второе — приятное. Точнее, второе — тоже было нужным, но, одновременно и приятным. Встретившая его Симочка немного удивилась, кивнула на дверь Насти и прошептала:

— У себя…

— Я туда чуть позже зайду, — так же шепотом ответил Иван, — А пока мне бы с курсантом переговорить, которого избили в патруле.

Медсестра кивнула — следуй за мной, и поплыла перед взором Косова, как… походкой от бедра, короче!

— Ах, Симочка! Это же как вы идите?! Как вы идете! Это же — просто умопомрачение какое-то… Вот просто физически чувствую, как мои глаза прилипли к вашей… к вашей походке, конечно! И просто никак не отвести! — горячим шепотом прокомментировал Косов.

Сима остановилась, повернулась, удивленно подняла бровь:

— Ваня! Тебя же вот недавно только… лупили по морде! А ты что же… ожил уже?

— Симочка! Как вы ходите, так и мертвый же оживет! А что лупили? Так я готов снова морду подставить, если Вы мне пообещаете вот так передо мною походить минут сколько-то!

Женщина засмеялась, но сразу осеклась и прикрыла рот рукой:

— Ну, Ваня, ну… кобель! И ничего тебя не берет, да? Ничего не исправит?

Косов приблизился к женщине и шепотом пропел:

— А кто не бабник? А кто не бабник?

Да тот, кто женщины не видел никогда!

— А если женщина — такая как вы, Симочка… то ради такой фемины как вы, я готов претерпевать каждый день! — продолжил он «петь дифирамбы»!

— Ты же, кобель, и Анечке что-то подобное пел! — медсестра ткнула Косова в грудь, и обличая, и, в то же время, отодвигая его на безопасное расстояние.

— Да я же всем женщинам готов петь осанну! Хоть каждый день, и по несколько раз на дню!

— Прямо-таки каждой, без разбора? — усомнилась Сима.

— Тут ты права, не каждой! Далеко не каждой. Так уж видно — совпало, раз уж вы все тут такие красивые…

— Так как же — Анечка? — улыбалась Сима.

— Анечка? А что — Анечка? Анечка — прелесть! А у вас Сима — божественная фигура! — и Косов потянулся, чтобы погладить женщину по бедру.

— Руки убери! Совсем сдурел, что ли? А если Настя выйдет? Все-все-все! Ты хотел к приятелю зайти? Вот он, здесь лежит! — прошептав все это, указала женщина на дверь, — Только не долго, просто попроведовать! У него сотрясение, так что — недолго совсем.

В общем-то, Косов уже все, что было возможно, узнал у первого патрульного. Но и уточнить, и перепроверить некоторые вопросы — не помешает! Сведения были не то, что неполные… Скудноватые сведения были, прямо скажем. По крайней мере, ориентировку по таким данным составлять… так себе занятие. Ну а вдруг?

— Точно Чупрыня? — переспросил он у курка.

— Ну да… Так вроде бы… Я вроде бы слышал, как один крикнул: «Все, Чупрыня! Уходим!». Ну… или как-то так…

«М-да… отметелили его — куда как качественно!».

Получалось, что первого курка, стащив с лошади, сразу сбили с ног, ударом палки, к тому же, сломав руку. Потом несколько раз еще приложились той же палкой по спине и ребрам.

А вот этот, второй, был покрепче, дольше стоял на ногах, отбивался, а значит и плюх в голову получил больше.

Причину своего интереса Косов и здесь скрывать не стал. И этот интерес побитому — тоже понравился.

— Ладно! Лежи, выздоравливай! — увидев, что парень как-то «позеленел», да и Сима, заглянув в палату, энергично замахала руками.

— Все, о красивейшая, но строгая служительница Асклепия! Ухожу! — Иван выскочил из палаты, — А скажи-ка мне, женщина с фигурой Венеры, как сегодня с настроением у вашей начальницы?

Симочка, которой явно были приятны его слова, тихо засмеялась и спросила:

— Что, боишься? Не бойся, вроде бы нормальное с утра было.

Настя сидела за своим столом, обложившись какими-то амбарными книгами, журналами, и стопками папок.

— Здравствуй, моя красивая! — негромко поздоровался Иван.

— Ой, привет! — «и явно видимая радость на лице!», но сразу же лицо стало строгим и даже несколько надменным, — И с чего это ты взял, что я — твоя?

— Насть! По любому — ты моя любимая женщина! А значит — моя, чтобы ты не думала!

— Х-м-м… а другие женщины — они значит — не любимые? — приподняла бровку красавица.