Время – словно капля янтаря

— Что от меня требуется?

— Следи за приборами, я тебе сейчас всё объясню. Если вот здесь и здесь показания будут в норме — за красные риски не зашкалят, — нажмёшь кнопку по моей команде. Управлять «вуалью» изнутри мне представляется слегка рискованным.

Сказать, что я волновался, нажимая эту чёртову кнопку, — значит, ничего не сказать. Сравнить могу разве что с тем днём, когда Светлана рожала. Когда Радислав исчез со стула, я чуть в обморок не грохнулся… но тут же услышал чавканье за спиной. Изобретатель сидел на диване с остатками батона в одной руке и пачкой кефира в другой.

Каюсь, не выдержал я, выматерился. Радик виновато моргнул.

— Извини, я не подумал, что ты испугаешься. Нужно было на место вернуться. Просто с утра ничего не ел, а тут почти час лишнего времени появился. Я и решил перекусить.

Батон он уминал с завидным аппетитом. Значит, эксперимент на его здоровье не отразился, и это — главное. Злость отпустила.

— Ладно, рассказывай, как там, «за вуалью»?

— Необычно, сразу и не объяснишь. — Завадский сунул в рот остаток батона, вытер рукой кефирные «усы». И приподнявшись, протянул кошелёк. Очень похожий на мой. — Там пятёрки не хватает, я в магазине оставил. С получки отдам.

Я растерянно пощупал карман. Пусто. И батон с кефиром…

— Получается, ты вытащил у меня кошелёк, сходил в магазин, взял там кефир и хлеб, вернулся, слопал почти всё. А для окружающих это произошло мгновенно?

— Ага.

— Не сходится! — Я упрямо качнул головой. — Кошелька, батона и кефира внутри «вуали» не было! Откуда у них-то лишние кванты появились?

Радик вздохнул.

— Ещё карман твоих брюк добавь, двери квартиры и магазина. Молекулы воздуха, в конце концов. Моя теория это не объясняет. Нужно думать. Но ты представляешь, какие неожиданные перспективы открываются?

Я ещё раз покосился на кошелёк в руке. Да уж, «перспективы».

— Радик, теперь точно нужно в Академию Наук сообщать. Такое открытие — это не шутка.

— Да, конечно.

Когда он говорит «да, конечно» с таким отсутствующим выражением на лице, значит, не слышит, новые теории придумывает, можно тихонечко вставать и уходить. Я потряс его за плечо, возвращая к действительности.

— Смотри не вздумай экспериментировать в одиночку!

— Само собой. Не могу же я находиться и внутри, и снаружи одновременно.

Через три дня отмечали юбилей моего тестя. Я не любитель за воротник закладывать. Но тесть — дядька заводной, прицепится — считай пропал. В общем, на следующее утро проснулся я с больной головой часиков в десять. Светлана первым делом информацию выдала: «Вечером Завадский звонил, говорил, срочное дело. Но ты никакой был, я и будить не стала».

Какое дело могло быть у Радика, я догадался сразу — новый эксперимент замыслил. Перезвонил ему, да только трубку никто не взял. Вот тогда страх у меня в душе и шевельнулся. Как только в город вернулись, бегом к нему.

Кнопка звонка была на месте. Но на нажатие пальцем никак не реагировала.

— Не старайтесь, у нас в доме со вчерашнего вечера электричества нет, — объяснила спускающаяся по лестнице женщина.

— А что случилось?

— Говорят, по ошибке две фазы дали. У людей не только проводка — холодильники, телевизоры погорели. Электриков вот ждём. А ущерб кто возместит?

Известие напугало меня больше, чем молчание телефона. Минут пять я безуспешно тарабанил в дверь, затем начал обдумывать варианты её вскрытия. Удался самый простой — потянуть за ручку. Дверь была не заперта.

В квартире стоял ощутимый запах горелой изоляции. Воображение мгновенно нарисовало картину — бездыханное тело экспериментатора, лежащее на полу. Я рванулся внутрь…

Радислава в квартире не было. «Вуаль», по-прежнему красующаяся в центре комнаты, заваленный приборами стол, диван, небрежно застеленный одеялом… Может, хозяин в магазин ушёл и дверь запереть позабыл?

Может быть. Но две вещи мне не понравились. Стул опять стоял внутри цилиндра. И Радик добавил к цепи, включающей установку, таймер. Если он решился провести эксперимент в одиночку, и токовый скачок попал как раз на это время… Он мог не успеть выскочить из «вуали». А что такое экспоненциальная зависимость я представление имею, не пацан малограмотный.

Завадского тогда так и не нашли. У милиции подобных дел — тысячи. Вышел человек из дома и пропал. Квартиру его однокомнатную родственники продали, что стало с прибором, выяснить я не смог. Поначалу совести не хватало с мелочами лезть, когда у людей горе, потом поздно оказалось — проволочная сетка исчезла. Использовали её для чего-нибудь или на свалку выбросили, никто не помнил. Без вещественных же доказательств в Академию Наук не сунешься — на смех поднимут. Решат, крыша у дядьки поехала от долгого общения с подрастающим поколением.

На том история «вуали времени», вроде бы, закончилась. А потом в моей собственной жизни такое завертелось, что я о ней и думать забыл.

На долгих десять лет.

Часть I Курс — бейдевинд! Глава 1. Сентябрь 2009 года

Гражданин цедил пиво с таким видом, что мне нехорошо становилось, неприятно. Точно ему в бутылку ослиной мочи налили. А пиво-то недешёвое, я себе такое не позволяю. Даже когда в ЖЭКе зарплату выдают.

От мысли о пиве во рту пересохло. Там и до этого сухо было, а теперь и подавно. И то сказать — сентябрь на дворе, а солнце шпарит, что твой июль. Одиннадцати нет, и уже пекло. В самый раз выпить чего-нибудь холодненького, если не пива, то хоть минералки.

Нет, о прохладительном и мечтать нечего. В кармане голяк, потому я и вышел на бульвар в неурочный час. Тару собирать нужно рано утром, пока наш брат дворник не заявился чистоту наводить. Или вечером, когда народ гулять вываливает, «тусоваться». Тусуются нынче все, и пацаны, и девчата, обязательно с бутылкой пива в руках. И хорошо, если ноль пять, а то и литровки пластиковые таскают. Не то, что в наше время.

Этих, с литровками, я не люблю. И с банками алюминиевыми тоже. Стекло — самая лучшая тара. И для того, кто пьёт, и для того, кто потом убирает. Пока что у меня в сумке позвякивали лишь три бутылки. Четвёртая — у мужика. Только когда он её допьёт? Может, и не ждать? А пивко-то у него холодное, издалека видно, как бутылка вспотела. У меня от этого зрелища язык к небу присох.

Человек опять глотнул. И опять скривился. Да не мучайся ты так, дорогой, не пей, если не хочешь. Поставь аккуратно рядом с лавочкой, и топай своей дорогой. Найдётся, кому убрать.

Я представил, как сажусь на его место. Наклоняюсь, тянусь рукой за бутылкой, что затаилась между ножкой лавки и урной. Неторопливо, будто свою, поднимаю. Пью. Хорошее прохладное пиво.

Когда-то допивать за другими я бы побрезговал. Не поверил бы даже, что такое возможно, если бы кто-нибудь рассказать взялся. Решил, что шутит или издевается. Да ещё смотря кто рассказывал, а то и в морду двинуть мог, чтобы за базаром следил… Теперь не брезгую. Теперь многое по-другому стало. Потому как раньше я был Геннадий Викторович, учитель, уважаемый человек. Теперь — Генка-дворник.