Время есть. Книга вторая.

Никита попытался войти в свой вагон, пропустив выходящих с вещами пассажиров. Но проводница остановила его:

– Билет?

– Он в купе. Я этим поездом еду. Призывник я.

– О, парень, так у тебя физиономия в синяках. Маша, а ну кликни их старшего. Пусть со своим разберётся, – обратилась проводница к коллеге из соседнего вагона.

Минут через пять вышел заспанный капитан.

– Какие проблемы, боец? – спросил он, внимательно разглядывая и принюхиваясь.

«Интересно, что он может унюхать, когда от самого перегаром несёт?» – подумал Никита. Потом достал из кармана маленького белого медвежонка и ответил:

– Всё нормально. Пошёл купить девушке подарок, а там ступеньки не увидел. Споткнулся и вот…

– Ступеней-то много было?

– Три.

– Надеюсь, в долгу не остался?

– Никак нет.

– Какие претензии к бойцу? – строго поинтересовался офицер у проводницы, наблюдавшей за диалогом.

– Просто решила… доложить, – запинаясь под командирским взглядом, ответила она.

– Иди к себе и, чтобы до места назначения никаких ступенек! – сказал капитан и пошёл досыпать.

В купе было темно, только свет вокзальных фонарей освещал спавшего в спортивном костюме поверх одеяла Семёна Марковича и укрывшуюся простынёй Ирину. Никита старался не шуметь, но соседка открыла глаза и поинтересовалась:

– Это Брянск? – и, получив ответ, попросила: – Не возьмёте мне на перроне водички газированной. Сейчас я деньги дам.

Она встала, и молодому человеку пришлось отвести глаза, настолько притягательными вырисовывались женские формы под ночной сорочкой, практически прозрачной в свете огней за окном.

– Ира, не суетись. Ложись на место и не смущай юношу. Я сам куплю всё, – бодрым голосом, как будто и не спал, сказал Семён Маркович.

Женщина быстро накинула халат, легла на полку и укрылась одеялом. Никита ждал в коридоре от греха подальше. Сосед вернулся с тремя бутылками «Боржоми». Одной угостил Никиту, другую открыл для себя.

– Где это лицо разукрасили? – сказал он, вроде даже не взглянув на собеседника.

Никита старался отвечать на вопросы уклончиво, но через несколько минут Семён Маркович знал обо всех перипетиях ночи в деталях, включая и «родство» с министром путей сообщения.

Над последним посмеялся:

– Расскажу Николаю, что по стране его внуки по железнодорожным путям разгуливают. Вот удивится.

Когда уже сидели в купе, Семён Маркович предложил Никите связаться с ним в Москве после службы.

– Через два года я буду поступать в университет, – ответил призывник.

– В наше время неизвестно, кому и сколько служить придётся, – заявил полковник из того ведомства, где знают всё.

– У нас по закону срок службы в армии два года, – усомнился в словах собеседника Никита.

– А ещё кормить солдат по закону положено. И одевать, и оружие выдавать. А нечем. Кормить, стрелять. Одевать не во что. Электричество в частях РВСН отключают. Миротворцы хреновы, – Семён Маркович говорил практически без эмоций, и поэтому его слова звучали зловеще. – Конвергенция, видите ли. У нас врагов уже нет. Зачем нам армия? Как мы над Леонидом Ильичом насмехались. А при нём и армия была, и флот. И какой флот. А эти пришли, и всё под нож.

– И что делать? – неожиданно для себя спросил Никита.

– Ничего иного не остаётся России, кроме как притвориться мёртвой. Поплюют на неё, потопчутся, но добивать не станут. Зачем убогих-то со свету сживать. А потешаться тогда над кем? А мы сил наберёмся, и уже потом…

Полковник замолчал. Пауза затянулась, и Никита спросил:

– Так что человеку простому делать? Мне, например. Я же не могу притвориться мёртвым.

– Свяжись со мной, когда службу закончишь. Если это будет через два года, значит, не всё ещё потеряно, и перестройщики хреновы армию не уничтожили полностью. Но сдаётся мне, что нет у нас столько времени. И телефон запомни…

– Давайте запишу?

– Записку легко потерять. Она может попасть не в те руки. Память надёжней. К тому же это не сложно. Шестьсот пятьдесят четыре, девятнадцать, восемьдесят девять. Просто?

– Неа…

– Ну, как же. Первые три цифры – без единицы вначале год, когда Украина вошла в состав России. А оставшиеся четыре – дата кончины Союза.

– А если СССР не развалится в этом году?

Тогда придётся вспомнить, когда призывался. Не забудешь?

Никита не поверил в мрачные предсказания и решил, что не доведётся звонить этому ненормальному полковнику. Но правильно говорил сосед – дядя Жора, работающий осветителем на киностудии:

– Главный закон искусства «Не зарекайся» действует повсеместно.

Глава 10

В части оказались уже затемно, хотя в Москву поезд прибыл до полудня. Однако пришлось ждать ещё утром выехавший из части автобус, но где он находится, никто не знал. Приехавший водитель в звании младшего сержанта оправдал опоздание поломкой в пути. Потом искали двух потерявшихся призывников. А по дороге в часть автобус заглох, и на упрёки капитана шофёр заявил:

– Ну, теперь уже реально сломался, – оправдывался он, не замечая, что ставит под сомнение прежние объяснения.

– Не мог в Москве сломаться, – мечтательно сказал сидевший рядом с Никитой Гарик Акопян. – Столицу бы посмотрели. А здесь какой смысл стоять?

На этих словах в салон зашёл водитель. Он, вытирая ветошью руки, обратился к командиру:

– Товарищ капитан, похоже, ничего не получится. Нужно звонить в гараж, чтобы приехал тягач. Я пойду, здесь через три километра пост ГАИ.

– А давайте я попробую, – вдруг вклинился в разговор Гарик, который, вопреки фамилии, совсем не был похож на армянина.

Через несколько минут доброволец, осматривая двигатель, попросил водителя, стоящего рядом и ревниво следившего за происходящим, свечной ключ.

– В крайнем случае любой на четырнадцать, – поторопил новобранец младшего сержанта.

– Слышь, салабон, ты поговори мне ещё. Раскомандовался, – вспылил водитель.

– Извините, товарищ начальник, – сказал Гарик, вытер руки и пошёл в салон.

– Ну, что? – усмехнулся капитан в адрес незадачливого шофёра, – Сам справляйся.

– Да не моя это машина. Я на ГАЗ-24 замполита вожу. Не знаю я, что здесь… – начал младший сержант.

Но под пристальным взглядом командира замолчал. Прошёл в салон и обратился к Акопяну:

– Давай, боец, чини технику. Инструменты, вон, под сиденьями. Не моя это тачка.

Гарик спокойно достал ящик, выбрал нужное, и минут через пять двигатель заработал.

– Не моя машина. Стыдно как, – бурчал себе под нос Гарик, когда автобус тронулся, и только здесь проявился едва различимый армянский акцент. – Какая разница, что за техника? Я у отца в мастерской всё чинил: от львовской «Верховины» с ковровским движком до «Мерседеса». Да, был у нас в районе такой агрегат у хозяина артели по производству пуговиц. И я тебе скажу, если ты разобрался с мопедом досконально, то и остальное не проблема. А тут простая V-образная восьмёрка. Карбюратор отрегулировал – и всё. Ещё и обижается.