Время кобольда

– А если я не хочу становиться другим человеком? – осторожно, изо всех сил стараясь не проявлять агрессии, спросил я. – Если меня всё устраивает?

– Действительно устраивает?

– Целиком и полностью!

– Вы такой хороший человек?

– Э… Ну, как сказать… Не идеальный.

– Вы себе нравитесь?

– Ну… Такое. Не особо…

– Вы одобряете все свои поступки?

– Ну, блин…

– Вам никогда не хотелось вернуться назад и поменять жизненные выборы?

– Хм…

– Вам не бывает стыдно при воспоминаниях о прошлом?

– Да постоянно.

– Вы счастливы?

– Чёрта с два, – признался я.

– Так может быть, вас всё-таки не всё устраивает? И нам есть над чем поработать?

– Поймали, – сказал я. – Наверное, есть.

– Я вижу, – сказала тёмная фигура в кресле напротив, – вы имеете предубеждение против терапии. Почему?

– Это для слабаков, – заявил я уверенно. – Человек должен сам пасти своих тараканов.

– Люди не заслуживают помощи?

– Люди склонны слишком на неё полагаться. Помоги им раз, другой, третий – и вот они ручки сложили и ждут, что ты будешь решать их проблемы вечно.

– Как ваши воспитанники?

Ах ты хитрая тварь.

– Нет, – сказал я осторожно, – не так.

– Почему же?

– Во-первых, они дети. Во-вторых, они пострадавшие дети. Они не способны решить свои проблемы самостоятельно. До того момента, когда они начнут справляться сами, их надо поддерживать.

– То есть, не все люди должны, как вы выразились, «сами пасти своих тараканов»?

– Иногда тараканы слишком сильные, или люди лишком слабые.

— Значит, некоторые люди всё-таки имеют право на помощь?

– Имеют.

– Но не вы? Почему?

– Помощь нужна слабым.

– А вы, значит, сильный?

– Стараюсь.

– Зачем?

– Что «зачем»?

– Зачем вы стараетесь быть сильным?

– Не понял… — озадачился я.

– Сила – для вас цель или средство? Вам нужно быть сильным, чтобы делать что-то требующее силы? Или просто надо быть сильным, потому что вы должны быть сильным? Потому что не считаете возможным принять помощь? Не можете её попросить?

– Помощь нужна слабым.

– Вы видите, что мы пошли по кругу? Вы должны быть сильным, так как не можете попросить помощи, потому что помощь нужна слабым, а вы должны быть сильным…

– Да, есть такое, — признал я.

– Давайте посмотрим на это с другой стороны. Когда у вас начались боли, вы пошли к врачу. Это не противоречит вашим представлениям о том, что вы сильный и не нуждаетесь в помощи?

– Ну, это же другое!

– Почему?

– Э… Я думал сначала, что застудил или потянул. А когда понял, что само не пройдёт, то, конечно, пошёл к Микульчику.

– То есть, вы не отрицаете для себя возможность принятия медицинской помощи?

– Разумеется, я ж не идиот. Аппендикс сам себе не всякий вырежет.

– Но, принимая помощь, к примеру, хирурга или травматолога, вы не готовы принять помощь врача-психотерапевта? Какие ещё врачи, по-вашему, «для слабаков»?

Вот зануда, а?

– Ладно, вы правы, это не очень логично. Но только если воспринимать психотерапевта как врача.

– А меня вы воспринимаете как опасного врага, который покушается на вашу личность?

– Отчасти, – признался я. – Ничего личного, но вы для меня угроза. Не в смысле личности, а в смысле работы. В вашей воле меня её лишить.

– Работа вам так дорога? Люди редко эмоционально привязаны к своей занятости. Ведь там, если не ошибаюсь, не очень большой доход?

– Да, зарплата крошечная, – признал я.

– Значит, она так важна для вас по другим причинам?

– Я отвечаю за детей. Это важно.

– Вы так уверены, что никто другой не справится лучше? При том, что вы, как вы сами признали, не идеальный человек?

– Это было бы самонадеянно с моей стороны. Я не педагог, да и администратор из меня как из жопы керогаз. Если бы мне не помогала… Не помогали другие, мы бы давно обанкротились. Но есть важный момент – мне не всё равно, что будет с этими детьми.

– А почему вам не всё равно?

– В смысле? – опешил я.

– Разумеется, как директору вам не безразлично то, что происходит с вашими воспитанниками. Но есть административная ответственность, а есть глубокая эмоциональная вовлечённость. В деле отмечено, что ваша забота о детях выходит за границы служебной обязанности.

– И где сейчас проводят эту границу?

– В соблюдении обязательных административных процедур и протоколов. Когда возникает серьёзная проблема с одним из ваших подопечных – вы действуете как чиновник муниципального департамента образования, каковым являетесь по факту директорства? То есть обращаетесь к психологическим и ювенальным службам, составляете соответствующие документы, фиксируете проблемы в личном деле, делегируете ответственность специалистам?

– Э… Боюсь, не всегда.

– А как вы поступаете?

– Ну… Стараюсь как-то решить проблему сам. Иногда достаточно просто поговорить. Честно и откровенно, доверие за доверие. Сказать: «Ты справишься, а я помогу». Чёрт, это же дети, а не табуретки какие-то. Им и так досталось по самое некуда, не хочу запускать их в административную мясорубку. Там никто в их проблемы вникать не будет, в системе эмпатии ноль.

– То есть поступаете как эмоционально мотивированный человек, а не как администратор детского воспитательного учреждения? Демонстрируете готовность защищать безусловно, как родитель, а не поступать согласно установленным правилам, как педагог?

– Можно сказать и так.

– Или навязчиво транслируете им свою тревожность в отношениях с окружающим миром? Формируете отношение, разделяющее на своих и чужих? Создаёте эмоциональную зависимость, которая потом станет проблемой взросления?

– И так тоже сказать можно. Но лучше не надо.

– Как вам кажется, ваши собственные дети получают достаточно родительского внимания?

Вот тут он, сволочь, прямо в больное ткнул.

– Скорее нет, чем да.

– Дети, живущие в семьях, не вызывают у вас никаких эмоций?