Время для жизни 2

— Или у тебя там какие-то… тьфу ты… «макли» образовались, а, Косов?

— Да нет у меня там никаких «маклей», тащ комиссар! — обиженно протянул Иван, всхихикнув про себя — «Я ж «пиковый»! Я масть не меняю! Вот еще — мокрушнику со стажем и именем — беляши из столовой тырить!».

— Так откуда тогда все это? — повысил голос Верейкис.

— Откуда, откуда… все оттуда же! Из пельменной этой! А заказ… заказ я оплатил, прямо скажу! — ответил Косов.

— Ты оплатил? — Верейкис с Кавтаськиным переглянулись, — А деньги… а сколько, кстати, там получилось?

— Ну-у-у…, - Косов попытался вспомнить, но прямо уж вот — до копеек, не вышло, — Что-то около семисот рублей.

— Сколько? — в один голос протянули политработники.

— Да не помню я точно… Что-то около семисот рублей… чуть меньше!

— Ни ху…, - осекся Кавтаськин, — Извините, тащ батальонный комиссар!

— Ага… а деньги ты, Косов, где взял? — Верейкис был менее эмоционален, только желваками заиграл.

«Где взял, где взял… В тумбочке! Ага… а в тумбочку их кто положил? И так — по кругу!».

— Мои это деньги, тащ батальонный…

— То есть… твои семьсот рублей, да? Я правильно понял тебя? — кивнул комиссар.

— Ну да, мои!

— А откуда у тебя такие деньги, Косов? — пришел в себя Кавтаськин.

— Товарищи политические руководители! Извините… конечно! Но я уже вот в который раз замечаю… Вот вы что-то спрашиваете меня, я — отвечаю. Но вы как будто не запоминаете мои ответы. Я же вам уже говорил, что мной были сочинены несколько песен! Говорил же? Говорил. И эти песни… они зарегистрированы за Красно-Сибирской областной филармонией. А у меня договор с этой организацией, и даже счет открыт в сберкассе, в Красно-Сибирске. На этот счет поступают отчисления за эти песни… от концертов, от певцов разных. Часть идет филармонии, а часть — мне. Вот… Я перед отъездом сюда и снял почти все деньги. Здесь же я сберкассе их получить не смогу! И вот… когда я понял, что с угощением курсантов и гостей… мы как-то забыли… Вот и заказал, и оплатил все это в той пельменной.

— Ага…, - задумчиво откинулся на стуле Верейкис, — Поня-я-ятно…

Кавтаськин, наклонив голову на бок, как журавль, и поправив очки, полюбопытствовал:

— А что… много этих… отчислений получается?

И пожал плечами извинительно, на сердитый взгляд Верейкиса, типа — «Ну любопытно же?».

— Да вы знаете… я толком не запоминал. Сначала-то их, отчислений этих, было вовсе мало… так — тоненьким ручейком текли и все. А потом — все больше и больше… Ну… если за все время считать… то, наверное, тысяч шесть в общей сложности будет. Я же… частями их снимал — когда и сколько понадобится…

— Шесть тысяч? — здесь опять оба политработника были единодушны в удивлении.

— Ну да… примерно! Там стало сразу больше приходить, как эти песни по радио стали звучать… Я и сам слышал несколько раз…

Верейкис опять задумался, и кивнул головой:

— Да! Я тоже не раз их слышал… просто никак понять не мог… даже когда ты рассказал, что песни писал… Не мог понять — что это твоя фамилия звучит, когда авторов называют… Что автор стихов, значит — именно наш курсант Косов.

Влез Кавтаськин:

— Слушай, Иван… А чего ты тогда к нам поступил, ну — в военное училище? Тебе же… прямая дорога была… ну — не знаю! В какой-нибудь литературный институт, или еще куда… где там у нас авторы песен учатся!

Косов помолчал, подумал, формулируя ответ:

— Я, тащ политрук, вижу, что вокруг… в мире происходит. И полагаю, что вскорости война будет. А я Родину защищать буду. Вот… для того, чтобы ее более умело защищать, я и поступил в военное училище. Ну вот… как-то так.

— Ну… это правильно, конечно. Но все равно… не очень понятно! — пробормотал Верейкис, — Слушай… а ты чего — все шесть тысяч сюда притащил? И хранишь их где? Не дай… к-х-м… это ж соблазн какой! А ну как украдет кто? «Чэпэ» же в училище!

— Да нет… я же сказал — эта сумма была за все время. А с собой я взял меньше — то, что оставалась на счете перед отъездом.

Кавтаськин покрутил головой:

— Я как-то и не представлял, что за это платят такие большие деньги!

— Да там немного не так… Деньги-то за каждое исполнение платятся небольшие, но… набегает, да.

«Ага… просто песен там — куда больше, чем я им сказал в тот раз!».

— А мне вот любопытно… ну — просто любопытно, понимаешь… а куда ты эти деньги тратил-то? — уставился на него Верейскис.

Косов хмыкнул и сделал вид, что смутился:

— Ну… честно скажу… на девушек, и женщин еще…

Командиры — оба — опешили:

— Все деньги — на баб? — пробормотал Кавтаськин.

— Ну-у… да! — кивнул Иван, — Я женщин люблю… и уважаю… вот.

— А ты… опасный тип, Косов! — покрутил головой Кавтаськин, — К тебе, получается, женщинам опасно подходить!

И развеселился…

— Да вот еще! Вовсе нет! — не согласился Косов.

— То есть ты все эти средства… на кабаки спустил, что ли? — уставился на него комиссар.

— Да почему на кабаки-то? Я там и был, в ресторанах тех… за все время раза два или три! Все больше — на подарки, на одежду там… Может кому — ремонт еще в доме или как…

— Ага! А чего… как комсомолец! Вон всякие фонды есть! На дело государства, на развитие разное…, в ОСОАВИАХИМ, хотя бы! — не унимался Верейкис.

— Тут, тащ комиссар… дело такое! Я сам — детдомовский… Да и позднее и сам сталкивался, и слышал ни раз… Да Вы и сами знаете… Воруют! И много воруют! Вот я и решил… лучше я помогу конкретной красивой женщине. Пусть… вот — одежда! Она в ней — еще красивее станет! Или… жизнь свою улучшит, ремонт там дома… Или еще как…

Комиссар, вроде бы, соглашаясь на наличие воровства, как пока не искорененного пережитка прошлого, кивнул, но и сразу вскинулся:

— Но ведь с этим — борются! Наши органы и борются!

— Согласен… только воровать-то продолжают! Посадят органы двух-трех… пусть будет — пять жуликов, а на их место другие встают… Не получается пока натуру людскую исправить. Долгое это время, я так думаю.

— М-да… Дело это небыстрое! — согласился задумчиво Верейкис, — Только все одно… Дело — это, конечно, твое… Только… с «душком» как-то это все выходит. Не по-комсомольски! Ты, смотри… у меня! Еще не хватало нам тут… всякое моральное разложение разбирать!

— Да когда мне… морально разлагаться-то? — удивился Иван, — Сами же знаете, распорядок такой — раз в пару недель в увольнение вырвешься, и то — хлеб! Или вот… эти деньги, что я в субботу потратил — это, что ли, моральное разложение? На нужное же дело! Люди отдохнули, повеселились. Курсанты, опять же, вкусные чебуреки поели — разве ж плохо?

— Ага… то есть, ты хочешь сказать, что вот… этим женщинам помогал, и что… ну… взамен они тебе ничего не давали? — как-то у Кавтаськина получилось… двусмысленно, что он и сам понял, и заметно покраснел.