«Время сердца». Переписка Ингеборг Бахман и Пауля Целана

Вчера Клаус Демус принес твои стихи, которых я прежде не знала, три из них — совсем недавние. Невыносимо, что они попали ко мне таким вот окольным путем. Прошу, прошу тебя, не надо так. Ведь хоть что-то должно же оставаться и для меня.

Я умею читать их лучше, чем другие, потому что встречаю в них тебя с тех самых пор, как больше не стало нашей с тобой Беатриксгассе [14] . Все говорит мне о тебе, я погружаюсь в стихи и разговариваю с тобой, обхватываю ладонями твою чужестранную темную голову и хочу сдвинуть камни с твоей груди, разжать твою руку с гвоздиками [15] и услышать, как ты поешь. Со мной не произошло ничего такого, что вдруг побудило бы меня думать о тебе больше. Все как всегда, у меня есть работа и успех, меня вроде как окружают мужчины, но это не имеет значения: ты слышишь, свет и мрак чередуются друг с другом, и дни пролетают словно миг…

14

Бахман снимала комнату в квартире по адресу Беатриксгассе 26 до июня 1949 года.

15

Аллюзия на заключительную строку стихотворения Пауля Целана «Девкалион и Пирра»: «Пусть придет человек с гвоздикой!» В переработанном варианте стихотворение получило название «Поздно и глубоко», переписана была и заключительная строка: «Пусть придет человек из могилы!»

6. Пауль Целан — Ингеборг Бахман

Париж, 20 июня 49 года

Ингеборг!

Нет, в этом году я приеду «неточно» и с опозданием. Но, может, лишь потому что хотел бы: пусть никого, кроме тебя, не будет, когда я поставлю маки, очень много маков, и память, памяти тоже не меньше, — два больших сияющих букета — на твой накрытый к дню рождения стол. Вот уже несколько недель я предвкушаю этот момент.

Пауль.

7. Ингеборг Бахман — Паулю Целану

Вена, 24 июня 1949 года

Ты, любимый!

Я вовсе и не думала об этом, и вот сегодня, накануне — в прошлом году ведь все так и было, — ко мне в самом деле прилетела твоя открытка, влетела прямо в сердце, да, именно так, я люблю тебя, я об этом ни слова не говорила, тогда… Я снова почувствовала запах маков, сильно, очень сильно, ты восхитительно колдовал тогда, мне никогда не забыть твоего волшебства.

Порой я хочу только одного: уехать отсюда, в Париж, почувствовать, как ты трогаешь мои руки, как ты всю меня трогаешь — цветами, а потом снова не знать ни о чем — ни откуда ты пришел, ни куда уходишь. Для меня ты родом из Индии или из еще более далекой, темной, смуглой страны, ты для меня пустыня, и море, и все, что есть тайна. Я по-прежнему ничего толком не знаю о тебе и потому часто боюсь за тебя, мне невозможно представить, что ты вынужден делать то же самое, что мы, другие, делаем здесь, мне хочется иметь замок для нас двоих, и чтобы ты пришел ко мне и был моим заколдованным господином, и там будет много-много ковров и музыки, и мы откроем для себя любовь.

Я часто размышляла о том, что «Корона» — твое самое прекрасное стихотворение, оно самым совершенным образом предугадывает то особое мгновение, когда все обратится в мрамор и будет навсегда. Но мне здесь не придет «время» [16] . Я жажду чего-то, что мне недоступно, все тут плоское и затхлое, обессилевшее и использованное еще до того, как им успели попользоваться.

В середине августа собираюсь появиться в Париже, всего на несколько дней. Не спрашивай, почему и зачем, но будь там для меня — всего на один вечер, на два, на три… Поведи меня на набережную Сены, мы будем долго смотреть в ее воды, пока не превратимся в маленьких рыбок и не узнаем друг друга вновь.

16

Аллюзия на строки стихотворения Целана «Корона»: «Теперь время, чтоб время пришло» (Перевод В. Барского).

Ингеборг.

