Все дело в деньгах

Я проглотил это. Слишком многое было поставлено на карту. Если я смогу ее вылечить, она меня озолотит. Я верил в это. Я видел это как наяву.

– Расти, ты всех тут знаешь. Ты в курсе всего, что происходит. Как ты думаешь, кто может ей помочь? Кто-то же должен быть! На киностудиях ведь полно наркоманов. И их вылечивают. Кто это делает?

Расти почесал шею, хмуро глядя на меня.

– Это да, но они народ денежный. Курс лечения стоит больших денег. Есть один человек, но, я слышал, он очень дорого берет.

– Хорошо, отлично, может быть, я смогу одолжить у кого-нибудь. Мне нужно ее вылечить, понимаешь? Кто он? Как его зовут?

– Доктор Клинзи, – сказал Расти. И усмехнулся. – Ты меня убиваешь. Он тебе не по карману, но он может помочь. Он вылечил Мону Гиссинг и Фрэнки Леддера. – Это были имена крупнейших звезд студии «Пасифик». – Они курили траву, и он полностью избавил их от зависимости.

– Как мне его найти?

– Посмотри в телефонном справочнике, – бросил Расти. – Послушай, Джефф, ты ведешь себя как дурак. Ты с ним за всю жизнь не расплатишься.

– Мне все равно, сколько это будет стоить, главное, чтобы он смог ее вылечить. Я предложу ему долю. Она будет знаменитой и будет приносить баснословную прибыль. Я нутром это чую. У нее такой голос, что ей ничего не стоит стать звездой.

– Ты просто спятил.

– Хорошо, пусть я спятил.

Я выписал адрес доктора Клинзи из телефонной книги. Он жил на бульваре Беверли-Глин.

Наблюдая за мной, Расти промолвил:

– Послушай моего совета, Джефф. Я знаю, что говорю. Хуже нет, чем связаться с наркоманом. Им ни в чем нельзя доверять. Они опасны. У них нет чувства ответственности, как у здоровых людей. Они уже не такие, как мы. Ты должен смотреть правде в глаза. С ними нельзя общаться, они ненормальны. Они могут пойти на все, и их ничто не остановит. Брось эту девицу, пока не поздно. Она принесет тебе только несчастье. С такими людьми нельзя связываться.

– Можешь оставить свое мнение при себе, – буркнул я. – Что ты волнуешься? Я же не прошу тебя о благотворительной помощи.

И я вышел из бара и пошел обратно в свой пансион.

Рима сидела в постели. Она была одета в черную пижаму, и со своими распущенными серебристыми волосами и ярко-голубыми глазами выглядела совершенно потрясно.

– Я хочу есть.

– Эти слова я велю выгравировать на твоем надгробном камне. Хочешь ты есть или нет – меня не касается. Кто дал тебе деньги на дозу вчера вечером?

Она отвела глаза в сторону:

– Никто. Я ничего вчера не покупала. Ты мне не одолжишь?..

– Замолчи сейчас же! Если я смогу договориться, ты будешь лечиться?

Она помрачнела:

– Мне уже ничто не поможет. Я это знаю. Бесполезно об этом говорить.

– Есть кое-кто, кто может тебе помочь. Если я смогу уговорить его, чтобы он взял тебя на лечение, ты пойдешь?

– Кто это?

– Доктор Клинзи. Он лечит всех знаменитостей Голливуда. Возможно, мне удастся убедить его вылечить и тебя.

– Конечно, жди! Гораздо дешевле будет просто дать мне денег. Я ведь совсем немного прошу…

При этих словах я схватил ее в охапку и стал трясти. Она дохнула на меня – запах у нее изо рта был тошнотворный.

– Ты будешь лечиться, если я смогу тебя к нему устроить, или нет? – заорал я в припадке ярости.

– Как хочешь.

Я чувствовал, что выхожу из себя, и огромного усилия стоило мне сдержаться.

– Хорошо, я с ним поговорю. Оставайся здесь, никуда не уходи. Я попрошу Кэрри принести тебе чашку кофе и что-нибудь поесть.

Я вышел. Подойдя к лестнице, крикнул вниз Кэрри, чтобы принесла гамбургер и чашку кофе в комнату Римы. Затем пошел к себе и надел свой лучший костюм. Правда, далеко не новый, и в некоторых местах он даже лоснился, но, после того как я тщательно прилизал волосы и начистил ботинки, я стал все же отличаться по виду от бродяги.

Рима все еще сидела в постели и потягивала кофе. Увидев меня, она наморщила нос:

– Ого! Да ты настоящий красавчик!

– Не твое дело. Пой. Давай быстро пой мне прямо сейчас.

Она уставилась на меня:

– Что петь?

– Что хочешь, только пой.

Она начала «Дымом застланы твои глаза». Мелодия рождалась в ней легко, переливалась ручьем. У меня по спине, как в тот раз, поползли мурашки и добрались до самых корней волос. Комната наполнилась чистым, звонким, как у колокольчика, звуком. Это было еще прекраснее, чем я представлял себе.

Я стоял как вкопанный. Она пропела куплет.

– Достаточно, – остановил я ее. Сердце мое колотилось. – Я скоро вернусь, только никуда не уходи.

И, перепрыгивая через три ступеньки, я спустился по лестнице.

II

Резиденцию доктора Клинзи окружали полтора акра прекрасно ухоженных садов и ограждал высокий стальной забор, по верху которого шли стальные же острия.

Длинная дорожка вела от ворот к дому. Быстрым шагом я прошел минуты три или четыре, прежде чем моему взору открылся дом, походивший на декорацию дворца Козимо Медичи во Флоренции, возведенного для съемок какого-нибудь фильма. К дому вела огромная лестница с террасой, ступенек в пятьдесят, не меньше. Окна верхнего этажа были забраны решетками.

Везде царила какая-то гнетущая атмосфера, стояла полная тишина. Казалось, даже розы с бегониями в печали низко склонили свои головки.

В глубине парка под тенью вязов несколько человек сидели в креслах-каталках. Возле них хлопотали три или четыре медсестры в ослепительно белых халатах.

Я поднялся по длинной лестнице и позвонил в дверь. Через минуту мне открыл грустный пожилой господин с таким пепельным лицом, такими пепельными волосами, такими пепельными глазами, в таком пепельном костюме, что казалось, он весь, с ног до головы, покрыт слоем пепла.

Я представился. Не говоря ни слова, он проводил меня по сверкающему паркету в боковую комнату, где сидела медсестра, стройная блондинка, и возилась с бумагами.

– Мистер Гордон, – провозгласил серый человек. Он проворно подсунул мне стул, и я невольно сел. Затем он вышел, так бережно прикрыв за собой дверь, словно она была из хрусталя.

Медсестра положила ручку на стол и обратилась ко мне мягко, с печалью в глазах:

– Слушаю вас, мистер Гордон. Чем мы можем быть вам полезны?