Время наточить ножи, Кенджи-сан! 5

Кухня «Белого Тигра» ожила, как будто кто-то вдохнул в неё душу. Шипение сковород, звон ножей, аромат специй — всё смешалось в хаотичную, но живую симфонию. Я стоял у плиты, переворачивая очередной блин, и чувствовал, как энергия бурлит во мне, выплёскиваясь на всех вокруг. Мои руки, привыкшие в прошлой жизни к скальпелю, теперь танцевали с ножом, нарезая тунец с той же точностью. Персонал, ещё полчаса назад скованный страхом закрытия, теперь двигался, как единый организм. Макото, вдохновлённый моим порывом, замешивал новую порцию теста для блинов, его глаза горели. Официанты, забыв про свои подносы, помогали резать овощи. Даже посудомойка, старушка Аяко, подтаскивала миски с ингредиентами, бормоча что-то про «молодёжь, которая творит чудеса».

Я был в центре этого вихря, генератором идей, и каждая новая мысль вспыхивала, как искра. Я схватил миску с мисо-пастой и повернулся к Макото.

— Добавь в тесто для блинов немного мисо, — сказал я, не останавливаясь. — Это даст солоноватый привкус, как у русского ржаного хлеба. А начинку сделаем двойной: икра с крем-сыром и сверху — тонкий слой копчёного угря. Назовём это «Токийский блин».

Макото кивнул, его руки уже летали над миской. Я повернулся к другому повару, молодому парню по имени Такаши, который нарезал шиитаке.

— Такаши, забудь про обычные цзяоцзы, — сказал я, подбрасывая ломтик тунца в соус. — Смешай говяжий фарш с кимчи и добавь русскую горчицу. Заверни в тесто и подавай с соусом из юдзу и сметаны. Это будет остро, но мягко — как пожар, который тушат морем.

Такаши ухмыльнулся, будто я дал ему ключ к сокровищу, и бросился к плите. Ичиро, стоявший рядом, уже не просто наблюдал — он схватил блокнот и начал записывать, его лицо светилось, как в старые времена, когда мы придумывали безумные планы в школе.

— Кенджи-сан, ты монстр, — сказал он, качая головой, но его улыбка была шире, чем когда-либо. — Ещё идеи?

— О, мы только начали, — ответил я, вытирая руки о халат. — Русский салат оливье, но вместо майонеза — соус на основе васаби и саке. Добавим кубики торо и морские водоросли вместо огурцов. Назови это «Оливье-сан». И ещё — окрошка, но на квасе с добавлением даси. Бросим туда креветки и зелёный лук, чтобы сбалансировать вкус. Холодная, свежая, идеальная для Токио. Подавать будем в очень маленьких тарелочках.

Кухня гудела, как улей. Аяко притащила бутылку саке, заявив, что «без этого русские не готовят», и все рассмеялись. Макото пробовал первый блин с мисо, его лицо расплылось в восторге. Такаши уже лепил цзяоцзы, напевая что-то под нос. Я смотрел на них — мою семью, мой «Спрут» — и чувствовал, как боль последних недель отступает. Мы не просто готовили еду. Мы создавали будущее.

Я поднял нож, готовый к следующему блюду, и крикнул:

— Кто хочет попробовать «Московский унаги»? Угорь, запечённый в сметанном соусе с укропом, на подушке из риса для суши!

Кухня взорвалась смехом и аплодисментами. Ичиро хлопнул меня по плечу, и я знал: «Белый Тигр» выживет. Мы сделаем это. Вместе.

Глава 17

Здание «Спрут», офис Президента компании

Я сидел за столом, всё ещё ощущая жар кухни «Белого Тигра» — запах блинов с мисо, смех поваров, аплодисменты персонала. Энергия того момента всё ещё бурлила во мне, но теперь нужно было думать о следующем шаге. Ичиро сидел напротив, его тёмный костюм был слегка помят, а лицо — усталым, но сосредоточенным. Он листал бумаги с отчётами, и я знал, что он снова будет осторожничать.

— Ичиро, — начал я, откидываясь в кресле, — на рекламу нового меню «Белого Тигра» выдели большую сумму. Самую большую, какую можем себе позволить. Нанимай лучших маркетологов, запускай ролики по всем каналам, посты в соцсетях, билборды в Минато. Я хочу, чтобы весь Токио знал о нашем фьюжн-меню к концу недели.

Ичиро замер, его ручка остановилась над бумагой. Он медленно поднял глаза, и я увидел в них тревогу, которую он пытался скрыть.

— Кенджи-сан, это слишком рискованно, — сказал он, его голос был ровным, но напряжённым. — Мы и так на грани. Если эти деньги не отобьются, то… — он замолчал, но я знал, что он хотел сказать. Банкротство.

Я наклонился вперёд, перебивая его:

— Они отобьются, Ичиро. Я уверен. Это не просто меню — это новый «Белый Тигр». Люди придут за цзяоцзы с горчицей, за блинами с угрём, за окрошкой на даси. Мы дадим им то, чего нет ни у Танабэ, ни у кого другого. Но они должны узнать об этом. Сейчас или никогда.

Ичиро покачал головой, его пальцы постучали по столу — нервный жест, редкий для него.

— Кенджи, я понимаю, но… — он сделал паузу, подбирая слова. — Это огромные деньги. Юмико убьёт нас, если мы просадим бюджет. Мы уже в минусе.

Я улыбнулся, чувствуя, как уверенность растёт, как пламя. Я знал, что делаю. В прошлой жизни, я ставил всё на кон в операционной, и каждый раз выигрывал. Теперь ставкой был «Спрут», и я не собирался проигрывать.

— И ещё, — добавил я, глядя ему прямо в глаза. — Сделай акцент в рекламе: каждому гостю — одно блюдо бесплатно. Пусть попробуют наш фьюжн на вкус. Цзяоцзы, блин с икрой, оливье с васаби — что угодно, но одно за наш счёт.

Ичиро открыл рот, его глаза расширились, как будто я предложил поджечь офис.

— Бесплатно? — выдохнул он. — Кенджи, это же убытки! Мы и так еле держимся! Одно дело — скидки, но бесплатно? Это безумие!

— Это не безумие, — сказал я, вставая и упираясь руками в стол. — Это приманка. Люди придут за бесплатным блюдом, но закажут ещё. Они попробуют, влюбятся и вернутся. Мы не просто кормим их, Ичиро, мы даём им историю. Русско-японскую, мою историю. И я знаю, что она сработает.

Ичиро смотрел на меня, и я видел, как он борется с собой — осторожность против веры в меня. Наконец он вздохнул, отложил ручку и кивнул.

— Хорошо, — сказал он тихо. — Я сделаю, как ты хочешь. Но, Кенджи… если это не сработает, «Спрут» утонет.

— Не утонет, — ответил я, чувствуя, как пульс бьётся в висках. — Я не дам.

Я повернулся к окну, глядя на Токио. Где-то там Танабэ, Кобаяши, «Морской Щит» ждали моего падения. Но я был готов. «Белый Тигр» вернётся, и я заставлю весь город говорить о нём.

* * *

Передача «Вечерняя аналитика», телеканал «Токио Супааку ТВ»

Рюдзи Като сидел в ярко освещённой студии токийского телеканала, его потрёпанная куртка контрастировала с глянцевой обстановкой — стеклянным столом, кожаными креслами и сияющим логотипом программы. Свет софитов бил в глаза, но Като не моргал. Его тёмные волосы падали на лоб, а татуировка осьминога на запястье мелькнула, когда он поправил микрофон.