Время кобольда

– Кэп, проснулся? Как самочувствие? – коренастая, поперёк себя шире, толстожопка поворачивается ко мне, так и стоя у двери, и улыбается разбитыми опухшими губами.

Её сизый нос забит запёкшейся кровью, отчего она гнусавит, левый глаз превратился в щёлочку среди лилового фингала, татуированные мощные руки изодраны. Но она рада меня видеть, хотя, улыбаясь, одновременно кривится от боли.

– Как будто меня зверски отмудохали, – признаюсь я.

– Примерно так и случилось, – сообщила негритянка.

Синяки на чёрной коже выделяются меньше, пухлые от природы губы и широкий нос слегка скрадывают эффект, но ей тоже недавно неплохо прилетало по физиономии. Кроме того, она почти раздета, в одной рваной майке, на ногах запеклась кровь из нескольких неглубоких ран, наскоро перемотанных полосами ткани.

– А почему я ни хрена не помню? По голове били?

– Не, – пояснила белая, – не поэтому. Хотя по голове тоже били, конечно. На вот, почитай.

Она выудила из набедренного кармана карго-штанов мятую бумагу.

Летописи тоже досталось, но почти всё можно разобрать.

Летопись оказалась неполной, но концовку мне наперебой изложили Натаха и Сэкиль. К концу чтения я уже вспомнил. Оказывается, мы были близки к победе над Стасиком и его бандой, но внезапно на поле боя объявилась группа фанатов Абуто. В масках из фанеры и с дубинками. Они считали, что мучить чёрную ведьму – их эксклюзивное право, потому что в её аду они главные черти. К счастью, Стасик и Ко были против. К несчастью, мы им уже успели изрядно навалять, и силы были неравны. В общем, досталось всем.

– Кэп-сама! Вы с Абуто бирись как, как… Не знаю, как кто! Она настоящая онна-бугэйся! Вы верикий буси! Вы быри безумны и прекрасны! – вдохновенно сверкнула подбитыми глазами Сэкиль. – Но их было сришком много…

В общем, нас с Абуто синхронно ресетнуло посреди драки, и мы впали в амок, как намухоморенные берсерки. Только благодаря этому прорвались на лестницу. Натаха даже утащила с собой Сэмми, которого кто-то (возможно, что и я) нокаутировал.

– Его пришлось связать потом, – пожаловалась она. – Так и норовил самоубиться, придурок. А ещё я утащила пистолет, Кэп. Но это практически всё, что удалось спасти. Еды нет. Вода только в сортире. Одно радует – теперь не я одна уродина! У Секи тоже рожа страшней жопы!

– А что за концерт под дверью?

– Абутины поклонники. Те, с деревянными харями. Чуют, что она где-то здесь, но найти не могут. Это странное место, оно, кажется, только твоё. Ты нас сюда привёл и свалился. Тебе здорово досталось.

– Я сейсяс намочу тряпку и промою тебе раны, Кэп-сама.

– А я посмотрю, как там Сэмми, – вздохнула Абуто.

Негритосик наш пришёл в себя, и его развязали. Выглядел не очень, но досталось ему меньше всех. Похоже, что вырубился в самом начале драки.

– Он всё же нам помог, – пояснила Натаха, – как-то нехорошо было бы его бросить.

– А надо было, – натужно проскрипел пересохшим ртом Сэмми. – Я всё равно мёртвый.

– Вот он теперь всё время так, – опять вздохнула Абуто.

– Ты дурак, – обратилась она к нему, – мёртвым не бывает больно.

Сэмми ничего не ответил, не похоже, что его это соображение утешило.

Потом я лежал, а Сэкиль обтирала меня мокрыми тряпками, очищая от засохшей на теле моей и чужой крови. Наверное, хорошо, что я не помню подробностей – судя по всему, драка была жестокой и грязной.

– Гравное не пострадаро? – спросила она меня озабоченно, оттянув резинку трусов.

– Прекрати, – отмахнулся я.

– Сека, я тебе сейчас сама по бесстыжей морде добавлю! – возмутилась Натаха. – Представляешь, Абутка, на секунду буквально отвернулась – а она уже ему в трусы лезет!

– Она очень боится остаться одна, – неожиданно серьёзно ответила негритянка. – И стать мёртвой, как Сэмми.

– Всё-то ты знаес… – буркнула Сэкиль, и разговор увял сам собой.

***

– Это тупик, – сказал я, когда все более-менее привели себя в порядок. – Здесь безопасно, но мы не можем сидеть тут вечно.

– И что ты предлагаешь? – спросила мрачная Абуто. Считалочка про ведьму доносилась из-за двери то громче, то тише, но не замолкала, что не прибавляло негритянке позитива.

– Пойду пообщаюсь с ними.

– Кэп, тебе, похоже, по тыкве хорошо насовали… – сказала Натаха. – Не пущу никуда, пока не оклемаешься. Выдумал тоже – разговаривать…

– Так надо. Остынь.

– Кэп-сама гравный, – неожиданно поддержала меня Сэкиль. – Он знает, что дерает. Я пойду с ним.

– Никто со мной не пойдет. И спорить я ни с кем не буду. Натаха, давай пистолет.

– Уверен? – она подала мне ремень с кобурой.

Я кивнул и застегнул его на поясе. Вытащил оружие, выстегнул начатый магазин, вставил полный, убрал в кобуру обратно.

– Ждите здесь.

За дверью никого, голоса доносятся с лестницы. Фанерных харь оказалось семь человек, выглядят не очень – видимо, тоже ночка тяжёлая выдалась. Увидев меня, замолчали и уставились плоскими досками. Похоже, это очищенные от дерматина сиденья от стульев, на которых нарисованы жуткие рожи. Не хочется даже думать, чем именно нарисованы.

– А где ведьма? – спросил фанернорылец.

– Больше вы её не увидите. Проваливайте.

С кряхтением снявший самодельную маску мужчина оказался вполне обычным. Этакий мужичок с невыразительным лицом, но от его глаз неприятно. Знаю такие глаза. Не помню, где и когда, но я с подобными людьми встречался. Они могут быть глупые или умные, но не могут быть злые или добрые. Не ведают добра и зла. Люди вне этической шкалы. Даже лютый злодей-живорез может любить жену, собаку, детей или котят, периодически поступаясь своим интересом ради другого существа. Эти – нет. Им нельзя объяснить, что грабить и убивать – плохо. Они искренне не поймут, почему. Если могут отнять – отнимут. Если для этого надо убить – убьют. Если будут знать, что за это ничего не будет – убьют точно. Просто потому, что так проще.

Увидев эти глаза, я понял, что переговоры не будут успешны.

– Эй, послушай, не знаю как там тебя… – мужичок сделал паузу, но я не стал представляться. – Нам нужна ведьма, и мы её получим.

Фанернорыльные за ним одобрительно забубнили.

– Нет других вариантов. Пока она у нас, мы живём. Каждый вечер ставим её на круг, а потом я открываю на трубе вентиль, и становится по-настоящему жарко! Иногда она дохнет, изредка ей удаётся сбежать. Но утром она просыпается у нас, и ничего не помнит. Привязываем и начинаем сначала. Ты бы видел эту чёрную рожу, когда в середине дня ведьма вспоминает, что ждет её вечером! Как она воет, дружок, как она воет! Как просит убить! – мужичок усмехнулся в усы. – А когда её нет – мы умираем. Каждую сраную ночь. Либо терзаем её, либо терзаемся сами. Выбор очевиден, дружок.