Время перемен. Том 2

— Прощайте. Надеюсь больше никогда вас не увидеть.

Легат церемонно поклонился и вышел из зала заседаний. Не смотря ни на кого вокруг, он покинул дворец и направился к трактиру, в котором квартировали наёмники. На душе было погано.

Байл сидел напротив входа и потягивал пиво из кружки.

— Нужно сделать пару дел в городе и убираться отсюда, — прошептал ему легат.

— Мои ребята будут готовы через час. Вторая половина взвода ушла в купальни.

— Пропасть, что вы делали два дня?

— Доспехи, оружие, лошади, всё требует ухода. Когда я получил письмо от тебя, думал, мы надолго тут застряли.

— Ладно, дай мне четверых, зайду в банк.

В местном отделении он проверил дивиденды от предприятий, натёкшие за последние годы и взял два небольших сундучка денег. Потом закупил ещё нарядов у Фортерских портных и вернулся в трактир, откуда все они отправились на рынок — загружать телеги припасами. Вода, уксус, пиво, топлёное сало, крупа в больших мешках, сушёное мясо — наёмники споро грузили всё это, укладывали и заворачивали в парусину, чтоб не отсырело. Александр дерзко торговался, заставлял людей разгружать мешки обратно, если лавочник не хотел снижать цену:

— Сколько за мешок?

— Двадцать крейцеров.

— Пятнадцать? Хорошо, за пятнадцать неплохое пшено.

— Ладно, восемнадцать.

— А? что? Двенадцать, говоришь? За двенадцать отлично вон в том углу телеги будет смотреться.

— Леший с тобой, бери за пятнадцать!

— Не, за пятнадцать дорого…

И так снова, и снова, и снова. Можно было и не тратить время, а сразу заплатить, что требуют. Но ему не хотелось расслабляться, становиться мягким и податливым, как глина. Легат понимал — начнёшь давать слабину здесь — сам не заметишь, как она просочится и в другие, более важные переговоры. Поэтому из города они вышли сильно позже обеда и Байл, сверившись с картой, повёл их в сторону границы с Вудвиндом.

На дороге свирепствовал ветер, бойцы то и дело оборачивались, провожая город с его теплом и уютом долгими грустными взглядами.

…

Терпеть ненастье пришлось недолго — они встали на ночлег через три часа пути, чтобы успеть разбить лагерь затемно. Утром ветер совсем стих, и, вместе с лесом, раскинувшимся за очередным холмом, их встретила золотая осень во всей своей красе. Красные, жёлтые и зелёные листья отцветающих деревьев, лесная утренняя свежесть, гомон зверей и птиц. Древний невольно залюбовался пейзажем.

— Как тебе картина, Байл?

— Что?

— Да вот эта, — Александр обвёл опушку рукой.

— Какая?

— Ну, как же, буйство осенних красок, посмотри, лес будто горит.

— Ааааа, — взводный бросил удивлённый взгляд на древнего, — Можно подумать, ты ни разу за четыре века не видел осень в лесу.

— Видел, но ведь всё равно красиво.

Наёмник недоумённо пожал плечами.

— Солдафон неотёсанный, — обозвался древний в ответ.

— Взял бы с собой фрейлин королевы Катиль вместо нас. Они бы точно оценили.

— Боюсь, протопав пару километров с протазанами в руках, они бы начали материться пуще вашего.

Байл расхохотался.

Легат развернул письмо, что лежало у него во внутреннем кармане, и ещё раз пробежался по строкам.

«Князь Болеслав, владетель Вудвинда, повелел Банковскому Дому Десяти Княжеств выдать ему все дивиденды, что причитаются Стране Древних и хранятся, приумножаясь ежегодно, на протяжении тридцати пяти лет. Подлежат изъятию доходы от Вудвиндской Артели Дровосеков, Вудвиндской Заовражной пушной компании, Пяти ферм Западных лугов Вудвинда, Конозаводчиков Серпских равнин, Рудной шахты Кинсеппа, Кожевенников Старого Ганса, Гильдии Хлебопеков Вудвинда. Князь Болеслав известен крутым нравом, и только шахтёры осмелились спросить, действительно ли он хочет лишить древних их законной доли, за что князь казнил каждого десятого прямо на месте. Остальные поспешили подчиниться.

