Время кобольда

– Ваших ребят. Ваш первый выпуск. Фикторов. Детей. Тех, кто так на вас надеялся. За что?

– Стоп-стоп. Что значит «бросил»?

– Когда вы в последний раз общались с кем-то из них?

– Хм… Но…

– И вам не интересно, где они и что с ними стало?

– Они взрослые люди, – сказал я твёрдо, – совершеннолетние, умные, самостоятельные, умеющие за себя постоять. Я всегда на связи. Если они не сообщают о себе, значит, моя помощь им не нужна.

– О, так вы на них ещё и обижены? – грустно улыбнулась Алёна. – Забыли своего Аспида, не пишут, проекций не шлют?

– Их возрастная сепарация проходила тяжелее, чем у обычных подростков. Стать отдельными самостоятельными людьми. Не опираться на меня. Идти своей дорогой. Это сложно для любого ребенка, и было многократно сложнее для них. Научиться жить без «Макара» – их самый главный выпускной экзамен.

– Без «Макара» – или без вас?

– В тот момент они не умели это отделить. Не понимали, где заканчиваются они и начинается окружающий мир. Так что нет, я не обижаюсь, что они меня забыли. Видимо, это им было нужно, чтобы стать собой.

– А вам не приходило в голову, что вы перестарались, выталкивая их из гнезда? И они просто решили, что «с глаз долой, из сердца вон»? «У Аспида полно новых воспитанников, обычных детей, зачем ему мы, «странь»?»

– Что за глупости?

– Может быть, они ждали от вас первого шага? Ждали, да так и не дождались? Не приходило вам такое в голову?

– Нет, – сказал я.

Уже не так уверенно сказал. Может, в чём-то она и права. Может, я переделикатничал? И моё «Я вам доверяю» восприняли как «Мне на вас плевать» и обиделись? Как же тяжело с людьми…

– А почему ты это у меня спрашиваешь, Алёна? Точнее – почему это спрашиваешь ты?

– Потому что я Джиу.

– Как скажешь, – я не принял её игру и не стал задавать уточняющих вопросов. Джиу так Джиу. Всё-таки то, что я не смотрю Дораму, отчасти выключает меня из актуального поля смыслов. Но у меня слишком много других дел. Например, алкоголь сам себя не выпьет.

– Джиу ты или Алёна, но Лайса тебя настойчиво ищет.

– Она ищет не то и не там.

– А если без загадок?

– Без загадок нельзя. Они отделяют наблюдателя от влияния на наблюдаемое. Не дают схлопнуться неопределенностям. Оставляют коту шанс.

– Какому ещё коту? – вздохнул я.

– Который в ящике. Он, скорее всего, давно дохлый, но, пока ящик не открыт, может проходить по бухгалтерии как живой. А если откроешь – столько хлопот! Списание, утилизация, акты… Да и денег больше на корм не дадут…

– Я окончательно запутался в твоих аллегориях.

– Это ничего, это неважно. Главное, когда поведёте Лайсу к Сумерле – я с вами.

– С чего ты взяла, что…

– Вы, взрослые, такие предсказуемые!

– Так думают все подростки, – покачал я укоризненно головой, – но чаще всего они ошибаются.

***

Дочь ждала меня в комнате, когда я вышел из душа. Я давно привык к тому, что моё личное пространство считается общественным, и не выхожу из душа раздетым, так что стоически перенёс критическое рассматривание моего торса.

– Вроде бы ты ещё в форме… – сказала Настя.

– А кто сказал, что нет?

– Так… Некоторые.

– Многократно повторённая ложь не становится правдой, – изрёк я, – но приобретает статус общественного консенсуса.

– Пап!

– Дочь моя, твой отец уже не молод, но ещё не глуп. Передай этим «некоторым» моё «не дождётесь».

– Ну пап!

– И не «нупапкай». Ты большая девочка и имеешь право лично наступать на свои грабли. Но оставь и мне моё родительское «яжеговорил». Это так немного.

– Бе-бе-бе.

Я согласно кивнул. Против «бебебе» возразить нечего.

– Пап, твой юбилей.

– Что с ним?

– Он скоро.

– Стараюсь забыть об этом.

– Ребята задёргали меня вопросами о подарке.

– Мне…

– Не смей говорить «Мне не нужен подарок»!

– Тогда мне нечего сказать.

– Подумай. Они скидываются карманными деньгами, для них это важно!

– Я даже не уверен, что устав позволяет мне принимать подарки от воспитанников.

– Так прочитай его хоть раз в жизни! Тыждиректор!

– Уела. Ладно. Допустим. И что?

– Завтра. Завтра я жду от тебя ответ – что именно могут подарить тебе дети. И ответа «ничего» я не приму!

– Вот ты упрямая…

– Есть в кого.

Она встала, собравшись уходить, но я спросил:

– Настя, ты же смотришь Дораму?

– Все смотрят. Даже ты.

– Только с Михой. Это не считается.

– Не смотреть Дораму – не повод для гордости.

– Должен же я хоть чем-то гордиться? Но у меня вопрос.

– Задавай.

– Джиу – какая она?

– В смысле?

– Что это за персонаж, какой у него сеттинг, характерные черты, модус операнди и прочее.

– Зачем тебе?

– Хочу понять, что хочет собой представлять человек, который её косплеит.

– Её многие косплеят. Она ключевая героиня одной их самых популярных линий дорамовского янгэдалта. Мечта подростка.

– А подробнее?

– Вот ты дикий! – рассмеялась Настя. – Весь мир обсуждает! Диссертации «Феномен популярности Большой Дорамы» скоро погребут под собой учёные советы по всем гуманитарным и не только дисциплинам! И только мой батя не в курсе, о чём она!

– Кто-то же должен.

– Джиу – типаж «одинокая и крутая». Настолько независима, что нет наноскина. Ей нечего сказать сверстникам. То есть типичный глубоко травмированный ребенок.

– Хоть бы раз увидеть нетравмированного.

– Для этого ты выбрал не ту работу, пап. Мне продолжать, или твой входной буфер заполнился?

– Продолжай, язва.

– У неё неполная семья, мать-учёная, полностью погружённая в какую-то там математическую заумь. Джиу ревнует её к науке и оттого считает, что исследования матери деструктивны. Это порождает в девочке умеренный мессианский комплекс «спасения мира». Но в первую очередь она одинокий подросток, не преодолевший кризис возрастного отделения, подозрительный к взрослым и покровительствующий детям. Как ты, в общем.