Время гарпий

— Совершенно верно, — подтвердила Сфейно. — И ты не должна упустить ее корону из рук, когда тебе представится случай. Вряд ли кто-то, кроме тебя, рискнет короновать твою сестру, помни об этом. Вечные сущности коронуются на разные вещи. Сирены носят свои винтажные короны на страх перед собственной жизнью, на грех разочарования, на поклеп на все сущее. Гарпии коронованы, поскольку каждая имеет право похитить легко срываемую душу, от которой давно отказался ее счастливый обладатель. А Каллиопа носит корону не просто, как знак своего старшинства, она вдохновляет и благословляет героев на подвиги. А главный подвиг у каждого со времен аргонавтов — это достойно прожить свою жизнь, не покушаясь на чужую, и сохранить душу.

В тот вечер хозяйка дома еще долго разглагольствовала о том, кто из великих людей какой музой был в свое время, оставив свое имя на этих хрустальных флаконах. Правда, имена эти могла прочесть лишь одна Сфейно. Часы во всех комнатах вдруг зазвонили невпопад, гостья засобиралась в общежитие. Обуваясь под явно следившей за ней с портрета Медузой, она твердо решила, что больше ноги ее не будет в этом доме, никогда бы не подумав, что настанет день, когда она нестись в этот дом, сломя голову, погрузившись во всю ненавистную ей мифологию по самую макушку.

…И почти два десятка лет назад, на следующий день после чаепития со Сфейно, она проснулась свежей и радостной, ощущая бьющую через край радость жизни. Весь мир был создан лишь для нее, и не было под Луной таких, кто посмел бы не ответить на ее улыбку. События предыдущего вечера казались ей бредом, нездоровой фантазией, чушью, ведь она была обязана лишь своей красоте и молодости. Она сделала все, чтобы больше никогда не встречаться с Сфейно, но и та ни разу больше не попалась ей на глаза.

И лишь однажды, с нехорошим холодком в памяти всплыл тот давний вечер. Однажды среди ночи, под умиротворяющее тиканье часов она вдруг проснулась от мысли, как мало золотистых песчинок было во флаконе с ее именем. В этот момент она физически почувствовала, что время ее стремительно истекает.

Можно было плюнуть на всю эту мифологическую демагогию, поскольку время не стояло на месте, и вместо золотых песчинок в ассортименте рыночных предложений появились широкий выбор качественной косметики, пластической хирургии и менее радикальных технологий омоложения эстетической медицины.

Но как раз после выдавшейся бессонной ночи ее пригласили стать членом жюри литературного конкурса. В этот момент она вновь вспомнила бредовые пророчества Сфейно, сказавшей ей еще много лет назад, что настанет день, когда она войдет в жюри этого конкурса, где ей надо будет отметить роман, который будет носить имя Медузы, постаравшись помочь старшей сестре. Сфейно заявила тогда, что она получит от жизни все, что ей никогда не удастся иметь без этой всепобеждающей силы Солнечной музы Эрато. А за это она должна была потратить последние золотые песчинки на то, чтобы убедить всех членов жюри увенчать лаврами именно Каллиопу, поскольку лишь лавровый венок мог помочь этой музе… не получить мученический терновый венец.

Она действительно нашла в длинном конкурсном списке тот роман, о котором почти двадцать лет назад ее предупреждала Сфейно. Но имя автора уже было вычеркнуто красным фломастером. А это означало, что те, кто был в составе настоящего жюри, уже заранее решили, что роман не войдет даже в короткий список.

Лишь войдя в состав жюри, она поняла, чем на самом деле являлся любой литературный конкурс. Задолго до объявления о приеме конкурсных работ, шли ожесточенные споры о лауреатах. И, собственно, конкурсы объявлялись под конкретных авторов и книги, являясь рекламным ходом в их раскрутке.