8. Пауль Целан — Ингеборг Бахман

Париж, 4(?).08.1949

Ингеборг, дорогая!

Всего несколько строк, в спешке, чтобы сказать, как я рад, что ты приезжаешь [17] .

Надеюсь, это письмо придет вовремя, и ты напишешь, когда прибывает поезд: можно ли мне тебя встретить? Или лучше не надо, я ведь не смею спрашивать, почему и зачем ты едешь?

17

Ингеборг Бахман приехала в Париж только осенью 1950 года.

Я полон нетерпения, любимая.

Твой Пауль.

Вот мой телефонный номер:

DAN 78–41 [18]

9. Пауль Целан — Ингеборг Бахман

31, Рю дез Эколь

Париж, 20 августа 49 года

Моя дорогая Ингеборг!

Ты, значит, приедешь только через два месяца — почему? Ты этого не говоришь. Ты также не говоришь, надолго ли, не говоришь, получила ли стипендию. Пока что мы, как ты предлагаешь, могли бы «обмениваться письмами». А знаешь, Ингеборг, почему весь последний год я тебе так редко писал? Не только потому, что Париж загнал меня в тупик жуткого молчания, из которого я пока не выбрался; я, кроме того, не знал, что ты думаешь о тех коротких неделях в Вене. Как я мог это понять по твоим первым, в спешке набросанным строчкам, Ингеборг?

18

Телефонный номер отеля, тогда у Пауля Целана не было своего телефона.

Может, я ошибаюсь, может, дело обстоит так, что мы избегаем друг друга именно там, где очень хотели бы встретиться, может, виноваты мы оба. Только я иногда говорю себе, что мое молчание, наверное, понятнее, чем твое, потому что тьма, которая навязывает его мне, старше.

Ты знаешь: важные решения каждый должен принимать сам. Когда пришло то письмо, где ты спрашивала меня, выбрать ли тебе Париж или Соединенные Штаты, я бы охотно сказал, как бы меня обрадовало, если бы ты приехала сюда.

Понимаешь, Ингеборг, почему я от этого воздержался? Я сказал себе: если бы ты действительно придавала какое-то (а это значит: больше, чем какое-то) значение тому, чтобы жить в городе, где живу и я, ты бы не спрашивала у меня совета.

Прошел долгий год, год, в который тебе наверняка довелось столкнуться со многим. Но ты мне не говоришь, насколько далеко за чертой этого года остались наши с тобой май и июнь.

Насколько далека или близка мне ты, Ингеборг? Скажи, чтобы я знал, закрываешь ли ты глаза — сейчас, когда я тебя целую.

Пауль.

10. Ингеборг Бахман — Паулю Целану

Вена, 24 нояб. 1949 года

Дорогой, дорогой Пауль!

Уже ноябрь. Письмо, которое я написала в августе, по-прежнему не отправлено — все так печально. Ты, должно быть, дожидался его. Примешь ли ты его сегодня?

Я чувствую, что говорю слишком мало, чувствую, что не могу тебе помочь. Мне бы надо приехать, посмотреть на тебя, извлечь тебя наружу, поцеловать и крепко держать, чтобы ты не ускользнул. Прошу, верь, что я однажды приеду и верну тебя. Я со страхом наблюдаю, как тебя уносит в огромное море, но я построю корабль и верну тебя, пропавшего, домой. Только ты сам помоги мне в этом и не усложняй мою задачу. Время и много чего еще — против нас, но мы не позволим ему разрушить то, что хотим спасти из его потока.

Напиши мне поскорее, прошу, и напиши, нужны ли тебе мои слова, примешь ли ты мою нежность и любовь, можно ли тебе чем-то помочь, тянешься ли ты еще ко мне и укрываешь ли меня темным покрывалом тяжелого сна, в котором я хочу просиять светом.

Попытайся же, напиши, задай мне вопрос, освободись от всего, что тебя гнетет!

Я вся с тобой.

Твоя Ингеборг.

10.1. Приложение

Вена, 25 августа 1949 года