Время кобольда

– Строго между нами – не дождешься!

– И никаких котов?

Я покосился на подоконник. Кот приоткрыл зелёный глаз, окинул взглядом диспозицию и закрыл его обратно. Чёрной сволочи это не интересно.

Лайса считала движение глаз.

– Значит, есть.

– Я буду всё отрицать!

– Антон, пойми, я тебя до сих пор не сдала и не собираюсь. Если в администрации узнают, что у тебя галлюцинации, то ты вылетишь с директорства моментально.

В Горсовете многие считают, что я – заноза в заднице. Не могу сказать, что они так уж не правы, и последняя попытка моего смещения с должности не добрала совсем чуть-чуть голосов. Нынешний мэр, надо отдать ему должное, не такая мрачная залупа, как предыдущий, но большой любви между нами всё равно не сложилось. В глубине души он считает, что на недвижимость в центре города можно найти более выгодного арендатора, чем на висящий на городском бюджете детдом. Намекал, что мы могли бы съехать в апартаменты поменьше, подальше и похуже.

– Зачем вам этот городской шум? – закатывал крошечные близко посаженные глазки градоначальник. – На окраинах лучше воздух, меньше пыли, дешевле аренда…

Я мысленно показывал ему средний палец, но отвечал вежливо. Мол, для детей переезд – неоправданный стресс, им тяжело привыкать к переменам, здание «Макара» всегда было детским приютом, Кобальт-Системс во времена нашего сотрудничества отремонтировала его и оснастила наилучшим коммуникационным оборудованием для виртуального обучения. Широкие каналы, проекционные поверхности высшего класса, лицензионный доступ к образовательным нейросетям, вирт-педиатрия вип-категории и так далее. Нашему медкабинету Микульчик завидует лютой завистью и постоянно подсовывает городских детей на диагностику. А вы что там сделаете? Торговый центр? Офисный улей? Кому это вообще надо сейчас?

Мэр отвечал уклончиво, что есть, мол, многообещающие проекты…

Я не без оснований подозревал, что обещают они в первую очередь солидный откат.

В общем, стоит мне на чём-то проколоться, и говно пойдет по трубам. Они, небось, уже и нового директора присмотрели.

Предыдущий кандидат на моё место пускал слюни на девочек. Предпредыдущий – на мальчиков. А тот, что перед ним, – на имущество и мебель. Где они таких только находят? А следующему надо будет только подмахнуть бумажку на переезд в другое помещение. Минутное дело, хорошие деньги. Кто откажется?

И только на детей всем насрать.

– Лайса, если ты решила, что мне всё померещилось – то нет. Я был там, где был, и видел то, что видел.

– Я знаю, – вздохнула мадам начальница полиции. – Но лучше бы у тебя были галлюцинации… Помнишь, когда мы познакомились, в городе пропадали люди?

– Такое забудешь.

– Так вот, теперь люди появляются. И это ничуть не лучше.

***

– Нетта, мне кажется, или мы опять в жопе? – спросил я, когда Лайса ушла.

– Это называется «стабильность», – вирп изящно расположилась в освободившемся кресле. – Зачем ты вообще связался с этой девочкой?

– Кем бы она ни была, это ребёнок в беде.

– У тебя на этом фиксация, как сказал бы доктор Микульчик. На детях в беде.

– У кого-то же должна быть?

– Я не против, Антон, – мягко сказала Нетта, – но ты не можешь взвалить на себя все беды мира.

– Нетта, душа моя электронная, не изображай из меня Данко. Я не собираюсь освещать Человечеству путь собственной пылающей жопой. Это просто ребёнок, который пришёл к нам за помощью. Мы можем хотя бы попробовать ему помочь.

– Который?

– Что?

– Который по счету ребёнок пришел к нам за помощью, и ты за него впрягся?

– А какая разница? Ты к чему клонишь, совесть моя облачная?

– Я напомню, – Нетта встала с кресла, подбоченилась и смешно склонила голову на бок, как янтарноглазая сова.

– Начну с Клюси. Ты влез в её проблемы с отчимом, который был, между прочим, мэр города, вообще не понимая, что происходит. Тебя чуть не прибили пару раз, и дел ты наворотил…

– Ну и где теперь тот Мизгирь? – спросил я мрачно. – А я всё ещё тут.

– Мизгирь, конечно, уехал. Но его друзья всё ещё в горсовете. А ты до сих пор чужой здесь.

– Перебьюсь.

– Карина. Ты вытащил её из-под статьи, испортив отношения с Лайсой и областным министерством образования.

– Они бы её сожрали и высрали. Да, девочка наделала глупостей, но блин! Ей пятнадцать, а ей бы жизнь сломали. С тем портфеленосцем я погорячился, конечно, но он сам нарвался, согласись.

– Да-да, он имел глупость прийти в подведомственное ему учреждение и начать требовать исполнения совершенно законных постановлений. Конечно «нарвался»! Именно так это и называется.

– Да ладно, обошлось же. И «законные» не значит «разумные».

– Обошлось, потому что за тебя поручился Кобальт, а не потому, что всех впечатлил фингал, который ты поставил.

– Ты к чему клонишь, красавица?

– Егор.

– Ну, не начинай! Они бы закатали его на психокоррекцию.

– И?

– Возможно, это было бы правильно, – признал я. – Но тогда мне так не казалось.

– Ты не поссорился насмерть с Микульчиком только потому, что с ним невозможно поссориться. Но нельзя сказать, что ты плохо старался.

– Я извинился! Потом.

– А перед инспектором ювеналки? Тоже извинился?

– Пытался. Но он свалил сразу после того, как ему наложили гипс.

– Скажи мне, Антон, только честно – это разумное поведение взрослого ответственного человека, которому на днях стукнет сорок?

– Ну, Нетта…

– Что, «Нетта»? Кто тебе скажет это, кроме меня? Терпи. Он, между прочим, накатал такую кляузу, что тебя чудом не вышибли.

– Но не вышибли же!

– Не потому, что ты не заслужил, а потому что в Жижецке исполнять требования федералов не любят чуть-чуть больше, чем тебя.

– Ты меня пилишь, как будто жена!

– Кстати, о жене.

– Нетта! Ну не надо!

– Надо. Надо решать.

– Зачем? – застонал я.

– Затем, что игнорирование никак не помогает. Ты запиваешь антидепрессанты алкоголем – если это «нормально», то что тогда «проблема»? Ходишь на взводе и двумя руками крышу придерживаешь. Лайса не зря на тебя так накинулась, она чувствует, что ты неадекватен.

– И что?

– Разведись с Мартой. Найди себе женщину. Женись или хотя бы заведи отношения.

– Зачем?

– Напомнить, сколько у тебя не было секса?

– Мне не восемнадцать, переживу!

– Антон, эта дурацкая связь разрушает тебя и не спасает её. Ты два года в хронической депрессии и полгода в тихом запое. Ты каждый вечер мучаешься от болей. Я это знаю, ты это знаешь. Ты очень талантливо притворяешься, никто не замечает. Но организм не обманешь. Что тебе Микульчик сказал?

– Что это психосоматика. Но он психиатр, у него все «психо». Я, вот, думаю, это та жесткая посадка в Сомали мне икается. Я так приложился тогда жопой об ящик с бэка… Думал, позвоночник в трусы осыплется. Ноют старые раны! Возраст, детка, ничего не поделаешь.