Сфейно не совсем понимала, что для самих организаторов конкурса они являлись даже не столько процессом раздачи лавровых венков, сколько методом дележа премиального фонда. А такая возможность представлялась, если лауреат в ходе предшествовавших конкурсу переговоров — заранее отказывался от премии, рассматривая конкурс лишь в качестве мощного рекламного хода, довольствуясь лишь сознанием, что сэкономили большие деньги на рекламе в «продвижении товара», которым давно стала книга. И согласиться не получать премию могли лишь те, кто изначально понимал, что иного пути стать лауреатом литературного конкурса — у них нет.

Эрато честно попыталась с кем-то поговорить о прочитанном, что-то спросить, но все лишь отмахивались от нее, объясняя, что все уже давным-давно решено, задолго до объявления начала конкурса, а никто из них ничего не решает. А потом ей вообще сказали, что она может не читать конкурсных книг и не заполнять протокола, они уже готовы, ей надо лишь подписать. В результате премию присудили книге, о которой все забыли через неделю после конкурса, поскольку большинство произведений, представленных на конкурс, было невозможно прочесть.

Но роман Каллиопы она читала всю ночь так, будто все было написано только о ней и исключительно для нее, с восторгом несколько раз перечитав гимн Прекрасному Слову. Тайком она написала ей анонимное письмо с левого мейла, чтобы та никого не слушала и не принимала близко к сердцу неудачи, что она — великий писатель, которого будут читать и перечитывать.

Это была, конечно, не вся ее правда. Ни одной золотой песчинки она не собиралась тратить на Каллиопу — в подобной ситуации, когда от нее вообще ничего не зависело. Возможно, она поступила не по-сестрински, но… последние золотые песчинки ей хотелось потратить на то, чтобы стать одной из муз с полным флакончиком золотого песка. У нее возникла идея… как бы нехорошо это ни звучало, что когда Каллиопа… того, она на литературном конкурсе отыщет другую… ну, как сразу же нашла эту. А за услугу та, в ответной любезности, назначит ее одной из старших муз, для которых не требуется молодость.

То, что с этой Каллиопой и говорить будет бессмысленно о таких житейских проблемах, видно было издалека. От нее и в Интернете стоял один крик, будто все еще длились незабвенные времена Гомера, чей Гектор в «Илиады» заявлял о всех пророчествах и предсказаньях: «Знаменье лучше всех — лишь одно: за отчизну сражаться!».

Только сунься к такой с деловым предложением…

— Тебя не было столько лет… я думала, что сильно в тебе ошиблась, дав тебе возможность почувствовать силу солнечной Эрато, — тихо сказала Сфейно, выслушав ее сбивчивый рассказ об ее участии в жюри литературных конкурсов и неожиданной встречей с Гермесом. — Значит, ты держала в руках ее роман, ты поняла, что это настоящее эпическое полотно, что перед тобой творение проснувшейся «прекрасноголосой»? А потом ты, не обращая внимания на поданные ею знаки, решила, что можешь сама вручить ее золотую корону тому, кто тебе будет удобнее? Ты хоть понимаешь, куда ты решила сунуться со своими хотелками?

Сфейно лишь покачала головой, не зная, что же еще ожидать от ее визита. Она разливала душистый чай в чашки тончайшего китайского фарфора, в изящных хрустальных вазочках было расставлено угощение, будто она ждала ее приезда, зная, что за весь день ей ни разу не удастся перекусить.

Едва сдерживая слезы, Эрато протянула ей листочек с рецензией на роман Каллиопы, который опубликовала уже после конкурса одна женщина — известный литературный критик, в толстом журнале. Эрато знала, что небольшая рецензия на роман была опубликована вынужденно, потому что возмущенная развернувшейся травлей Каллиопа, знала, что автор рецензии вовсе не глуха к настоящей литературе. Она прислала ей свой роман, поставив твердое условие: та должна написать именно то, что она обо всем думает. И это будет проверкой всему многочисленному клану филологов, которых на сетевых форумах она называла хлестким словом «трупоеды».