Время для жизни 2
Шрифт:
Косов усомнился. Но Андрей настаивал на точности информации — на разводах в опорный пунктах патрулям доводили обстановку и ориентировки. Поговаривают, что курсантов все-таки будут вооружать, только вот, как часто бывало в стране — тот, от кого зависело принятие решения, менжевался и не хотел брать на себя ответственность.
«Ну — это знакомо! Помниться и в святые девяностые, когда по всей стране ежедневно гремели выстрелы и даже грохотали перестрелки, а также бабахали взрывы, милицейское начальство никак не хотело вооружать весь личный состав — а ну как кто «шпалер» по пьянке потеряет? Потому, на повседневную носку, оружие
Но Алешин все же признал, что пока конным патрулям ничего серьезного не встречалось — все те же пьяные, все те же драки по вечерам у винных магазинов, но — не более. Андрей же рассказал, что пока всем этим непотребством отличаются поселки возле станции. В самом городе вроде бы спокойнее. Не так все страшно и в поселке Водников.
А их как раз дважды расписывали — один раз на Рабочие улицы, а второй раз — в поселок Водников. Здесь было пока спокойно. На Водников, правда, на инструктаже все напирали на бдительность и внимательность. Там тоже много разных сезонников и прочих мутных личностей.
Проходя по коридору училища как сонная муха — а наряды приходилось отрабатывать, и в патрули выезжать, то есть времени для сна было… несколько недостаточно, Косов натолкнулся на медсестру Анечку. Та, ойкнув, улыбнулась, и поинтересовалась — о чем же так задумался курсант Косов, что бредет, не разбирая дороги, как лось во время весеннего гона. Про лося и гон — это уже его собственные мысли.
— Веришь или нет, Анечка… Спать хочу, как медведь — бороться! Вот уже — людей не замечаю! — посетовал Иван.
— А не надо было кучу нарядов получать! — «вот всё и про всех в училище все-все знают!».
Косов пожал плечами — дескать, не мы такие, жизнь такая!
— У вас-то как дела? — поинтересовался Косов.
— Как дела, как дела? Дела — как сажа бела! — протараторила Анечка, — А некоторые, которые во всем и виноваты… натворят и — шмыг в кусты! А бедным и несчастным медсестрам — достается на орехи!
— Аня! Вот правда… у меня сейчас голова совсем-совсем не соображает. Ты уж, пожалуйста, говори со мной как с полным придурком — все разжевывая и раскладывая по полочкам! Виноват, похоже — я, да?
— Ну а кто еще-то? Конечно ты! — убежденно отозвалась медсестра.
— Ага! А в чем? — кивнул, соглашаясь Иван.
— В чем, в чем?! Настя уже вторую неделю злая как… не знаю кто! Не говорит, молчит все больше и строгая — жуть! Все не так, и все — не правильно! Вот нам с Симой и достается!
— Ага, понятно! Слушай… а я вот все время спросить хотел, а вы что же вдвоем в санчасти медсестры?
— Ой, да прямо там! Еще эта выдра Раиска, но она у нас многодетная мать, а потому и в санчасти появляется только днями. А по ночам дежурит крайне редко! Ладно, когда в санчасти никто не лежит — тогда Настя разрешает домой уходить. А сейчас этот лежал… тобою битый. Так вообще ночь через ночь сидеть приходилось.
— А почему
лежал? Уже не лежит?— Да выпнула его Настя! И вообще — чего его держать там было? Видно же, что ничего у него нет! Ваня! Я же вообще о другом речь вела, а ты меня с мысли сбил!
— Ага… ну — тогда веди речь дальше!
— Я что хотела попросить… ты бы зашел к нам, переговорил с Настей. Что она так изводить-то себя будет? А вообще ты, Косов, конечно, сволочь! Как и все мужики, в общем-то!
— Зайти, говоришь? Переговорить… А меня там не убьют часом? — задумался Иван.
— Ага! Струсил! Как блудить — так вы все мастера, а как ответ держать, так и нет вас!
— Аня! Вот что я тебе скажу… Я не знаю, что нафантазировали… и ты, и Настя… и другие, но Варя… в смысле — Варвара Конева, она — давняя подруга Игоря Калошина. Потому… Это все игра была, игра на сцене, понимаешь? Так задумано было, чтобы лучше песни передать. И все!
Женщина с сомнением посмотрела на него, с недоверием усмехнулась:
— И все? Да ладно!
— Во-о-о-т! Видишь — даже ты не веришь! А как мне Насте это объяснять? Сложу буйну голову у вас в санчасти, и не будет в рядах доблестной Красной армии такого доброго молодца!
Аня засмеялась:
— Вот что мне в тебе всегда нравилось, Иван, что ты за словом никогда в карман не лезешь! Вон как складно говоришь! Любую заболтаешь, да? Вот и объясни это все Насте. Может у тебя получится, и для нас, бедных, прекратятся эти трудные времена.
Косов задумался.
«Как не крути, но объясняться как-то надо! И правда, веду себя, как тот страус — засунул голову в песок и надеюсь, что как-нибудь само рассосется. Не-е-е-т, не рассосется! Любишь кататься — люби и саночки возить! А еще — любишь медок, люби и холодок!».
— Анюта, радость моя! А как по-твоему — когда лучше зайти к вам, чтобы Настя была на месте? И, желательно, чтобы она… не сильно злая была?
— Ну на месте она… да сегодня вечером она будет! Она сейчас вообще, допоздна, бывает, сидит! А вот про «злая», тут ничего сказать не могу! Она сейчас буквально от неосторожного слова вспыхнуть может.
Косов опять задумался: «Проблема, блин! Хочется и рыбку съесть, ага… и на елку влезть!».
— Ну что ты задумался опять? Вань… ну сделай что-нибудь! А мы… а я тебе так благодарна буду! Могу даже поцеловать, вот! — и Анечка чуть покраснела.
— Ага, поцеловать… А потом что — нас обоих расстреляют, прямо там — у вас в санузле? — возмутился Иван.
— Ха! Так там хоть понятно будет за что страдаю! А так… и меду не попробовала и пчелы покусали! Не, так несправедливо! — засмеялась женщина.
— М-да… а что, меду бы хотела попробовать? — ни с того, ни с сего поинтересовался Иван, и сам с себя удивился!
— Ну-у-у… знаешь, ты Настю успокой и в чувство приведи сначала. А потом… потом — видно будет! — еще больше зарумянилась медсестра.
— Ладно… сегодня приду! — вздохнул Косов, — Слушай! А у вас все есть для оказания первой медицинской помощи? Это я так, на всякий случай интересуюсь…
— На всякий случай… Анастасия Ивановна тебя сразу убьет, никакой помощи уже не потребуется. Хотя может и помучить перед этим. Тут уж — как под настроение попадешь! — засмеялась Аня.
— Вот! А ты говоришь — струсил! У меня есть все основания полагать, что могу не дожить не то, что до победы коммунизма, а даже до сегодняшнего отбоя.