Всё ещё люди
Шрифт:
Мы сидели, болтали о разном и пили пиво. Я сначала не хотела, но Лиза меня убедила. Не знаю, как она купила или вообще откуда достала. Сначала мне казалось, что со мной ничего особенного не происходит, но постепенно начала чувствовать себя немного по-другому. Я никогда не пила раньше. Мне как будто стало немного легче. И потом мне даже захотелось обнять Лизу, но я этого не сделала.
Я пришла домой часов в десять, наверно. Мать, конечно, принялась меня допрашивать и опять ныть. Шла бы она.
Сейчас уже за полночь, и я думаю про Лизу и про то, что она для меня значит. Мне кажется, она мне нравится. Не как подруга, а как девушка. Если я хочу быть с ней честной, я должна буду сказать
А для моей дорогой консервативной матушки будет дополнительный повод поворчать на меня, если она узнает. Она открыто не высказывается, конечно, но ей никогда не нравилось, что меня привлекают девочки. Но и чёрт с ней. Это не настолько меня беспокоит. Просто ещё чуть больше будет трепать мне нервы».
2081, осень
Центр Чёрчленд. Большое десятиэтажное здание. Стоявший у дверей мужчина приблизился к Джоан.
– Здравствуйте. Вы – Джоан Мейерс, я не ошибся?..
– Я вас слушаю.
– Миссис Мейерс, – представитель Центра произносил слова медленно, словно с трудом, – я понимаю, как вам нелегко…
«Ну конечно, уж ты-то понимаешь».
Он представился как Лайам Кох. Личная встреча проходила в самом Центре. Они сидели друг напротив друга в небольшом, скорее, даже тесном офисном помещении: Джоан – спиной к двери, Кох – около окна, за столом.
– Давайте ближе к делу. Вы уже сообщили кое-что. – Вчерашний звонок стал для Джоан настоящей неожиданностью. – Стоит обсудить подробности.
– О, разумеется.
– Итак… О каких конкретно методах речь?
– Вам, возможно, случалось слышать о проводившихся по нашей инициативе опытах на приматах с серьёзными поражениями головного мозга?
«Он что, имеет в виду…» Ну да, конечно, что же ещё? Те самые эксперименты на шимпанзе, которые, из-за невозможности согласовать их условия с принятыми в Канаде этическими стандартами по отношению к приматам, пришлось проводить в Сибирско-Дальневосточной республике. Результаты оказались потрясающими, гнев эго-защитников – тоже.
– Да, и это было очень впечатляюще, но… – Джоан остановилась. – Если вы намереваетесь использовать ту же технологию в случае с моим сыном, то это плохая идея.
– Миссис Мейерс, с тех пор мы успели продвинуться далеко вперед. Вообще, это уже качественно новый уровень в сравнении с тем, что было. И мы прекрасно отдаём себе отчёт в когнитивных различиях между видами. Сейчас у нас есть всё – техника, математические модели, специалисты. Кстати, нами использованы в том числе некоторые наработки по матмоделированию из вашей последней публикации, – добавил он.
«Ты серьёзно думаешь, что меня этим можно купить? А теперь всё-таки давай взглянем правде в глаза, Джоан, – сказала она себе. – Твой сын, если всё оставить как есть, вполне возможно, скоро умрёт. Его состояние – хуже некуда. Почему ты так неуверенна?»
– Что ж, ваше учреждение, безусловно, имеет очень хорошую репутацию… – («Да в своё время я бы обмочилась от радости, если бы могла устроиться туда работать». ) – Но мне бы всё-таки хотелось ознакомиться с некоторыми… м-м… техническими подробностями. Я, конечно, не столь высококлассный специалист, но в чём-то разбираюсь.
– Мы можем дать вам такую возможность. Скажу больше: я как раз собирался сообщить, что мы готовы предоставить вам работу в проекте.
«О, да неужели?»
Кох добавил:
– И, миссис Мейерс, смею вас заверить, вы явно недооцениваете свои профессиональные способности…
«Ну конечно, я же, блин, способна на равных тягаться с хайвами и прочими интеллектуальными монстрами. Само собой».
– …Даже история вашей научной карьеры, ваше рвение…
«Твою мать, у тебя вообще есть чувство меры?»