Ближний круг князя всячески одобряет его действия и подыгрывает, как может. Виной тому страх за собственную жизнь. Однако, мне удавалось разговорить троих местных дворян, которые поведали о том, что около половины придворных тайно настроены против Болеслава. Их фамилии: Мышский, Зебо, Курлан, Сапек, Войтек, Митько, Зямось, Стеть. Все бояре, все при князе давно. У двоих по приказу князя казнили родню.

Он находится под охраной Огненной дружины, состоящей при князе неотлучно. Все безоговорочно ему преданы, руководит ей Зоран Лютич, которого называют за глаза кнутом князя. Этот безжалостный вояка не щадит никого — для него всё едино — что курице голову отрубить, что дитю малому. Очень подозрительный, с ним нужно держаться осторожно.

Филин.»

Александр попытался запомнить фамилии, после чего попросил у наёмника кусок тлеющего трута, спешился, и, пару раз чиркнув огнивом, поджёг трут, а затем и письмо.

— Байл, собери людей, мне нужно им кое-что сказать.

— Взвод, на месте стой, раз-два! Сюда все подошли!

Солдаты встали полукругом напротив древнего и взводного. Некоторые из них начали доставать тетивы из специальных мешочков, другие — протирать оружие.

— Это не смотр! Нашему нанимателю есть, что вам сказать. Поэтому продули уши, засунули языки в задницы и молча слушаем!

— Скоро мы окажемся в Вудвинде, — начал легат, — Забудьте про то, что мне триста пятьдесят лет. Для всех там я должен быть простым купцом, который ищет, где бы набить мошну. Вернее, не простым, а богатым. Поэтому для любого встречного я — купец из Татмера. Сибальт, ну что ты там мнёшься?

— Вдруг спросят, чем торгуете?

— Скажи всем подряд. Шёлком, рудой, оружием, пряностями. Скажи, ты всего и не упомнишь.

— Почему-ж бедны?

— Беден?

— Ни кареты у вас, ни паланкина…

— А чего? Давай из леса срубим паланкин. Есть желающие тащить?

Соседний боец пнул новобранца сапогом по колену, отчего Сибальт поджал ногу и зашипел.

— Вижу, никто особо не рвётся. Карета моя сломалась по пути, а что нарядов мало — так дюже прижимист. Вопросов нет больше?

Все молчали.

— Если объявится кто-то особо любопытный из местных, ко мне шлите. Всё, Байл, пока больше сказать нечего.

— Взвод, разойдись! Кто проболтается, тому яйца отрежу!

Границу перешли через два дня, и сразу отряд пошёл медленнее — дороги в Вудвинде были не чета Холвинду. До этого они шли по уложенной как следует каменной брусчатке с двумя дренажными канавами по бокам, изредка прерываемой обычной грунтовкой, а после таможни, на которой удалось отделаться лёгкой подачкой, так как сержант не нашёл, за что бы содрать побольше, пошли две колеи, размытые тут и там. И лишь единственный факт указывал на то, что кто-то думал, когда эту дорогу прокладывал: проложить её старались повыше, чтоб не пришлось ехать уж совсем по колено в воде весной или осенью.

Но наёмники всё равно сбивались с темпа — скользили телеги, скользили и лошади, а люди шагали не столь бойко, выбирая, куда ступить меж двух колей. Деревни, хоть и были в большинстве поболее деревень Холвинда, тут и там выставляли напоказ неопрятные свои углы: то у сарая дыра в крыше, то дрова сыреют под открытым небом, а иной раз глянешь на покосившийся забор фермы, и мысли приходят, что это свиньи сами себе построили, а людей рядом и не живёт. Даже отсталая Горная страна могла похвастать скудным, но упорядоченным и аккуратным бытом своих деревень, здесь же словно никому ни до чего не было большой охоты. И только острые крыши деревянных охранных башен встречались на дороге тут и там, выбиваясь своей строгостью и упорядоченностью на фоне остальной разрухи. И сразу становилось ясно, за что радеет князь Вудвинда, куда устремлены его помыслы. И выводы эти подтверждали его охранные отряды, по четыре-пять раз на дню настигавшие караван и выспрашивающие, кто они и куда едут. И вели себя эти охранные отряды дерзко как с пришельцами, так и с местным деревенским людом. И в городишках, что встречались по пути, были они местными заправилами, и все вокруг слушали их беспрекословно.