Время лживой луны
Шрифт:
– Это то, что следует сделать разумным людям.
– Почему бы было не начать с разумного диалога?
– Не мы это решали.
– Ах, вот оно как.
– Да, именно так.
– Удобная позиция. Всегда есть на кого возложить ответственность.
– Ответственность в любом случае ложится на нас. Но, как бы там ни было, мы не вправе идти против воли господа нашего.
– Значит, сейчас мы переходим к диалогу? – уточнил на всякий случай Макарычев.
– Именно так, – подтвердил отец Иероним.
– Диалог на равных? Без применения силы?
– Конечно.
– И без угроз?
– Да.
– Тогда, для начала, я вкратце изложу позицию нашего руководства. – Макарычев намазал кусок хлеба маслом и открыл вазочку с икрой.
– Нет-нет-нет, – быстро затряс головой Антип. – Ты все неправильно понял.
– А чего тут понимать-то? – Макарычев еще раз откусил от бутерброда с икрой.
– Башни – это дар божий…
– Пусть так, – кивнул Макарычев. – В данной ситуации терминология не имеет значения.
– …От которого мы не вправе отказываться.
– Ваша вера, уважаемые, касается только вас самих. Но государство у нас пока еще светское. Следовательно, законы государства имеют приоритет перед законами божьими. Информационные башни в России объявлены вне закона. И все, вне зависимости от места расположения, подлежат немедленному уничтожению. Препятствование исполнению этого закона является деянием уголовно наказуемым. От трех до семи, по ситуации. Сколько полагается за культивирование информационных башен, я вам сказать не могу, потому что на моей памяти таких случаев еще не было. Вопросы есть?
– Башни, если хотите, это предмет нашего религиозного культа. И мы не хотим с ними расставаться.
– Этот вопрос не обсуждается.
– Ну, живем-то мы среди болот, – включился в разговор Антип. – Люди из вашего мира являются к нам редко. Очень редко. Почему мы не имеем права жить так, как хотим?
– Мне казалось, я все уже объяснил, – развел руками Макарычев.
– О башнях в нашем поселке никому не известно…
– Ошибаетесь.
– Они никому не причинят вреда.
– Спорное заявление.
– Мы погибнем без них.
– С чего бы? Раньше-то жили – и ничего.
– Вы не хотите, вы даже не пытаетесь нас понять, – с прискорбием покачал головой отец Иероним.
– А почему бы вам не попытаться меня понять! Я выполняю свою работу…
– А мы живем здесь! Посмотрите на Мамашу Рю! На Антипа взгляните!..
При этих словах попика Антип проворно сдернул с головы свою странную шапку. То, что увидел сержант, отбило у него всяческое желание продолжать чаепитие. Голова мужичка была покрыта широкими, толстыми кожистыми наростами, похожими на пластины, защищающие череп динозавра, из-под которых кое-где торчали
клочки жидких, бесцветных волос. Местами из складок сочилась белесая, похожая на разведенное молоко, жидкость.– Мы вырождаемся, – шепотом произнес отец Иероним. – И башни – единственная надежда на спасение, дарованная нам самим господом. Бог любит нас, за труды наши тяжкие, за отрешенность от мирского, за веру, древнюю и чистую, что пронесли сквозь века отцы наши и передали нам. Но он жестоко покарает нас, ежели мы отринем его последний дар.
– Последний? – удивленно приподнял бровь Макарычев. – Почему последний?
– Потому что мы умираем.
– Вам нужны не башни, а врачи.
– Если бы господь считал, что нам нужны врачи, он прислал бы сюда врачей. Но он даровал нам башни. И теперь важно то, как мы распорядимся его даром.
– Вы наштамповали рипов, которые едва не перебили всех нас.
– Ну, нет, – усмехнувшись, покачал уродливой головой Антип. – Это вы сами сделали. Созвали рипов, устроили бойню у меня во дворе… Нам трижды пришлось менять реальность, чтобы привести все в порядок. А это, дружище, не так-то просто, когда сидишь на четырехмерной мембране.
Макарычев машинально взглянул на Мамашу Рю. Старуха-карлица спала. И улыбалась во сне. Или только делала вид, что спит, и улыбалась чему-то своему, о чем никому не хотела говорить.
– Покажи ему, – произнес негромко отец Иероним.
То, что при этом он обращался не к кому-то из присутствующих за столом, а вроде как к самому себе, очень не понравилось Макарычеву. Он вообще не любил людей со столь явно выраженными странностями поведения.
– Думаю, не стоит, – ответил на свою же реплику попик. И снова, почти что приказным голосом: – Покажи, пусть посмотрит… Не вижу в этом смысла… Ты что, стесняешься?.. Нет… Тогда в чем проблема? Мы должны убедить этого бравого вояку!..
– Убедить в чем? – поинтересовался Макарычев, сообразив, что речь идет о нем.
– Покажи, покажи, – кивнул отцу Иерониму Антип.
– Конечно, покажи, – не открывая глаз и не прерывая сна, поддержала Мамаша Рю.
– Ну… Не знаю… – В сомнении отец Иероним принялся стучать ложечкой по краю блюдца. И вдруг решительно зашвырнул ложку в кусты. – Нет, он должен это увидеть!..
Отец Иероним рывком поднялся на ноги, так, что стул, на котором он сидел, опрокинулся на траву, и принялся живо подбирать полы поношенной рясы.
– Эй… Эй! Ты чего это делаешь-то! – подавшись назад, непонимающе уставился на попа Макарычев.
– Все в порядке…
Под рясой у отца Иеронима оказались байковые кальсоны цвета бедра испуганной нимфы, стягивать которые он, по счастью, не стал, и длинная блокитная ночная рубаха с геометрическими узорами в духе Малевича. Задрав рубаху, поп оголил сначала бледный впалый живот, а затем… Макарычев чуть с лавки не свалился, увидев небольшую уродливую головку, пристроившуюся под левым соском на груди отца Иеронима. Головка была размером с два кулака и здорово смахивала на гуттаперчевую маску с выемками на обратной стороне, в которые нужно вставлять пальцы, чтобы заставлять маску кривляться. На сморщенной макушке у нее торчало несколько длинных волосин. Вместо носа – две дырки. Ухо – только одно, правое. Глаза выпученные, как у страдающего базедовой болезнью, закрыты плотными, складчатыми, будто из дерматина вырезанными веками. Из приоткрытого рта торчат два кривых желтых зуба. Из угла стекает струйка мутной слюны.
– Ну, как? – посмотрел на сержанта Антип. – Что теперь скажешь?
Первоначальный шок от увиденного прошел, и Макарычеву даже не пришлось делать над собой усилие, чтобы усмехнуться.
– Кто сценарий писал? – спросил он в ответ.
– Что ты имеешь в виду? – не понял Антип.
– Он думает, что мы его дурачим, – чуть приоткрыв левый глаз, задумчиво изрекла Мамаша Рю.
– Точно! – указал на нее пальцем Макарычев. – Вам, Мамаша Рю, нельзя отказать в проницательности!
Ничего не ответив, карлица закрыла глаз.