Время лживой луны

– И что она хотела этим сказать? – доедая бублик, спросил Макарычев.

– Даже я понял, – усмехнулся отец Иероним. – Твоих друзей поглотила многомерная пространственная аномалия, образовавшаяся на этом самом месте. – Поп ткнул в стол серебряной чайной ложечкой.

– А может быть, это мы как раз находимся в той самой аномалии, которую Мамаша Рю назвала колодцем, – добавил Антип.

– В любом случае, – продолжил отец Иероним, – как только аномалия рассосется, все встанет на свои места. И потерявшиеся снова встретятся.

– Надо же, – с нарочито серьезным видом покачал головой Макарычев. – Многомерная пространственная аномалия! Вот, оказывается, в чем тут дело! А я-то, по глупости, полагал, что все происходящее с нами в последнее время это бред, вызванный воздействием информационного поля и работой уинов.

– Ну, одно другому не мешает. – Отец Иероним налил чай в блюдечко, поднял его, держа обеими руками, и разом опорожнил. Поставив блюдце на стол, попик кинул в рот кусочек колотого сахара и весело захрустел им. – Хотя слово «бред», применительно к данной ситуации, по-моему, не совсем верно.

– Точно, – кивнул Антип. – Ну, в смысле, оно не отражает реальной картины происходящего. – Он поднял палец и довольно улыбнулся. – Во!

– Мы видим мир не таким, какой он есть на самом деле, а каким хотим его видеть. – Отец Иероним снова наполнил блюдце чаем, но пить почему-то не стал. – Это очевидно.

– Слушайте, вы же верующие люди! – едва ли не с возмущением всплеснул руками сержант. – А рассказываете мне о многомерности пространства, о суперструнах, о субъективности восприятия!.. Солипсизм какой-то, а не православие!

Отец Иероним отодвинул наполненное чаем блюдце в сторонку, сложил руки на столе, подался вперед и произнес, заговорщически понизив голос:

– Вот об этом-то мы как раз и хотим с вами поговорить. – Поп резко подался назад и вскинул руку, предупреждая любые возражения. – Некая цепь событий привела к конфликту между нами. – Отец Иероним сцепил руки в замок. – В результате сложилась ситуация, которая не устраивает ни одну из сторон. Следовательно, нам необходимо найти из нее выход. – Поп расцепил пальцы и положил руки ладонями на стол. – Давайте начнем с того, что никто из нас не может точно сказать, что именно произошло на самом деле. Наше подсознание, сам образ нашего мышления в той или иной степени определял то, как мы видели ситуацию и как мы ее оценивали. А следовательно, ни один из взглядов нельзя считать объективным.

Макарычев усмехнулся и покачал головой. Откинувшись назад, он провел ладонью по мягкой спине сидевшего рядом кота.

– А икра у вас есть? – спросил он.

– Ну, естественно! – Антип пододвинул сержанту голубую фарфоровую вазочку с крышечкой.

– Черная или красная?

– А какую хочешь?

– Вот то-то и оно! – щелкнул пальцами Макарычев. – Здесь все ненастоящее!

– В смысле, на столе?

– Да при чем тут стол, – сержант состроил такую гримасу, будто с тоской смотрел на бедного, несчастного, босоногого сироту, прикорнувшего прямо на асфальте, у бордюра. – Речь идет о мире, в котором вы живете с тех пор, как принялись культивировать информационные башни.

– Не согласен! – азартно взмахнул рукой попик. – Наш мир реален ровно настолько, насколько мы сами этого хотим. А то, что ты не знаешь, какая икра здесь лежит… – Отец Иероним щелкнул ногтем по вазочке, что предложил сержанту Антип. – Так это, уважаемый, называется принципом неопределенности. Слыхал про кошку Гейзенберга? Так вот здесь, – он снова коснулся пальцем голубой вазочки, – икра Гейзенберга. И мы не узнаем, красная она или черная, а может быть, и вовсе минтая, до тех пор, пока не откроем крышку. А до того момента она и та, и другая, и третья одновременно.

