Время кобольда
Шрифт:
Клюся взялась за мое ухо зубами, вызвав некоторые неоднозначные эмоции. Когда она отстранилась и вернулась сидеть на стол, я даже вздохнул с облегчением, хотя ноги… Ноги и ноги, подумаешь. К ногам я привык. С этим скин-толком все вокруг чуть ли не голышом ходят.
– Клюся, – сказал я, чтобы радикально сменить тему, – есть внезапно важный вопрос.
– Ты меня пугаешь. Я не готова к важным вопросам. Хотя идея стать Настюхиной мачехой имеет определённую привлекательность…
– Клюся!
– Опять «клюськаешь». Думаешь, твои уши уже в безопасности? Ладно, ладно, давай, жги, скучный старик. Посмотрим, чем ты попытаешься
– Нам надо к Сумерле, – прямо брякнул я.
Воцарилась тишина.
– Надо признать, удивил, – сказала Клюся после долгой паузы. – Умеешь. А кому «нам»?
– Лайсе, в основном, но не только. Джиу ещё. Ну и я, наверное, сходил бы за компанию.
– Лайсе… Ну, её интерес я понимаю. Твой – не понимаю, но ты у нас старый дурак, тебе и не такое маразм в башке нашепчет. А Джиу откуда в этом мудацком раскладе взялась?
– Я ей… Как бы это объяснить… Желание проспорил.
– Вы что, в бутылочку на раздевание играли?
– Клюся!
– И снова это шамкающее «клюсь-клюсь-клюсь»! По-моему, твой друг Альцгеймер обнял тебя слишком крепко.
– Так вышло, в общем, я ей должен. Долго объяснять. Так ты поможешь?
– Извини, но нет.
– Почему?
– Я к тебе как-то привыкла, знаешь ли. Кого я буду дразнить, когда нейка тебя сожрёт? И Настасью жалко, она без тебя совсем в психологию провалится. И Миху очень жалко – у него уже мамы нет, а если и папы не будет… Мне даже Лайсу жалко, хотя она и жопа, конечно, вредная. А ещё я тупо ссу, извини.
– Чего?
– Кого. Сумерлу. У неё на меня с давних пор во-о-от такенный зуб наточен! – Клюся развела руки, как показывающий улов рыбак. Я тогда без башки была, не понимала, на кого наезжаю. Точнее, мне было насрать. Мне тогда на всех насрать было, ну, ты в курсе.
– Помню. Не настаиваю, не уговариваю, не прошу даже. Я спросил, ты ответила, проехали и забыли. Может, хоть план набросаешь? Ну, два поворота налево, два направо…
– Ты правда дурной, Аспид? – Ого, как её забрало! Давно не видел, чтобы Клюся так злилась. – Даже не думай, слышишь? Нет никаких планов и никаких поворотов, понятно тебе?
Глава 19. Кэп
Curiouser and curiouser!Lewis Caroll. Alice in Wonderland
_____________________
– Кажется, мы что-то поломали, – сказала Натаха. – Я начинаю вспоминать. Чёрт, у тебя, Кэп, так каждый день было? Как будто медленно выныриваешь на поверхность себя?
– Вроде того.
– Всё изменилось после того, как я перекрыла тот вентиль.
– А причём тут память? – спросил Сэмми.
– Не знаю. Но вряд ли это совпадение. Хотя…
Все задумались.
Я не могу представить, как память связана с вентилем на паровой трубе. Но я вообще не могу себе представить… Практически ничего.
– Не понимаю, – сказала Абуто.
– Никто не понимает, – Сэмми сел рядом и обнял её за плечи. Наверное, вспомнил, как они вчера…
Я, во всяком случае, вспомнил. Память возвращается к середине
дня, и терять её ночью очень обидно. Как будто половину жизни у тебя воруют. А главное, это разрушает критичность восприятия. Хрен поймёшь, то ли жизнь такая нелепая, то ли ты такой дурак.– Как тут вообще всё устроено? – внезапно озадачилась негритянка. – Нет же никакой логики, смысла, цели… Может, это действительно… Ну, не ад, ладно. Чистилище?
– Это порная ерунда.
– А что не ерунда? – раздраженно спросила Натаха. – Вот вечно ты умную корчишь…
– Ни сказу. Вот тут, – она ткнула себя пальцем посреди лба, – крутиса, а не могу уловить. Как будто я дорзна знать, но… Низнаю.
– Не знаешь – не лезь!
– Сто ты такая зрая, Натаса?
– Отстань, узкоглазая.
Натаха встала, отошла в угол и уставилась на стену. Ровно ничем не отличающуюся от других стен. Я успокаивающе похлопал по плечу Сэкиль и пошёл за ней.
– Какая интересная стена, да?
– Не подъёбывай, Кэп. И так херово.
– Тут никому не хорошо, Натах. Давай хоть друг к другу цепляться не будем.
– Знаешь, Кэп, если мы ещё и память терять начнём, то вообще сотрёмся. Станем как те, снаружи. Ты заметил, что там только Стасик кое-как живой, наверное, потому что говнюк. Остальные уже ни о чём. Я всё вспомнила уже, а их – нет. Просто какие-то люди. Серая масса. Жрут, ебутся и по коридорам слоняются. Одно чувство на всех – нас ненавидят. Потому что мы не такие. Но станем, Кэп, станем…
– Не станем. До сих пор держались, и дальше продержимся. Будем писать себе записки, друг другу помогать – справимся.
– Хороший ты мужик, Кэп, правильный. Но, блин, этого мало.
– Не бзди, Натах. Прорвёмся. Эй, народ, а не сходить ли нам на ужин?
Есть особо не хочется, но сидеть и мучиться мрачными мыслями ещё хуже. Хоть какой-то движняк.
***
В столовой люди тупо топчутся вокруг раздаточной стойки и производят ещё более удручающее впечатление, чем утром. Действительно, сливаются с фоном. Вроде все разные – лица, причёски, пол, раса. Но отвёл взгляд – и забыл. То, что в них общее, перебивает то, что в них разное. Понять бы, что именно…
– А я что вам сделаю? – бубнил Васятка. – Такое приехало. Я ж как всегда – пустые сгрузил, дверцу закрыл, звякнуло – достал. А оно там вот…
Я протолкнулся к раздаче – стальные лотки-контейнеры на месте. Пюре, капуста, котлеты, компот. Вот только пар от них идёт не горячий, а как от сухого льда. Потому что заморожены они так, что вилку не воткнёшь. Компот – и тот вздулся ледяной горкой, которая на глазах покрывается инеем.
– Да не трогай ты, – прикрикнул на кого-то Васятка, – я взялся, так кожи клок оставил.
Он посасывает пострадавший палец.
– И что вы скажете на это, Кэп? – Стасик произнёс это с такой интонацией, как будто нашёл виноватого, осталось получить чистосердечное признание.
Не дождётся.
– Надеюсь, все соскучились по мороженому.
– Эй, а жрать-то как?
– Разморозится.
– И как долго? – спросил кто-то.
– Теплоёмкость воды четыре и два килоджоуля, – внезапно сказала Натаха. – Компота тут литров двадцать, если принять его за воду и считать, что он имеет температуру ноль градусов, то разность температур… Коэффициент конвективной теплоотдачи на поверхности… Площадь… Число Нуссельта… Таким образом, мощность теплового потока составит…