Время – словно капля янтаря

— Так ты… это ты насочинял всё?!

— Да. Расскажи лучше о себе. У тебя что случилось? Что-то совсем нехорошее? С семьёй? С дочкой?

Меня будто холодной водой из брандспойта окатили. Хуже — будто обухом в темя хрякнули! Мгновенно Радиковы сказки о путешествиях во времени отступили, и сегодняшняя реальность навалилась. Память девяти лет, разделивших нас.

Солёный комок подкатил к горлу. Но я сдержался. Эти слёзы я уже выплакал. Сотню раз выплакал.

Радик заметил, как я переменился в лице, вновь разлил водку, пододвинул мне стакан.

— Расскажи, сразу легче станет.

Легче? Да понимает ли он, о чём говорит? Мне — легче?!

Я схватил стакан, опрокинул в рот, высушил одним долгим, большим глотком. Это был лишний стакан, не мой уже. И чёрт с ним! Хочет послушать?! Изволь!

Выложил я всё, как есть. О Ксюше, о злосчастном июле две тысячи первого, о пацане-ментёнке, решившем полихачить, о том, как в наших судах красный свет неожиданно меняется на зелёный, а «зебра» уползает на шесть метров в сторону. О том, как я пытался найти правду… И о том, как эта самая «правда» нашла меня, тоже рассказал.

Потом я ещё выпил. Больше не думая, лишним будет стакан или нет.

— Ты меня спрашивал, почему я в школе не работаю? Статья у меня неподходящая, понимаешь ли. С такой к детям и близко не подпустят. Хорошо, хоть дворником взяли! Директор ЖЭКа «облагодетельствовал». Сказал, когда заявление подписывал: «Повезло тебе, что я мужик. Мужик к мужику в таких делах всегда сочувствие проявит. Была бы на моём месте баба, погнала бы тебя взашей». Поинтересовался ещё: «И как она, стоило того?» Гад.

Радик слушал меня, всё более хмурясь. И когда я замолчал, переспросил:

— Гена, но это же ерунда какая-то? Не мог ты так поступить. Если бы она тебя даже спровоцировать попыталась, ты бы не поддался. Выставил бы её, и всё.

Я разозлился. Он что, не слышал, что я ему рассказывал? Или сомневается, что это подстава была?! Конечно, молодая смазливая кукла сама себя предлагает. Какой мужик устоит? И друг Гена не выдержал, позарился на свеженькое…

Рука моя сама собой сжалась в кулак. Врезать бы от души, чтобы не вякал!

Я испугался такой своей мысли. Это всё из-за водки, лишний стакан. Или два? Завадский ведь не виноват, совершенно не виноват. Вот сучке той малолетней я бы врезал, дряни мокрохвостой. Ох, врезал бы! Изуродовал бы, чтобы на всю жизнь запомнила, как другим эту самую жизнь ломать ни за что, ни про что. Потом опять на зону, но и хрен с ним!

А на зоне снова тех шакалов бы встретил. Нет, драться с ними я не стану. Просто замочу. Стольких, сколько смогу. И пусть потом убивают. Жизнь не дорога? Да нахрен она мне нужна, такая жизнь!

— Нахрен она мне нужна, а? Я тебя спрашиваю?!

— Тише-тише…

Оказывается, я ору это во весь голос и кулаком по столу стучу, а Радик хватает меня за плечи, пытается остановить. Прихожу в себя на минуту, тянусь за бутылкой. Радик сдёргивает её со стола.

— Что, жалко?! — рычу на него. — Для друга жалко? Зачем тогда звал?

— Гена, тебе хватит…

Вновь выныриваю на поверхность — я у дверей, порываюсь уйти, а Радик вцепился, что твой репей, не пускает.

— Не-не-не, и не думай! Не пущу! Тебя же первый милиционер арестует…

Это он прав. Повяжут, козлы вонючие…

Вновь просветление — Радик пытается уложить меня на диван, а я отбрыкиваюсь:

— Отвянь, не буду я спать! Мы ж не допили…

И последний кадр. Радик моет посуду на кухне, а я стою в дверях, прислонившись к косяку, чтобы не упасть. Глупо хихикая, спрашиваю:

— Радик, это ты мне снишься, а?

— Нет, не снюсь.

— Так мы это чё, в самом деле здесь? В будущем?

— Угу, в самом деле.

— А… я это… не хочу здесь. Мне назад надо.

— Назад? На диван, что ли? Так отправляйся. Дойдёшь или помочь?

— Дойду…

Не помню, добрел я самостоятельно, или Радик меня тащил. Больше кадров яви в моей голове не осталось. Дальше шёл сон.

— … Па, а правда было такое, что вы меня чуть не потеряли?

— Это мама рассказывала? Правда. Мы к бабушке Зое ехать собирались. На вокзале, пока поезд ждали, ты и пропала. Только что сидела возле чемоданов, глядь — уже нету. Ух, как мы испугались!

— А чего вы испугались? Подумаешь, отошла на два метра. Куда бы я делась!

— Не скажи. Это же вокзал. Людей толпы, приезжают, уезжают. Цыган, опять же полно, жулья всякого. Запросто увести могли. Мы пока искали, к тебе какой-то дядька приставать пытался. А ты что, ничего не помнишь?

— Помню. Как мама меня лупцевала, а я ревела.

— Так было за что.

— Бить детей нельзя, ты сам говорил. Па, а дядька тот куда делся?

— Дядька? Почём я знаю. Убежал. Пошли к двери, нам сейчас выходить.

На остановке из автобуса высыпало человек десять. Большинство — мамаши с детьми, как и мы в цирк приехали, на дневное представление. Сегодняшний поход мы планировали давно, но как-то не получалось, — то одно мешало, то другое. Так до моего отпуска и дотянули. Дальше откладывать стало некуда. Ксюша и без того почти месяц каникул в городе кисла, давно пора к бабушке отвозить, иммунитет укреплять среди здоровой экологии.

В цирк мы собирались идти втроём, но в последний момент у Светланы не сложилось на работе. Конец квартала для бухгалтера самая горячая пора, всё равно, что у нас конец четверти. Случается, и по воскресеньям выходит. Так что третий билет желательно было продать, деньги в хозяйстве не лишние.

— Па, давай мороженое купим?

Лоток стоял на противоположной стороне улицы, нам не по пути.

— Может, в цирке? В буфете наверняка есть.

— Пока дойдём, мы его съедим. А в цирке очередь будет здоровенная. Глянь, народу сколько.

Оксана выразительно ткнула пальцем в многочисленные человеческие ручейки, стекавшиеся к громаде цирка. С очередью она правильно подметила — ожидалась здоровенная.

— Па, я быстро сбегаю. Одна нога здесь, другая там. Ты какое будешь? Белый пломбир, как всегда?

— Ладно, беги. Через дорогу осторожно!

— Что я, маленькая! Деньги давай.

Я выудил из кошелька пятёрку, протянул. Проследил, как Ксюша метнулась к переходу, остановилась, послушно ожидая, когда зелёный человечек придёт на смену красному. Молодец. А то, что не маленькая, это правда. В свои двенадцать Оксана выглядела на все четырнадцать. Я невольно залюбовался дочерью. Рослая, крепенькая. Плечи широковаты для девочки, но это её ничуть не портит. Спортивная она, вся в папу. Только волосы от Светланы достались — густая русая волна, укрывающая до половины спины. Лёгкий ветерок ласкал их, заставлял струиться, словно это и впрямь была живая золотистая река.