Время перемен. Том 2

Александр понял, что парень хочет задеть его, и ответил спокойно:

— Не право, а обязанность. И вменили мне её потому, что научился спокойно жить без Потока и строго контролировать потребление амброзии.

— И что, интересно без Потока?

— Вполне.

— Врёшь. От меня-то что надо?

— Ты открыл формулу гексогена. Трудно было?

— Ничего особенного, просто знал, где искать.

— Мне говорили что-то про ядерный синтез.

— Забудь, я передумал. Если я узнаю о нём, вы с меня потом не слезете. А я не очень-то хочу с вами разговаривать.

— Мы — это кто?

— Старики.

— Тебе сколько уже?

— Тридцать.

— Понятно. И чего ты хочешь?

— Дела у меня только в Потоке и, если я не там, хочу поскорее вернуться.

— Ты ни разу не мечтал выйти за стены по-настоящему?

— Мечтал, но зачем всё это? В Потоке проще — подумал и оказался, где тебе надо.

— Но ты там висишь, как дух. Ничего не ощущаешь, ни к чему не можешь прикоснуться, не издаёшь ни звука.

— А зачем? Зачем чувствовать ветер, холод, сырость, палящее солнце? На кой чёрт напрягать ноги и куда-то идти? Разговаривать, убеждать, разубеждать? Не лучше ли найти то, что по душе, и смотреть на это, сколько захочется?

— Солнце, ветер и вода могут быть приятными, а то, что сделал сам, отличается от того, за чем наблюдаешь. Поверь, тебе нужно попробовать.

— Началось… Отстань, меня всё устраивает.

— Мне достаточно известен и реальный мир, и мир Потока, свой выбор я сделал, и, как ты сказал, разубеждать никого не буду. Если вдруг захочешь испытать что-то кроме пассивного созерцания, зайди хоть в подвал к Одеру, постреляй по мишеням. Счастливо оставаться.

Жупен догнал его уже в коридоре:

— И всё? — тихо спросил он, толкая телегу рядом.

— Вы избаловали парня вниманием. Думает, что он пуп земли. Пусть немного охолонёт. Выглядит он бодро, как знать, может, и выйдет толк с него.

Легат оставил это паршивое место и устремился во дворец советов, встретивший его своим обычным великолепием. Свечи на стенах, люстра в приёмной, окна, ковры даже в коридоре — всё напоминало ему королевские залы. Вот только у королей полно слуг, а в Городе Древних каждый человек на счету. Александр сильно сомневался, что советники поддерживают это великолепие своими руками. Значит, кому-то приходится тратить на это время. Возможно, сделав дворец скромнее, они могли бы освободить пару лишних рук и употребить с большей пользой. Ему вдруг опять показалось нелогичным купаться в роскоши, когда у твоего народа столько проблем.

Такие мысли и раньше приходили в голову, ещё до кончины дочери. А потом никаких мыслей не стало. Он просто выполнял свою работу, пытаясь заглушить боль. Что это? Неужто, его излечило время?

В приёмной было всего два человека. Легат хотел подождать очереди, хоть немного перевести дух с дороги, но камергер пригласил его сразу, как только предыдущий посетитель вышел из зала. И вот он снова стоял напротив полукруглого стола, и на него взирали семь пар глаз Изначальных.

— Как прошло в Вудвинде? — покровительственным тоном осведомился Первый Советник Коэн. И, как обычно, стал выжигать легата взглядом.

— Всё как мы и планировали, разве что молодой княжич заколол отца и сам стал князем. Болеслав хотел воевать до последнего, но его приближённые оказались не столь терпеливы.

— Это мелочи. Главное — результат, а он блестящий. Хотим доверить вам кое-что помасштабнее. Вы ведь знаете Кантанию?

— Да, устранял там учёного.

— Тоже чужими руками, насколько я помню? — осведомился Оззрик, тучный человек, то и дело потягивающий из фляги.

Легат кивнул:

— Мне это показалось наиболее рациональным.

— Вот видите? — обратился Оззрик к остальным, — Он подходит.

Изначальные закивали, а Коэн так и не сводил глаз с Александра:

— Того, что вы сделали в Кантании, мало. С этой стороны прослеживается явная угроза. Причём, не от конкретного человека, а от системы, налаженной их королём и первым министром. Если так пойдёт дальше, они нагонят нас лет через триста и, очевидно, истребят. Такого нельзя допустить. Необходима максимально возможная дестабилизация в регионе с полной сменой власти и разрушением системы управления. Вы хорошо справляетесь с подобными задачами. Наши агенты предоставили подробные сведения о политических группировках внутри страны, с материалами ознакомитесь позднее.

— Кантания не заштатное княжество, понадобится минимум годовой запас амброзии. Работы на несколько месяцев, а ведь ещё путь туда и обратно.

— Совет санкционировал выдать запас на полтора года, и, при необходимости, пополнять столько, сколько потребуется. Важно выполнить работу. Цена — дело второе.

— Способ, как я понимаю, на моё усмотрение?

— Разумеется.

— Необходимые бумаги, как всегда, у камергера?

— Верно. Ещё вопросы?

— По поводу книг.

— Берите любые, какие вам нужны.

— Не для себя. Люди в караульной на воротах сходят с ума от скуки. Лука, их старший, ничего вам не говорил?

— Этот рыхлый заморыш, как всегда, слова не способен вымолвить. Иногда я думаю, некоторым следовало родиться крестьянами и помереть несколько веков назад. Решайте сами, раз влезли в это. Доступ к библиотеке у вас есть. Это всё?

— Да. Благодарю совет, что уделили мне время.

— Совет, в свою очередь, благодарит за службу. Всегда приятно работать с человеком, преданным своей стране.

Легат кивнул головой и вышел в приёмную, где получил бумаги от камергера. На выходе из дворца ветер швырнул ему в лицо пару листьев. Их, как всегда, не успевали убирать. Он направился вверх, к жилой улице: телеги из внешнего мира подождут до завтра, заодно и уточнит у часовых про книги.

Впереди замаячила знакомая фигура Фриды. Он обогнал её, походя бросив «привет», и уже хотел свернуть к своему дому, но лаборантка вдруг окликнула его:

— Постой…

— Да?

— Хватит убегать от меня, — она взяла его под локоть, — Просто пройдёмся, погуляем на свежем воздухе, я тебя не съем.

— С чего такая перемена?

— Невозможно вечно сжигать себя ненавистью. Нужно пройти это рано или поздно. Я страдала достаточно.

— Ты больше на меня не злишься? — легат внутренне напрягся, помня прошлые ссоры — яростные, стремительные, возникающие ниоткуда и взрывающиеся в мгновение ока.

— Я никогда не злилась на тебя. Я злилась на весь мир, на совет, на саму себя. На дочь, в конце концов, — она нервно повела рукой по длинным прямым волосам, поправляя их, и отвернулась в сторону.