– А если я захочу не икры, а меда? – спросил Макарычев.

– Ну, вот тебе мед, – Антип поставил перед сержантом глиняный горшочек, до краев наполненный медом. – А уж что это за мед – сам попробуй и скажи.

– Все это не так, – затряс головой Макарычев. – Неправильно! Отец Иероним! – глянул он на попа. – Вы хоть сами понимаете, что сейчас вы совсем не тот человек, с которым я встретился в доме у Антипа? Вы ведете себя не так, как он. Вы говорите иначе… Какой нормальный поп станет опираться в своих доводах на Гейзенберга!.. Вами манипулируют. Да так ловко, что вы и сами этого не замечаете… Вас уже не удивляет то, что среди дня на небе луна!.. Вы… – Макарычев запнулся, не зная, как лучше выразить свои мысли, беспомощно взмахнул руками. – Да вы все тут не в своем уме!

– Так же как и ты, – спокойно ответил попик. И облизнул ложечку, которой во время экспрессивной тирады Макарычева накладывал себе в розеточку айвовое варенье. – Ты ведь тоже видишь луну.

– Да, но я-то знаю, что ее там нет!

– Ну, может, это как раз и есть сумасшествие? – спросил Антип, непонятно к кому обращаясь – к сержанту или к попу, а может быть, к тихо дремлющей Мамаше Рю. – Когда человек видит что-то и при этом уверен, что этого не существует?

– Друзья, мы отклонились от темы! – Отец Иероним строго постучал ложечкой по краю чашки. – Вы, господин сержант, кажетесь мне человеком вполне разумным…

– Спасибо, – саркастически усмехнулся Макарычев.

– …Полагаю, вы почувствовали, что здесь вы столкнулись с чем-то таким, с чем вам не приходилось иметь дела прежде.

– Ну да, чувствуется, – согласился Макарычев.

– Это уникальное явление…

– Уникальное? – перебил попика сержант. – Да идите вы к лешему, святой отец! Я! – Макарычев слегка подался вперед и ткнул себя пальцем в грудь. – Я знаю об информационных башнях если не все, то уж точно гораздо больше, чем вы. Вы – всего лишь пользователи, хотя, похоже, продвинутые. Одним словом – любители. Я же – хакер-профессионал, способный взломать любой информационный блок.

– Однако пока у вас это не очень-то получается, – едва заметно улыбнулся отец Иероним.

– Дайте время! – уверенно кивнул Макарычев. – Вся ваша система рухнет на раз-два-три. Хотите знать, в чем уникальность вашей ситуации? Вы со своими башнями стали симбионтами. Получая от вас необходимую информацию и защиту, они в ответ снабжают вас всем, что вы пожелаете. И даже меняют реальность в соответствии с вашими запросами. Именно поэтому нам кажется, что не действует антидот, блокирующий копошащихся в мозгах уинов. Нет, с мозгами-то у нас все в порядке – весь фокус в том, что вам с помощью башен каким-то образом удается создавать все новые и новые варианты реальности. И это не иллюзия, не бред, а безумие, воплощенное в жизнь. Скорее всего, вы и сами не знаете, как это у вас получается. И, полагаю, уже не можете очистить истинную, ту единственную реальность, что существовала до появления башен, от толстого слоя напластовавшихся на нее миражей. Вы обречены жить в безумном мире, который сами же и создали. И который рухнет, обратится в ничто, как только будут уничтожены башни.

– Ну, вот это вряд ли, – угрюмо буркнул Антип.

– Башни были дарованы нам господом, – как молитву, нараспев забубнил отец Иероним. – И он никому не позволит уничтожить детище свое.

– Так какого же черта вы нас тут держите? – усмехнулся Макарычев. – Какой в этом толк, ежели бог сам обо всем позаботится?

– Мы лишь исполняем волю его, – ответил попик.

– И какие были последние указания от главнокомандующего?

– Мы должны договориться.

– Это он сказал? – Макарычев указал пальцем на луну.