Положение Джоан было неловким. Ей было совершенно ясно, что её банально покупают, прикрываясь
при этом дешёвейшей лестью, но отказываться было бы непростительной глупостью.То, что они предложили работу, было для Джоан всё-таки довольно неожиданно.
Неужели они думают, что ей не хватило бы надежды на спасение Алана, поданной хоть в каком-то виде, и для верности решили подбросить ещё приманку?
Самое смешное, что и в этом случае отказывать неправильно. Проблемы с деньгами давали о себе знать, и…
Наверное, глупо – но почему-то кажется, что так она была бы ближе к сыну. Хоть немного.
– Ладно, хорошо. – Джоан снова взяла в руки стакан. Пальцы так плотно сжали стекло, что ей казалось, ещё чуть-чуть – и он лопнет в ладони. – Я согласна с тем, что вы предлагаете. Однако мне нужно поговорить с женой, думаю, вы понимаете.
– Разумеется.
«Поговорить с женой».
Джоан была почти уверена, что Эмма тоже согласится, но разговор тем не менее обещал быть непростым.
2082, лето
Эмма проснулась около девяти утра. День был свободен – смена в баре (под фармой, иначе к середине смены будешь как выжатый лимон) только послезавтра. Не обнаружив рядом Джоан, женщина не слишком удивилась. Просмотр сообщений лишь подтвердил догадку.
«Я ушла на работу. Тебя будить не стала. Если будет что-то важное – сразу сообщу. Целую». Ниже было добавлено: «Спасибо за то, что было ночью».
Эмма знала, что слова были искренними – то, что она чувствовала во время их связи, было трудно подделать, если вообще возможно. По крайней мере, ей очень хотелось верить в это. С тех пор, как Джоан устроилась на новую работу, они довольно мало времени проводили вместе. Гораздо меньше, чем хотелось бы. Джоан теперь была загружена сильнее, чем в дни преподавания и исследовательской деятельности в университете Британской Колумбии. Временами казалось, что она просто одержима новой работой, но Эмма не считала себя вправе осуждать супругу, даже зная, что та находится в проекте на вторых, если не на третьих ролях. Джоан вполне могла бы делать всё дистанционно – но редко этим пользовалась. Такое положение вызывало неприятные чувства. Когда жена оставалась работать дома, Эмма старалась не отвлекать её, как бы того ни хотелось. Она видела, как Джоан погружается в работу, не желая признавать своей незначительности в общем деле. Это место было для неё дополнительным стимулом, брошенной ей костью – если вдруг одной надежды на возвращение Алана окажется мало. Возможность чувствовать себя сопричастной процессу, а не просто сидеть и ждать результатов, и, конечно, приличная зарплата. Проект хорошо финансировался сверху – со стороны Министерства здравоохранения, военных (их интересовали перспективные приложения в сфере искусственного интеллекта), а также из негосударственных источников.
Несмотря на очевидность того факта, что сын много значил для Джоан, отношения этих двоих были непростыми. Однажды во время разговора, переросшего в ссору (всё началось со спора, насколько значимы жизни эго-систем помимо человеческих, но то, похоже, был лишь повод), Алан сказал матери, что ненавидит её, и Джоан просто взорвалась. Эмма тщетно пыталась успокоить обоих – они словно не замечали её. В тот субботний вечер Алан ушёл и вернулся лишь на следующий день. Пока Джоан, всё ещё кипя, медленно успокаивалась, Эмма без конца пыталась дозвониться Алану, но он упорно отказывался отвечать. Наконец три часа спустя Алан позвонил сам. Он сказал, что ему есть где переночевать. Эмма волновалась за сына и заснула лишь далеко за полночь. По возвращении Алан получил из уст Джоан вымученные извинения. Эмме удалось убедить её сделать этот скромный шаг к примирению, смирив до сих пор, похоже, кипящий внутри гнев. Алан кивнул, сказал, что тоже наговорил лишнего, и закрылся в своей комнате. Всё это напряжение было вызвано не одной только разницей в этических позициях, и Эмма это хорошо понимала. В частности, Джоан недолюбливала девушку Алана, Карлу, и порой отпускала в её адрес едкие шуточки и неодобрительные комментарии. В таких случаях обычно тихий Алан вспыхивал, не скупясь на ответные словесные удары.