Время для жизни 2
Шрифт:
«Вот что здесь хорошо — это зритель уж очень благодарный! Не испорченный всякими зрелищами, телевизором и интернетом. Все что чуть возвышается над уровнем — полная «лажа» — уже воспринимается хорошо!».
Они с Гиршицем, сидя на стульях на сцене, последовательно спели «Песню о тревожной юности», «Товарищ песня», «Бьют свинцовые ливни» и «Комсомольцев».
«Все-таки — эмоции зала и зрителей… это… такая вполне себе весомая и ощутимая волна! Вот накрывает… без остатка!».
Потом он, отпустив Юрку отдохнуть и перекусить, один спел «Русское поле». Как говорили в будущем — «Зал он держал!».
— Друзья! Чтобы вы могли немного расслабится от энергетики и эмоций предыдущих песен, я хочу спеть песню другой направленности. Не все же нам будоражить нервы, да? Милые дамы! Следующая песня звучит для Вас!
Очарована, околдована,
С ветром в поле когда-то повенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная ты моя женщина!
«Надо поймать глаза какой-нибудь женщины! Так лучше будет. Вот… хотя бы — жены «Карася»! Да, вот так!».
Я склонюсь над твоими коленями,
Обниму их с неистовой силою
И слезами, и стихотворениями
Обожгу тебя добрую, милую.
«У-пс! Нет, не надо нам такого! Чего-то «Карась» уже нахмурился… Так… а кто же тогда? Да вот… красавица товарищ военврач! А что — красавица, пусть и в возрасте! И — ничейная!».
Очарована, околдована,
С ветром в поле когда-то повенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная ты моя женщина!
Когда он закончил петь, товарищ доктор явно зарумянилась и отвела глаза!
«Й-ес! Вот как магия песни действует! А что — она еще — ого-го!».
Потом, продолжая концерт, он пригласил на сцену своих друзей-курсантов.
— Дорогие друзья! Сейчас мы представим на ваш суд несколько песен. Прошу нас заранее простить — репетировали мы их до обидного мало. Но, надеюсь, вам — понравится!
Дождавшись, пока курсанты займут свои места, а Гиршиц начнет тихонько вступление, Косов продолжил свой спич:
— Хочу предупредить… песни это — народные, потому — кто пожелает! Присоединяйтесь к нам!
Парни стали так, как они и репетировали — не в ряд, как это сейчас принято, а в разных частях импровизированной сцены. Так посоветовала им Евдокия. Вон она сидит, довольно кивает. Судя по румянцу на щеках, бабуля тоже «приняла на грудь».
«Ну — пусть ее! Она здорово нам помогла своими подсказками и советами!».
— Сейчас представьте: мы стоим не на этой сцене, а вокруг нас — стены обычного деревенского дома. Хаты… проще сказать! А это, — Косов поставил на подоконник рядом со сценой метроном, — не метроном вовсе, а — ходики! Слышите — тук-тук! Тук-тук! Представили? Вот… мы начинаем!
Ну — очень нравились ему в прошлой жизни «Бабкины внуки», очень!
Он занял свое место, откашлялся, кивнул головой, и Серега Амбарцумян остановил метроном:
— Не для меня придет весна,
Не для меня Дон разольется!
И сердце девичье забьется
С восторгом чувств — не для меня!
Косов нашел
взглядом старшину Захарова, сидевшего несколько наособицу от командиров, за первым столом с курсантами, и чуть кивнул ему. С удовольствием увидел, что старшина кивнул ему в ответ!Из глубины сцены сделал пару шагов вперед, и встал рядом с Иваном, Андрюха Алешин. Голос у Андрея был так себе, но — сейчас и не надо особо… А пел Алешин с чувством, правильно пел.
— Не для меня цветут сады,
В долине роща расцветает,
Там соловей весну встречает,
Он будет петь не для меня.
Спев куплет, Андрей вновь отошел в глубину. Третью и четвертую строки каждого куплета они пели все вместе. Так и пели: парни выходили, исполняли свой куплет и возвращались на место. Последний куплет Косов снова спел сам.
«Ай как хорошо «зашло» в зал! Как же здорово! Вон — даже некоторые дамы прослезились! А Ветров вон как нахмурился, заиграл желваками. И Верейкис слушает, качая головой!».
Примерно в том же духе они исполнили «Ой то не вечер».
А затем Косов начал:
Выйду ночью в поле с конем,
Ночкой темной тихо пойдем,
Мы пойдем с конем по полю вдвоем,
Мы пойдем с конем по полю вдвоем.
Самое сложное было убедить и заставить парней не петь во весь голос сразу.
— Душевно надо! Душевно! Не рвите голос! — убеждал их Иван.
«Ах как хорошо когда-то пели эту песню девчонки на крыльце какого-то Дворца культуры в Донецке!».
Отпустив парней со сцены, Косов взял в руку гитару:
— Сейчас я хотел бы спеть песню для нашего старшины, Захарова Мефодия Лукича. Вам, товарищ старшина:
Заболело сердце у меня
Среди поля чистого,
Расседлаю своего коня
Буйного да быстрого.
Золотую гриву расчешу
Ласковыми гребнями,
Воздухом одним с тобой дышу,
Друг ты мой серебряный.
Краем глаза Иван видел, как затих зал. Но и он ушел в себя, пел — как рассказывал историю. Такую… довольно грустную историю жизни. И некоторое время после того, как он замолчал, в зале стояла тишина.
После перерыва, уже в завершении концерта, дамы снова вызвали на сцену гармонистов, попросив тех играть вальсы полностью, не обрывая частями. Командиры пригласили на танец жен, а Косов, набравшись наглости и в душе махнув рукой, осмелился пригласить эту даму военврача. Место на «пятачке» было немного и вальсировать не получалось. Топтались рядом с остальными.
— Ну и чего ты молчишь, артист? — неожиданно услышал он чуть хрипловатый голос женщины, — Пригласил женщину на танец и молчишь…
— К-х-ха… а что говорить? — растерялся Иван.
— Ну-у-у… говори что-нибудь. Или ты не знаешь, что говорят дамам во время танца? — она явно смеялась над ним.
— Ну почему же… знаю. Только вот… впервые танцую с дамой, которая настолько старше меня по воинскому званию…
Она засмеялась:
— Вот же… В танце же нет званий!
— Да? Тогда… тогда… Вы — очень красивая! — выпалил Косов первое, что на ум пришло.